Роберт ХАЙНЛАЙН
МАРСИАНКА ПОДКЕЙН
1
Всю жизнь я мечтала слетать на Землю. Не жить там, конечно, а просто
посмотреть. Всем известно: Земля - чудесное место для всяких-разных
экскурсий, но чтобы жить там... Для этого она не годится.
Лично я не верю, будто человечество произошло с Земли. Это
подтверждается лишь фунтом-другим старых костей плюс рассуждениями
антропологов, которые между собою-то не могут толком договориться, а еще
силятся скормить эту чепуху всем прочим.
Сами посудите: сила тяжести на Терре явно велика для человека и
оттого многие страдают грыжами, плоскостопием и сердечной
недостаточностью. Люди там вынуждены укрываться от солнца, чтобы не упасть
в обморок или не сыграть в ящик, - а ведомо ли вам хоть одно живое
существо, которое бы защищалось от собственной среды обитаниями. А уж
зеленая экология...
Ерунда все это. Мы, люди, просто не могли зародиться на Земле, да и
на Марсе, признаться, тоже, хотя нынешний Марс ближе к идеалу, чем прочие
планеты Системы. Может быть, нашей прародиной была погибшая планетами, но
моя родина - Марс; я всегда буду помнить его, куда бы меня ни забросило. А
я собираюсь далеко, очень далеко.
Но сперва я хочу слетать на Землю - вроде как для разминки перед
стартом - и заодно посмотреть, как, Во Имя всех святых, восемь миллиардов
людей могут жить буквально друг на друге (хотя на Терре заселена едва
половина суши). И еще я хочу увидеть океан... с безопасного расстояния.
Это что-то фантастическое. Меня в дрожь бросает, как представлю столько
воды безо всякой посуды. А если войти и океан, вода покроет тебя с
головой. Невероятно!
Скоро я увижу его!
Наверное, пора уже представить нас, семейство Фрайзов, я имею в виду.
Меня зовут Подкейн Фрайз, для друзей - просто Подди. Если хотите, можем
подружиться. Пол - женский, возраст - юный; сейчас мне чуть больше восьми
лет. Как говорит дядя Том, на яичницу я уже не годна, а до замужества еще
не доросла. Все верно, ведь марсианская гражданка может подписать
неограниченный брачный контракт без согласия опекуна не раньше девятой
годовщины. Мой рост без каблуков - 157 сантиметров, вес - 49 килограммов.
"Пять футов, два дюйма и голубые глаза", - как зовет меня Па. Он историк и
романтик, а вот я совсем не романтичная; когда мне исполнится девять лет,
я не буду спешить с браком, даже ограниченным. У меня другие планы.
Я вовсе не против замужества. Думаю, мне не придется долго искать
мужчину по вкусу. В этих записках можно быть откровенной - зачем
скромничать, если никто их не прочтет, пока я не стану старой и
знаменитой, а до тех пор я десять раз успею переписать все набело. Но я
все-таки подстраховываюсь: пишу по-английски древнемарсианскими
письменами. Па мог бы разгадать этот шифр, но он никогда не тронет моих
бумаг без разрешения. Он умница и не опекает меня по мелочам. А вот мой
братец Кларк вполне может сунуть сюда нос. К счастью, он считает
английский мертвым языком и, уж конечно, не станет забивать мозги
древнемарсианским письмом.
Может, вам попадалась такая книга: "Одиннадцать лет. Адаптационный
кризис мужчины перед половым созреванием". Я приперла ее в надежде, что
она поможет совладать с братцем. Кларку всего шесть, но в книге имеются в
виду зеленые годы: написал-то ее землянин. Если взять шесть с
коэффициентом 1,8808, то как раз и выйдет одиннадцать земных
лет-недомерков.
