кожи со своим телом, предотвратил отторжение. На это потребовалось все его
внимание, и ни уголка не осталось в мозгу, где могло бы сохраниться
осознание устрашающих последствий делаемого им. Только то, что видение его
транса представило необходимым, имело значение. Золотая Тропа могла
отвориться только после того испытания.
Лито скинул одежды и обнаженным лег на песок, протянув одетую в
перчатку руку на пути мигрирующей форели. Он припомнил, как однажды они с
Ганимой поймали песчаную форель и терли ее о песок до тех пор, пока та не
превратилась в "червя-детеныша" - жесткую трубочку, налитую изнутри
зеленым сиропом. Только аккуратно надкуси и быстро выпей - пока укус не
затянется, спасая хоть немногие капли.
Они были теперь по всему его телу. Он чувствовал, как пульсирует его
кровь под этой живой оболочкой. Одна попыталась закрыть ему лицо, но он
грубо ее покрутил, пока она не вытянулась в тонкую трубочку - удлинилась
намного больше червя-детеныша, оставаясь при этом гибкой. Лито надкусил ее
кончик и стал смаковать тонкую струйку сиропа, которого вытекло намного
больше, чем когда-либо приходилось отведывать Свободному. Он почувствовал,
как энергия сиропа разливается по его телу. Его охватило занятное
возбуждение. Некоторое время он был занят тем, что отвертывал от лица
наползающую пленку, пока не получилось окоченевшей кромки, замкнувшейся в
круг от лба до челюсти и оставляющей его глаза открытыми.
Теперь надо испытать видение.
Он встал на ноги, повернулся, чтобы побежать назад к хижине - и
обнаружил, что бежит так быстро, что не в состоянии сохранять равновесие.
Он рухнул в песок, перекувыркнулся и вскочил на ноги. Прыжок на дна метра
вознес его над песком - а когда он, приземлившись, попробовал просто идти,
то опять-таки он двигался слишком быстро.
"Стоп!" - велел он себе, и погрузился в расслабляющее прана-бинду,
собирая все свои ощущения в пруд своего сознания. Пробежала внутренняя
рябь ТЕПЕРЬ-ПОСТОЯННО, через которую он вживе ощутил Время, и возвышенный
восторг видения его согрел. Оболочка работала в точности так, как
предсказало видение.
"Моя кожа - не моя собственная".
Но его мускулам надо было немного потренироваться, прижиться к
усилению любого движения. Когда он пошел, он упал и покатился. Вскоре он
сел. В спокойствии кайма под его челюстью попыталась стать пленкой и
закрыть ему рот. Он плюнул на нее и ее надкусил, отведал сладкого сиропа.
Потом рукой закрутил ее вниз.
Прошло достаточно времени, чтобы возникло единство его новой кожи с
его телом. Лито вытянулся на спине, перевернулся на живот. Затем он
пополз, царапая оболочкой по песку. Он отлично ощущал песок, но ничто не
царапало его собственного тела. Сделав лишь несколько плавательных
движений, он одолел пятьдесят метров песка. От трения по телу разлилось
тепло.
Пленка больше не пыталась закрыть его нос и рот, но теперь ему
предстоял второй значительный шаг к Золотой Тропе. Его упражнения вывели
его за канал, в каньон, где находился пойманный червь. Он услышал, как
червь приближается с шипящим свистом, привлеченный его движениями.
Лито вскочил на ноги, намереваясь встать и подождать, но это движение
послало его метров на двадцать вглубь каньона. Невероятных усилий стоило
контролировать свои реакции, он опять присел на корточки, выпрямился.
Теперь прямо перед ним начал пухнуть песок, вздымаясь чудовищным завитком,
освещенным лунным светом. Песок разошелся перед ним на расстоянии всего в
два его роста. В тусклом свете полыхнули кристальные зубы. Он увидел, как
разверзается рот-пещера, далеко в глубине которой тягуче шевелилось
тусклое пламя. Всепобеждающий аромат спайса захлестнул его. Но червь
остановился. Он продолжал стоять перед Лито, когда из-за круч вышла Первая
луна. Ее свет отразился на зубах твари, окаймлявших пламенные отсветы
горения химических реакций внутри нее.
