тощий молодой человек, не знающий, куда девать свои ноги, с коротко
подстриженными коричневыми волосами, серыми глазами, грубоватыми
невзрачными чертами лица, покрытого ровным лунным загаром.
- Очень рад видеть вас, доктор Лоренцен. Эвери выглядел виновато и
понизил свой голос до шепота. - К сожалению, я не могу предложить вам
сейчас выпить. Здесь другой участник экспедиции, он пришел по делу...
марсианин, понимаете...
- А? - Лоренцен остановил себя вовремя. Он не знал, нравится ли ему
иметь в качестве коллеги по экспедиции марсианина, но сейчас было уже
слишком поздно.
Они вошли в гостиную. Третий человек сидел там и не поднялся им
навстречу. Он тоже был высоким и стройным, но жесткость его лица ничуть не
смягчалась строгим черным костюмом ноагианской секты; лицо его все
состояло из углов; у него были выдающиеся вперед нос и подбородок, коротко
остриженные черные волосы.
- Джоаб Торнтон - Джон Лоренцен - прошу садиться. - Эвери сел в
кресло. Торнтон сидел, выпрямившись, на краю своего, очевидно, не одобряя
мебели, которая принимала форму садящегося в нее.
- Доктор Торнтон физик - радиация и оптика - в университете Нового
Сиона, - объяснил Эвери. - Доктор Лоренцен с обсерватории Лунаполиса. Вы
оба, джентльмены, отправляетесь с нами в составе экспедиции института
Лагранжа. Теперь вы знакомы, - он попытался улыбнуться.
- Торнтон - не мог ли я слышать ваше имя в связи с фотографированием
в х-лучах? - спросил Лоренцен. - Мы использовали некоторые ваши результаты
при изучении жесткого излучения звезд. Очень ценные результаты.
- Благодарю вас, - тонкие губы марсианина изогнулись в подобии
улыбки. - Но хвалить нужно не меня, а господа. - На это ничего нельзя было
ответить.
- Прошу меня извинить, - он повернулся к Эвери. - Я хочу покончить с
одним делом; мне сказали, что вы представитель администрации экспедиции. Я
просмотрел список участников экспедиции. Среди них есть инженер, по имени
Роберт Янг. Его религия - если это можно так назвать - новое христианство.
- Гм... да, - Эвери опустил глаза. - Я знаю, что ваша секта в
натянутых отношениях с этой религией, но...
- В натянутых отношениях! - жилка пульсировала на виске Торнтона. -
Новые христиане заставили нас эмигрировать на Марс, когда находились у
власти! Это они исказили нашу религиозную доктрину, пока все реформисты не
стали презираемы повсеместно. Это они вовлекли нас в войну с Венерой (не
совсем так, подумал Лоренцен, частично эта война была следствием борьбы за
власть, частично же ее организовали земные психомеды, которые хотели
заставить своих хозяев сражаться не на живот, а на смерть). Это они
по-прежнему клевещут на нас. Если Янг участвует в экспедиции, я не
участвую. Это все.
- Ну, ну... - Эвери провел рукой по волосам беспомощным жестом. - Я
сожалею, что так получилось...
- Эти идиоты в правительстве, которые подбирали штаты экспедиции,
должны были подумать об этом с самого начала.
- Вы не считаете... - Нет, не считаю. У вас есть два дня, в течение
которых вы должны будете сообщить мне, что Янг не принимает участия; иначе
я отправляю багаж на Марс.
Торнтон встал.
- Я сожалею, что мне приходится быть таким резким, - закончил он, -
но это необходимо. Поговорите обо мне с дирекцией. А сейчас я лучше пойду.
- Он пожал Лоренцену руку. - Рад знакомству с вами, сэр. Надеюсь, в
следующий раз мы встретимся в лучших условиях. Я хотел бы обсудить с вами
исследования х-лучей.
Когда он вышел, Эвери шумно вздохнул.
- Как вы насчет выпивки? Я в ней страшно нуждаюсь. Что за несчастье!
- С разумной точки зрения, - осторожно сказал Лоренцен, - он прав.
Если эти двое окажутся на корабле, может произойти убийство.
- Конечно. - Эвери достал микрофон из ручки кресла и сделал заказ.
