- Ничего, - ответил голос, сохранивший басовитые нотки. - Сколько я
получил, столько и сам влепил.
Луна выглянула из-за облаков. Хольгер присел на корточки рядом с
Алианорой, державшей на коленях голову гнома. Ручеек крови из раны на его
боку становился все тоньше.
- Гуги, -прошептала Алианора. - Ты не можешь умереть... Представить
немыслимо...
- Не плачь, девочка, - пробормотал гном. - Вон та оясина за меня
хорошо оплатила.
хольгер склонился над ним. в белом, нереальном лунном блеске
застывшее лицо гнома казалось вырезанным из старого, очень темного дерева.
Только ветер трепал его бороденку, да кровяные пузыри вздувались на губах.
Перевязать его рану было невозможно - чересчур она была велика для столь
маленького тела.
Гуги поднял руку и потрепал ладонь Алианоры.
- Ну, не плачь, - вздохнул он. - И так с полсотни баб моего
собственного племени уж найдут причины по мне поплакать. Но ты быа мне
дороже всех, - он втянул воздух. - Дал бы тебе добрый совет, да не успе
ю... в...башке... шумит...
Хольгер снял шлем.
- Авве, Мария... - начал он. Здесь, на продуваемой ветрами равнине
среди гор он не мог сделать ничего лучшего - и ничего другого. Он просил
господа о милости и покое для души гнома, а когда Гуги отошел, закрыл ему
глаза и начертил над ним знак креста.
И отошел, оставив Алианору наедине с гномом. Они с Сарахом выкопали
клинками неглубокую могилку. Уложили в нее тело и прикрыли горко камней.
На вершине импровизированного надгробья Хольгер воткнул кинжал Гуги,
рукояткой вверх. Где-визированного надгробья Хольгер воткнул кинжал Гуги,
рукояткой вверх. Где-то, примерно в миле отсюда, завыли волки. Хольгер
надеялся, что до тела им не добраться.
И лишь после этого они осмотрели свои раны.
- Мы понесли тяжелые утраты, - сказал Сарах. От его обычного
балагурства не осталось и следа.- Потеряли не только друга, но еще и коня
и мула со всем имуществом. Наши мечи - тупые железки, наши доспхи вот-вт
ассыплются. И вдобавок Алианора не сможет летать, пока ее крыло ... ее
плечо не заживет.
Хольгер смотрел на серый, безрадостный пейзаж. ветер бил ему в лицо.
- Это было мое дело, - сказал он. - Я в ответе перед вами за все, что
вам пришлось перенести.
После долгого молчания Сарах сказал спокойно:
- Думаю, это дело всех людей чести.
- Сарах, я должен тебя предупредить, что мы сражаемся против самой
королевы Морганы. Она узнает, сто мы здесь. Думаю, она уже в Серединном
Мире и ищет помощи у тх, то в сооянии нам помешать.
- Ну да, они могут очень быстро передвигаться, эти, из Серединного
Мира, - сказал Сарах. - Так что не стоит нам тут долго засиживаться.
Послушай, а что будет, когда мы наконец доберемся до церкви?
- Тогда мои поиски окончаться ... скорее всего ... и мы, быть может,
окажемся в безопасности. А может, и нет. Не знаю.
Хольгер наконец решился рассказать все, с самого начала, но Сарах уже
отвернулся и пошел к своей лошади - уходило драгоценное время.
Алианора села на Папиллона а спий Хольгера. Ее руки обвили талию
датчанина с шальной силой. Когда конь тронулся, она обернулась, чтобы
взмахом руки попрощаться с тем, кто оставался на равнине.
Даже Папиллон был утомлен, а белая кобыла чуть не падала от
усталости. Подковы стучали по камням, трава расступалась с сухим шорохом,
шелестели кусты, поскрипывали мертвые деревья. Луна над горизонтом светила
в глаза Хольгеру, словно хотела его ослепить.
Вскоре Алианора спросила:
- Те, туземцы, в ущелье, случайно на нас наткнулись, как думаешь?
- Нет, - Хольгер окинул взглядом лишенные красок, покрытые тенями
окрестности. Далеко впереди на фоне звезд и облаков белел силуэт Сараха;
видимо, он спал в седле, потому что никак не реагировал, когда Хольгер
сказал: - Сначала пришла Моргана. Мы поговорили, она ушла и послала
дикарей.