Так глубоко был в нем закоренелый страх Свободных, что Лито просто с
места срывало желание удрать. Но его видение удержало его в неподвижности,
в очарованности этим затянувшимся моментом. Еще ни один, стоявший так
близко к пасти живого червя, не уцелел. Лито тихо двинул правую ногу,
зацепился за песчаный бугорок и, среагировав слишком сильно, полетел прямо
к пасти червя. Он остановился, упав на колени. Червь так и не шевельнулся.
Он чувствует только форель, и не станет нападать на эту
глубоко-песочную ядовитую штуку, его родню. Червь нападет на другого
червя, посягнувшего на его территорию, или пожалует на обнаженный спайс.
Только водный барьер его останавливает - а песчаная форель, живая капсула
воды, и есть такой водный барьер.
Ради эксперимента Лито протянул руку к наводящей благоговейной ужас
пасти. Червь подался назад на целый метр.
К Лито вернулась уверенность, и он, отвернувшись от червя, принялся
обучать свои мускулы жить с этой новой заключенной в них силой. Он
осторожно прошелся назад к каналу. Червь позади него оставался недвижим.
Когда Лито оказался за водной преградой, он подпрыгнул от радости,
пролетел метров десять над песком в парящем полете, шлепнулся,
перекувырнулся и расхохотался.
Приоткрылся затвор хижины, на песок упал яркий свет. Сабиха, стоя в
ореоле желто-сиреневого свечения лампы, воззрилась на него.
Смеясь, Лито опять перебежал через канал, остановился перед червем и,
протянул руку, повернул лицо к Сабихе:
- Смотри! - окликнул он. - Червь слушается моих повелений!
Пока она стояла, окаменев от шока, он развернулся и бегом промчался
мимо червя вглубь каньона. Приобретя кой-какой опыт в своей новой коже, он
уже выяснил, что может бежать, лишь совсем чуть-чуть сгибал мускулы.
Усилий почти не требовалось. Когда он бежал, прилагая усилие, то взмывал
так, что его незащищенное лицо обжигал ветер. В глухом конце каньона он не
остановился, а подпрыгнул метров на пятнадцать вверх, вцепился в обрыв и
пополз наверх как насекомое. Он вылез на гребень Танцеруфта.
Перед ним простиралась пустыня в лунном свете - бескрайними
серебрящимися волнами.
Маниакальный восторг Лито приулегся.
Он присел на корточки, чувствуя потрясающую легкость тела. После
проделанного им физического упражнения он покрылся тонкой пленочкой пота,
которую стилсьют впитал бы и прогнал через влагоемкую прокладку, удаляющую
соли.
Теперь пот исчез, как только он расслабился, мембрана поглотила его
быстрее любого стилсьюта. Лито, задумавшись, развернул рулончик оболочки
под губой, засунул его в рот, отпил сиропа.
Вот рот его не закрыт. Чутким разумом Свободного он ощущал, как влага
его тела теряется через рот. Лито натянул оболочку себе на рот, закатал ее
край, попытавшийся запечатать ноздри, и держал так, пока ограничивающая ее
свернутая трубочка не осталась на месте. В пустыне он дышал уже
автоматически по принципу: вдох через нос, выдох через рот. Оболочка над
его ртом вздулась маленьким пузырьком, но осталась неподвижной. Не
теряется ни крупицы влаги, собирающейся в носу и на губах. Значит, он все
теперь приспособил.
Между Лито и луной пролетел топтер, сделал вираж, опустился на
широкую посадочную площадку на вершине, метрах в ста слева от Лито. Лито
глянул на него, отвернулся, поглядел на тот путь, которым он взобрался из
каньона. Внизу, у канала, виднелось множество огней, различалось
мельтешение большой толпы. Он услышал далекие выкрики, звучавшие с
различимой истерией. От топтера к нему приближались двое. Лунный свет
блестел на их оружии.