Повернулся к гостю: - Не понимаю, как могла произойти подобная ошибка. Но
это меня не удивляет. Кажется, над всем проектом тяготеет какое-то
проклятие. Все идет не так, как нужно. Мы уже на год отстаем от
намеченного графика, и стоимость проекта вдвое превысила первоначальную.
Появился столик на колесах с двумя порциями виски и содовой водой. Он
остановился перед ними. Эвери схватил стакан и жадно отпил.
- Янгу придется остаться, - сказал он. - Он всего лишь инженер, таких
сколько угодно. А мы нуждаемся в физике ранга Торнтона.
- Странно, - сказал Лоренцен, - что человек с таким умом - он один из
лучших математиков, вы, должно быть знаете, - может быть... сектантом.
- Ничего странного, - Эвери угрюмо отхлебнул виски. Человеческий мозг
- удивительная штука. Он может одновременно верить в дюжину взаимно
противоречивых вещей. Мало кто из людей вообще умеет мыслить; те, кто
умеет, делают это лишь поверхностью мозга. Остальное - условные рефлексы и
рационализация тысяч подсознательных страхов, ненависти и желаний. Мы в
конце концов постигнем науку о человеке - подлинную науку; мы в конце
концов научимся учить детей. Но на это нужно очень и очень много времени.
Слишком много безумного в человеческой истории и во всем устройстве
человеческого общества.
- Ну... - Лоренцен неловко повернулся, - согласен с вами, сэр. Но...
перейдем к делу. Вы хотели видеть меня...
- Только для выпивки и разговора, - сказал Эвери. - Я обязан знать
членов экипажа лучше, чем они сами себя знают. Но на это тоже нужно время.
- Когда я согласился участвовать в экспедиции, вы получили мои
психотесты, - сказал Лоренцен. Он покраснел. - Разве этого не достаточно?
- Нет. Тесты - это лишь собрание отдельных черт, уменьшенных профилей
и чисел. Я же должен знать вас как человеческое существо, Джон. Я вовсе не
любопытствую. Я хотел бы, чтобы мы стали друзьями.
- Ладно. - Лоренцен сделал большой глоток. - Начинайте.
- Никаких вопросов. Это не обследование. Всего лишь беседа. - Эвери
вновь вздохнул. - Боже, я бы уже хотел очутиться в космосе! Вы не
представляете себе, каким неудачным было это дело с самого начала. Если бы
наш друг Торнтон знал все детали, он бы определенно решил, что божья воля
не пускает людей в Троас. Возможно, он был бы прав. Иногда я поражаюсь.
- Первая экспедиция вернулась.
- Это не была экспедиция Лагранжа. Это была астрономическая
экспедиция, исследовавшая скопление Геркулеса. Изучая звезды Лагранжа, они
обнаружили систему Троас-Илиум и провели из космоса кое-какие наблюдения,
в частности сфотографировали планету, но не приземлялись.
Первая настоящая экспедиция Лагранжа не вернулась. Наступило
молчание. За широким окном комнаты город сверкал во тьме разноцветными
огнями.
- И мы, - сказал наконец Лоренцен, - вторая экспедиция.
- Да. И с самого начала все шло плохо. Я расскажу вам. Вначале
институт потратил три года на сбор средств. Затем последовали невероятные
перемещения в администрации института. Затем началось строительство
корабля - купить сразу его не удалось, строили по частям в разных местах.
И все время были помехи и задержки. Эта деталь непригодна, эту нужно
улучшить. Время строительства затягивалось, стоимость все возрастала.
Наконец - это тайна, но вы все равно должны ее знать - был случай
саботажа. Главный конвертор вышел из повиновения при первом же испытании.
Только один человек, сохранивший хладнокровие, спас его от полного
уничтожения. После этого штрафы и задержки истощили средства Института,
пришлось сделать еще один перерыв для сбора средств. Это было нелегко:
безразличие общественного мнения ко всему замыслу росло с каждой неудачей.
Теперь все готово. Есть, кажется, кое-какие неполадки - сегодняшняя
ночная беседа - маленький образец этого, - но в целом готово. - Эвери
покачал головой. - К счастью, директор Института, и капитан Гамильтон, и
кое-кто еще оказались достаточно упорными. Обычные люди отступили бы уже
много лет назад.