- Поговорили? и что она сказала?
- Да ничего особенного. Просто хотела, чтобы я сдался.
- Думаю, она хотела гораздо большего. Когда-то она была твоей
женщиной, правда?
- Да, - ответил Хольгер бесстрастным тоном.
- Она мгла бы обеспечить тебе жизнь в роскоши.
- Я сказал ей, что предпочитаю остаться с тобой.
- ох, любимый мой, - шепнула она. - Я ... я ...
Он слышал, что девушка пытается сдержать слезы, и спросил.
- Что с тобой?
- Ох, сама не знаю. Я не должна быть такой счастливой, а особенно
сейчас, правда? Но я ... но я ничего с собой поделать не могу ... - она
утерла слезы краешком изодранного плаща.
- Но ... Я думал, ты и Сарах ...
- Он? Конечно, он очень милый. Но неужели ты и вправду думал,
Хольгер, что у мея еь и другие намерения, кроме как отвлечь его внимание
от тебя и твоей тайны? Неужели ты ревновал? Но разве отыщется девушка,
способная предпочесть тебе другого?
Хольгер вперил взгляд в Полярную Звезду.
Алианора глубоко вздохнула и положила руки ему на плечи.
- Давай об этом никогда больше не вспоминать, - сказала она
категорическим тоном. - Но вот если я увижу, Хольгер, что ты
заглядываешься на кого-то, тебе придется плохо ...
Он резко натянул поводья, остановил коня, крикнул:
- Сарах! Проснись!
- Что акое? - схватился за саблю сарацин.
- Наши лошади, - сказал Хольгер, думая совсем о другом. - Они падут,
если не дать им передышку. Отдохнув с часок, мы сможем ехать гораздо
быстрее.
Лицо Сараха казалось овальным пятном, его доспехи - матовым
отблеском. Но видно было что он останавливает коня.
- Не знаю... Если Моргана пошлет погоню, наши кони, думаю, найдут в
себе силы помчаться вихрем. С другой стороны ... - он пожал плечами. -
Будь по-твоему.
Они спешились. Алианора прильнула к плечу атчанина. Хольгер кивнул
сарацину, надеясь, что тот не расценит этот жест как чрезмерно
самодовольный. Сарах сначала выглядел безмерно удивленным, потом широко
улыбнулся:
- Желаю счастья, друг мой, - раскинулся в траве и принялся
насвистывать что-то.
Хольгер с Алианорой ушли далеко. Датчанин забыл о боли и усталости.
Он слышал стук своего сердца, ничуть не учащенный - размеренные, сильные
удары, отдававшиеся во всем теле. Они с Алианорой остановились, взялись за
руки и молча смотрели друг на друга.
Серебристо светила лна, круглая, покрытая кое-где тенями. По небу
летели редкие облака, осветившиеся по краям, меж ними блистали звезды.
Ветер назойливо завывал, но Хольгер был глух к его вою. Перед ним стояла
Алианора, серебристая фигурка, сотканная из теней и холодного белого
сияния. Капли росы поблескивали на ее волосах, в глазах отражалась луна.
- Потом нам, быть может, поговорить уже не удастся, - сказала она.
- Да, возможно, - согласился он.
- Тогда скажу тебе сейчас - люблю тебя.
- И я люблю тебя.
- О, любиый мой... - Алианора приблизилась, и Хольгер обнял ее.
- Каким же я был глупцом, - сказал он. - Сам не знал, чего хочу.
Думал, когда все это кончится, вернусь домой, бросив тебя здесь. Я был
глупцом. Она простила его - глазами, губами, ладонями. Хольгер сказал:
- Если нам удастся из всего этого выбраться живыми, мы уже не
расстанемся. Мое место - здесь. Рядом с тобой.
Лунный блеск отражался в ее полных слез глазах, но голос девушки был
полон счастья:
- Ничего больше не говори...
И Хольгер вновь поцеовал ее.
Крик сарацина заставил их отпрянуть друг от друга. Слова долетели до
них, разорванные ветром, лунный свет гасит их:
- Скорей! Скорей отсюда! Дикая Охота!
Глава 24
Где-то далеко, на границе слышимости, звучали рога. В них был шум
ветра и моря, грохот огромных крыльев, крики ястребов, карканье ворон. И
Хольгер понял: это мчится Дикая Охота. А дичь - они трое.