Толку от книги было мало. Автор рассуждал о "смягчении перехода в
социальную группу", а Кларк, похоже, пока не собирается присоединяться не
только к группам, но и ко всему роду человеческому. Он, скорее, выдумает
способ разнести Вселенную вдребезги, чтобы полюбоваться взрывом. Поскольку
отвечать за него приходится мне, а его "ай-кью" (коэффициент
интеллектуальности) - 160 (против моих 146-ти), можете себе представить,
как мне недостает солидности и возраста. Пока что я вывела для себя
правило: "Всегда будь начеку и не верь ни единому слову". И обращаюсь с
Кларком соответственно.
Но вернемся ко мне. В моих жилах смешалось бог знает сколько кровей,
но по внешности я ближе к скандинавскому типу с пикантной капелькой
полинезийского и азиатского. У меня довольно длинные ноги, окружность
талии - 48 сантиметров, а груди - 90, причем, будьте уверены, это не
сплошная грудная клетка (мы, потомки первых колонистов, склонны к
гипертрофии легких), осталось место и для расцветающих вторичных половых
признаков. Добавлю, что я натуральная блондинка с вьющимися волосами, и я
- симпатичная. Не красавица - Пракситель не взглянул бы на меня второй раз
- но ведь рафинированная красота отпугивает людей и порождает самомнение,
а вот симпатичная внешность - качество ценное, если с умом ею
пользоваться.
Еще года два назад я горевала, что не родилась мужчиной (несмотря на
мои амбиции), но потом сообразна, что все это глупости и жалеть об этом,
все равно что мечтать об ангельских крылышках. Как говорит мама, работать
надо с тем, что есть под руками... И я нашла, что мои подручные материалы
вполне меня устраивают. Я почувствовала, что мне нравится быть женщиной:
гормональный баланс у меня - о'кей, я вполне приспособлена к среде, а она
- ко мне. Я довольно умна, но не кичусь этим, у меня большой рот и
курносый нос. Когда мне нужно выглядеть сконфуженной, я его морщу, и
мужчины бывают рады выручить меня, особенно те, кто вдвое старше. Образно
говоря, баллистическую траекторию лучше всего рассчитывать не на пальцах.
Такова я, Подди Фрайз, свободная гражданка Марса, женщина; в будущем
- пилот, а потом - командир исследователей глубокого космоса. Ищите мое
имя на первых полосах.
Мама смотрится вдвое лучше, чем я. Сколько бы я ни росла, ее мне не
догнать. Больше всего она похожа на валькирию, готовую умчаться в небо на
боевой колеснице. Ее диплом инженера крупномасштабного строительства
действителен по всей Системе, а за участие в перестройке Фобоса и Деймоса
маму наградили медалью Гувера и Офицерским Крестом Христианского Ордена.
Но она вовсе не сухой технарь, из тех что зажаты рамками узкой
специализации. Мама хорошо держится в обществе и легко варьирует поведение
в пределах от чарующей дружелюбности до леденящей неприступности, смотря
по обстоятельствам. У нее куча почетных дипломов, и время от времени она
публикует маленькие шедевры, вроде "Критерии строительства связанных
многослойных структур под давлением с учетом радиационного воздействия".
Работа часто отрывает маму от дома, и мне волей-неволей приходится
опекать братца. Я утешаюсь тем, что для меня - это хорошая практика: как
же я буду заправлять космическим кораблем, если не смогу приручить
шестилетнего дикаря. Мама говорит, что, если начальник бьет подчиненных по
головам гаечным ключом, он, чаще всего, неправ. Так что я стараюсь не
применять силу к нашему юному нигилисту, тем более что с Кларком это
небезопасно. Весит он не меньше меня и не брезгует грязными приемами.
Мы с Кларком появились на свет именно из-за маминой работы на
Деймосе, Она твердо решила закончить строительство в срок, а папа,
выпускник Арес-Университета и гуггенхеймовский стипендиат, с еще большим
упорством дрался за каждый камешек древних марсианских строений, и ему
было наплевать на строительство и его сроки. Папа с мамой так враждовали,
что вскоре уже не могли жить друг без друга. В конце концов, они
поженились, а потом пошли дети. Па с мамой ориентированы в разные стороны:
- его интересует прошлое, а ее - будущее: сна ведь сама его строит. У Па
еще звание профессора земной истории, но его настоящая любовь - история
Марса, особенно то, что было 50 миллионов лет назад. Но не подумайте, Па
не какой-нибудь засушенный "проф", занятый только высокими материями. Ему
еще не было моих лет, а он уже сражался за Революцию и потерял руку во
время ночного штурма здания Компании. Но и с одной рукой он стреляет без
промаха.