- Много лет... да, ведь со времени исчезновения первой экспедиции
прошло семь лет, не так ли? - спросил Лоренцен.
- Да, и пять лет с начала подготовки этой экспедиции.
- Кто... кто же оказался саботажником?
- Никто не знает. Может быть, какая-нибудь из фанатичных групп со
своими собственными разрушительными мотивами. Теперь их так много
развелось, вы знаете. Или, может быть... но нет, это слишком фантастично.
Я готов скорее поверить, что второй экспедиции Института Лагранжа просто
не везет, и хотел бы, чтобы эта полоса невезения прошла.
- А первая экспедиция? - мягко спросил Лоренцен.
- Не знаю. Да и кто знает? Это как раз один из тех вопросов, на
которые мы должны найти ответ.
Некоторое время они сидели молча. Невысказанный обмен мыслями
происходил между ними. П_о_х_о_ж_е, ч_т_о к_т_о-т_о н_е х_о_ч_е_т,
ч_т_о_б_ы э_к_с_п_е_д_и_ц_и_я н_а Т_р_о_а_с с_о_с_т_о_я_л_а_с_ь. Н_о
к_т_о, и п_о_ч_е_м_у, и к_а_к? М_ы, в_о_з_м_о_ж_н_о, н_а_й_д_е_м
о_т_в_е_т. Н_о н_а_м х_о_т_е_л_о_с_ь б_ы в_е_р_н_у_т_ь_с_я с н_и_м. А
п_е_р_в_а_я э_к_с_п_е_д_и_ц_и_я, о_с_н_а_щ_е_н_н_а_я н_е х_у_ж_е, с н_е
м_е_н_е_е_ с_и_л_ь_н_ы_м_ э_к_и_п_а_ж_е_м, н_е_ в_е_р_н_у_л_а_с_ь.
3
"Межзвездные расстояния перестали быть непреодолимым препятствием
после открытия искривленного пространства. Теперь требуется ненамного
больше времени и энергии, чтобы преодолеть расстояние в 100.000 световых
лет, чем для путешествия в один световой год. Как естественный результат
после того, как были посещены ближайшие звезды, исследователи из Солнечной
системы устремились к самым интересным объектам Галактики, хотя многие из
них были очень далеко, и игнорировали миллионы более близких, но обычных
звезд. За двадцать два года, прошедшие после первой экспедиции к Альфа
Центавра, были посещены сотни звезд. И если надежда открыть землеподобную
планету, пригодную для колонизации, постепенно слабела, ученые были
вознаграждены обильными новыми сведениями.
Первая экспедиция к скоплению Геркулеса была чисто астрономической,
ее участники интересовались только астрофизикой скопления - тесной группы
из миллионов звезд с окружающим пространством, сравнительно чистым от пыли
и газов. Но облетая двойную звезду Лагранжа, наблюдатели открыли планету и
исследовали ее. Она оказалась двойной планетой, причем больший элемент
системы был подобен Земле. В соответствии со своей троянской позицией он
был назван Троасом, а меньший компонент - Илиумом. Из-за отсутствия
средств для посадки экспедиция ограничилась наблюдениями из космоса..."
Лоренцен со вздохом опустил текст. Он заранее знал это.
Спектрографические данные об атмосфере, да, наблюдалась растительность,
по-видимому, содержащая хлорофилл. Расчеты массы и поверхностного
тяготения. Измерения температуры подтверждали то, что показывала карта:
мир в объятиях льда, но экваториальные районы, хотя и прохладные, с
климатом, насыщенным снегом и бурями, но знающие и расцвет лета. Мир, где,
возможно, люди смогут ходить без скафандров, где они смогут пустить корни,
построить себе дома. Семь миллиардов человек, битком набивших Солнечную
систему, требовали нового места для жизни. И в течение своей жизни
Лоренцен был свидетелем того, как эта мечта умирала.
Можно было предвидеть это, конечно, но никто не верил, пока один
корабли за другим не возвращались домой, покрытые межзвездной пылью, с
изуродованными бортами, с одним и тем же сообщением. В Галактике были
мириады планет, но ни одной, где бы человек мог пустить корни.