Он вскочил на Папиллона, конь помчал, Хольгер на скаку подхватил
Алианору и усадил за спиной. Сарах уже обогнал его. Белая лошдь и всадник
в изорванных белых одеждах неслись в лунном свете, как духи. Подковы
звенели, грохотали оземь.
Слева серебряно светила луна. Обок проносятся деревья, под копытами
стелется темнота, камни стреляют из-под подков; шип травы и шум веток -
как хохот. Хольгер ощущал, как под ним ходят напряженные мышцы коня, как
сжимают его талию руки девушки - Алианора без слов указывала ему дорогу,
рассмотренную ею с воздуха. Позвякивали доспехи, скрипели кожаные ремни,
ветер свистел в ушах. Но громче всего было тяжело дыхание Папиллона, его
шалое хрипенье.
Вокруг сияли звезды, невообразимо далекие. Созвездие Лебедя сверкало
над головой, туманная дуга Млечного Пути протянулась по небу. Большая
Медведица совершала свое извечное кружение вокруг Полярной Звезды. Все
звезды были холодные. На севере Хольгер разглядел горные вершины, острые,
как мечи, укутанные льдом, залитые лунным блеском. Сзади, за спиной,
клубилась темнота.
Галоп, галоп, галоп! Рога в руках осужденных на вечное проклятье
охотников трубили все ближе - пронтеь, рыдающие, с таким страданием,
какого Хольгер в жизни не слышал. Сквозь посвист рассекаемого грудью коня
воздуха датчанин расслышал в небе грохот копыт, лай бессмертных гончих. И
пригнулся к гриве Папиллона, колыхаясь в ритме скачки; одной рукой он
обхватил шею коня, другой придерживал Алианору.
Скорей, скорей, по серой, как пепел, равнине, под облаками и
заходящей луной, галоп, галоп, галоп! Точка зачарованных охотников хлынула
в его сознание мощной волной невыносимой безнадежности. Усилием оли
Хольгер стряхнул ее напряг взор, пытаясь рассмотреть цель их путешествия.
Но впереди лежала пустынная равнина, а за ней - ледяные горы.
Сарах стал отставать. Его лошадь все чаще спотыкалась. Сарацин
задирал ей поводьями голову, немилосердно шпорил. Хольгеру казалось, что
адские собаки настигают. Неистовый вой раздался совсем рядом.
Он оглянулся, но все заслоняли разметавшиеся по ветру волосы
Алианоры. Привиделся блеск металла, или нет? Что это за звуки, не грохот
ли голых, лишенных плоти костей?
- Скоре, сорее, лчший из коней! Скачи, дружище, лети, как один конь
никогда в жизни - вместе с нами преследует весь мир! Скорее, хороший мой,
это гонка со Временем вперегонки, гонка с ордами Хаоса! Пусть поможет тебе
бог, даст тебе силы!
От рева рогов едва не трескался череп. Грохот копыт, лай гончих, стук
голых костей - уже за спиной! Хольгер ощутил, что Папиллон сбивается с
аллюра. Алианора пошатнулась, едва не свалилась с коня. Хольгер крепче
прижал ее к себе.
Но что это там впереди, вверху, что за острый слуэт а фоне неба?
Церковь святого Гриммина! Дикая Охота, завывая, неслась по пятам. Хольгер
слышал шум огромных крыльев, видел, как сгущаются перед глазами клубы
мрака. Господи Иисусе, я недостоин, но помоги же мне в этот миг!
Стена выросла перед ними. Дикая Охота окружила их полукругом. Хольгер
почуял жуткий невообразимый холод, проникший в самое сердце. Показалось,
что ветер свистит меж его собственных ребер.
Но Папиллон напрягся и прыгнул. Огромный вороной скакун над стеной и
приземлился на той стороне. От удара Хольгер с Алианорой едва не вылетели
из седла. Сарах скакал следом. Но его лошадь перепрыгнуть не смогла.
Упала. Сарацин отпрыгнул, ухватился за кромку стены и рывком перебросил
тело на церковный двор. Крик его лошади, короткий и пронзительный, утонул
в завывании Дикой Охоты.
И вдруг все стихло. Даже ветер умолк. Тишина обрушилась на них, как
вопль.
Хольгер наклонился и дрожащей рукой схватил ладонь Сараха. Другой