"Машхад", - подумал Лито, и это была печальная мысль. Отсюда - его
гигантский скачок на Золотую Тропу. Он надел живой, саморемонтирующийся
стилсьют из мембраны песчаной форели, вещь неизмеримой ценности на
Арракисе... пока не поймешь уплаченную цену. "Я больше не человек. Легенды
об этой ночи будут расти и раздуваться до неузнаваемости среди всех, кто
ее застал. Но она будет правдой, эта легенда".
Он поглядел вниз, прикинул, что уровень пустыни метрах в двухстах
внизу. Луна высвечивала выступы и трещины на крутой поверхности, но
никакой непрерывной тропки. Лито встал, сделал глубокий вдох, взглянул на
приближающихся мужчин и прыгнул в воздух. Примерно тридцатью метрами ниже
его согнутые ноги наткнулись на узкий выступ. Усиленные мускулы погасили
удар и, спружинив, направили его полет в сторону, до другого выступа,
который он задел руками, отскочил еще метров на двадцать вниз, наскочил -
опять руками - на следующий выступ и опять пошел вниз, отпружинивая,
прыгая, хватаясь за крохотные выступы. Наконец, заключительные сорок
метров он одолел одним прыжком, приземлился кувырком, поджимая колени,
вонзился в покатый склон дюны, подняв тучи песка и пыли. У подножия дюны
он поднялся на ноги, одним прыжком взлетел на гребень следующей дюны. Он
услышал хриплые крики с вершины обрыва, но проигнорировал их,
сосредоточась на широких прыжках с вершины на вершину дюны.
Побольше приспособясь к новой силе своих мускулов, он испытал
чувственную радость от того, что в предвидениях не было того, насколько
пожирающими расстояние станут его движения. Он был пулей пустыни, таким
вызовом Танцеруфту, который никто до него не бросал.
Когда он решил, что двое из орнитоптера достаточно оправились от
шока, чтобы возобновить преследование, он нырнул на теневую сторону дюны и
зарылся там. Для его новых мускулов песок был как тягучая жидкость, вот
только температура опасно поднималась, когда он рыл слишком быстро. Он
вышел наружу с другого конца дюны и обнаружил, что мембрана закрыла его
ноздри. Удаляя ее, он ощутил, как пульсирует его новая кожа, вовсю
трудясь, чтобы поглотить его пот.
Лито пристроил себе в рот трубочку, отпил сиропа, глядя вверх на
звездное небо. По его подсчетам, он был километрах в пятнадцати от Шулоха.
Вскоре на фоне звезд возникли очертания топтера, огромной птицы, а за ней
еще и еще одной. Он услышал тихо присвистывание их крыльев, ропот их
приглушенных реактивных двигателей.
Потягивая жидкость из живой трубочки, он ждал. Первая луна прошла по
своему пути, потом Вторая.
За час до зари Лито выбрался из своего укрытия на гребень дюны,
оглядел небо. Никаких охотников. Теперь он знал, что вступил на тропу, в
которой нет возврата. Впереди Время и Пространство уже приготовили ему
ловушку, ради незабываемого урока для него самого и всего человечества.
Лито повернул на северо-восток и пропрыгал еще пятьдесят километров,
прежде чем на день зарыться в песок, оставив только крохотный выход на
поверхность, через который высовывалась форельная трубочка. Оболочка
училась жить с ним одной жизнью точно так же, как он научился жить с ней.
Он старался не думать о всем другом, что она совершает с его плотью.
"Завтра я совершу набег на Гара Рулен, - думал он. - Я разрушу их
канал и выпущу его воду в песок. Затем я пойду на Виндсак, Старое ущелье и
Харг. За месяц экологическое преображение будет отброшено назад на целое
поколение. Это даст нам время для разработки нового расписания".
И, конечно, дикость мятежных племен будет осуждена. Кое-в-ком
проснутся воспоминания о Джакуруту. У Алии будет хлопот невпроворот. Что
до Ганимы... Лито беззвучно, одними губами, произнес слова, которые вернут
ей память. Время этому позже... если они уцелеют в этом жестоком
переплетении нитей.
Золотая Тропа заманчиво простиралась перед ним по пустыне, почти
материальная вещь, видимая им открытыми глазами. И он подумал о том, как