И, наконец, последний член нашего семейства - дядя Том, брат моего
деда по отцовской линии. Сам себя он называет нахлебником. Действительно,
за работой его увидишь не часто, но ведь он состарился еще до моего
рождения. Как и папа, он - ветеран Революции, в прошлом - Командир
Марсианского Легиона и Старший Сенатор Республики. Сейчас он отошел и от
политики, и от Легиона, и от работы в выборных органах. Вместо этого он
ошивается в Клубе Стервятников, где играет в пинокль с такими же осколками
славного прошлого. Пожалуй, из нашей семьи он мне ближе всех: он не такой
целеустремленный, как мои родители, и не так занят; у него всегда есть
время поболтать со мной. Ко всему прочему, на нем сидит маленький
чертенок, то и дело совлекающий его с пути истинного. Дядя Том говорит,
что мой чертенок побольше и посильнее, поэтому он и относится сочувственно
к моим проблемам. Сама я предпочитаю забыть этот вопрос.
Вот такая у меня семья, и все мы собираемся слетать на Землю. Ой, я
забыла еще троих детей. Но они, пожалуй, не считаются, то-то я о них и не
вспомнила. Когда папа с мамой поженились, Бюро ДЭГ (Демография, Экология,
Генетика) дало им разрешение на пятерых детей. Им разрешили бы и семерых.
Вы, наверное, уже поняли, что в марсианском обществе они котируются
довольно высоко.
Но мама твердо заявила, что пятеро детей - максимум, на больше у нее
времени не хватит, и родила всех нас в самые сжатые сроки. При этом она
работала в Бюро Планетной Инженерии, чтобы не умереть со скуки. А потом
заморозила одного за другим всех своих детишек. Всех, кроме меня; я-то
была первой. Кларк два года провел при глубоком минусе, а то был бы моим
ровесником. Конечно, время гибернации не считается: официально Кларк
родился в тот день, когда его разморозили. Помню, я страшно ревновала.
Мама тогда вернулась с разведки Юноны и сразу же занялась Кларком, а мне
это казалось ужасной несправедливостью.
Дядя Том помог мне смириться с этим, он-то никогда не забывал
приласкать меня. Теперь я, конечно, больше не ревную к Кларку - просто
здорово устала от него.
Так что под зданием яслей в Марсополисе дожидаются своего часа Гамма,
Дельта и Эпсилон. Вернувшись с Земли, мы разморозим кого-то из них и дадим
настоящее имя. Мама хочет разом ревитализовать Гамму и Эпсилон (они
девочки), а мальчика Дельту запустить не раньше, чем девочки научатся
помогать по дому. Папа же говорит, что это несправедливо: Дельта имеет все
права быть старше Эпсилон по естественному праву первородства. А мама
отвечает, что это - благоговение перед прецедентом, и недурно бы папе
оставить эти пережитки прошлого в кампусе и не тащить домой. Папа упрекает
маму в абсолютной бесчувственности, а мама соглашается и говорит, что
чувства только мешают разумному решению проблемы. "Ладно, будем разумными,
- говорит тогда Па. - Старшие сестры или подавят личность ребенка, или
вконец его избалуют".
Мама называет папину гипотезу ненаучной и нелогичной. Па говорит, что
она собирается увильнуть от своих обязанностей, подменив воспитание
серийным производством, и мама радостно соглашается с этим, а потом
спрашивает: "Отчего бы не применить в семейной жизни апробированные
технологические принципы?"
Па оставляет вопрос висеть в воздухе и со вкусом описывает, какое
любопытное зрелище явят собой две одинаковые девчушки... Назвать их надо
будет Маргарит и Марго, а в домашнем обиходе звать Пэг и Мэг.
