понеслись в восточном направлении над скалами.
Аринниан летел следом за Айат. Улыбнувшись ему, она запела. У нее был
изумительный голос - его почти с полным правом можно было назвать сопрано,
- заставляющий веселее петь волынки и гитары Планха.
То, что она пела сейчас, было традиционным гимном, но он
предназначался для Аринниана, потому что она исполняла его на англике,
хотя он всегда чувствовал, что эти языковые трюки несколько умаляли
восторг восприятия.
Свет еще невзошедшего солнца
Дарит улыбкой царящего.
Крылья его собою умоет,
Ночь отгоняя спящую.
Голубизна, этот колокол неба,
Мир заливает волною.
Леса и луга новый день встречают
Торжественной тишиною.
Скользя сквозь буйство летящего ветра,
Кружа, как листок, плавно,
Срежь косо пласты воздушных потоков.
Утром охотиться славно!
Замри на мгновение - и быстро к цели
Единым стремительным махом.
То, что тебя наполняет весельем,
Наполнит врага страхом!
Послеполуденный жар и истома.
Тень отдохнуть манит.
Призрачный мир сновидений и грез
Внезапно реальным станет!
Вдруг этот звук, возвышающий голос,
Чертит в тебе зигзаги!
И вот уже листья наполнил смехом,
Потом живительной влаги.
Будто в каком-то священном танце
Плотные струи гнутся.
Тучи, друг друга громом встречая,
Мрачно, зловеще смеются.
Но все теснит и теснит их ветер,
Ветер вечный, нетленный.
И вот глазам открывается небо,
Высоко оно и священно!
ГЛАВА 2
Период обращения Авалона равнялся одиннадцати часам двадцати двум
минутам и двенадцати секундам вокруг оси, смещенной на двадцать один
градус по сравнению с нормальной орбитой. На уровне Грея, находящегося
примерно на тридцати четырех градусах северной широты, ночи всегда были
короткими, а летом - темными, и сутки пролетали как мгновения.
Дэннель Холм подумал о том, не в этом ли причина его усталости.
Возможно, что нет. Он здесь родился. Прежде здесь жили столетиями;
его предки прибыли с Фалканша. Если индивидуумы были способны к изменению
своих пиркадиальных ритмов - как это часто приходилось ему делать в дни
космических путешествий, - то и раса, конечно, могла.
Врачи утверждали, что посадка в гравитационном поле, составляющим
только 80% земного, требует от организма куда более сложных изменений. В
таких условиях следует изменение всего баланса жидкости и приспособление
процесса кинестозии.
Кроме того, те изменения, которые требовались человеку, казались
самым обычным делом в сравнении с изменениями, производимыми его
собратом-колонистом. Итрианам пришлось изменить весь цикл воспроизведения,
приспособив его к иному дню, весу, климату, питанию, миру. Неудивительно,
что их первые несколько поколений не отличались высокой рождаемостью. И
все равно они важничали, а закончилось тем, что раса их начала поистине
процветать.
Было тем более абсурдным предположить, что человек может устать от
чего-то отличного от тяжелой работы, ну, и, конечно, возраст, несмотря на
все антистарители. Может быть, так оно и есть? Неужели? Когда стареешь,
когда чувствуешь приближение смерти, можно ли возвращаться мыслями к
ранним годам, годам начала, не думать о доме, которого ты никогда не
видел, но каким-то чудом помнишь?
"Хватит, прочь подобные мысли! Кто сказал, что восемьдесят четыре -
старость?" - Холм достал из кармана сигарету и откусил кончик.
Затяжка, получилась слишком долгой.
Он был среднего роста и казался коренастым в оливкового цвета тунике
и мешковатых брюках, какие носили все люди - члены итрианских вооруженных
сил. Монголоидная ветвь его предков проявила себя в нем, наделив Холма
круглой головой, широким лицом, высокими скулами, припухлостью у губ и
тупым носом. Кавказская - в серых глазах, коже, остававшейся бледной,
несмотря на то что он много времени проводил на охоте и в саду, и волосах,
поседевших на голове, но остававшихся черными на груди.
Подобно большинству людей планеты, он не отпускал бороды.
Он углубился в разложенные перед ним последние отчеты его помощников,
когда интерком загудел и голос сказал:
- Первый марчварден Ферун хочет обсудить положение дел!
- Конечно! - Начальник Холма только что вернулся с Итри. Холм
протянул было руку к экрану, но отдернул ее, проговорив: - Почему бы не
лично? Я сейчас буду.
Он вышел из кабинета.
Коридор был полон звуками и мельканием фигур - флотский персонал,
гражданские служащие из лоранского адмиралтейства, - но кондиционеры
работали изо всех сил, так что запахи представителей обеих рас были едва
различимы, кисловатый - человеческий, чуть отдающий дымом - итрианский.
Последних было больше, в связи с изменением состава населения
Авалона. Но здесь собрались представители со всего доминиона, особенно из
материнской его части, чтобы помочь этой границе подготовиться к кризису.
Холм заставил себя усердно отвечать на приветствия. Его вежливость
превратилась в твердую валюту, ценность которой была ему известна.
"Вначале это было подлинным!" - Подумал он.
Караульный отдал ему честь и пропустил в апартаменты Феруна (Холм не
выносил отнимающих время церемоний в своем отделе, но допускал их важность
в итрианском).
Внутреннее помещение было самым типичным: просторная немногочисленная
мебель, несколько строгих украшений, скамья, письменный стол и техника
снабжены орнитологическими приспособлениями. Стена не была прозрачной, но
огромное окно было вделано в нее таким образом, что из него открывался
прекрасный вид на Грей и сверкающие вдалеке воды залива. Ветерок был
насыщен ароматом садов.
Ферун добавил к имеющимся в кабинете вещам несколько инопланетных
сувениров, книжные полки, заставленные фолис - копиями образцов земной
классики, которую он читал для развлечения в оригинале на трех языках.
Он был маленьким, с темными перьями, и что-то в нем было от лика на
иконе.
Его чос, Миствуд, всегда был одним из самых прогрессивных на Авалоне.
По части механизации он не уступал человеческим общинам, результатом чего
являлись его величина и успешное развитие.
У Феруна не оставалось особого времени на поддержку традиций, религии
- всего, что было связано с консерватизмом.
Все формальности он сократил до минимума, но не смог отказаться от
них совсем, хотя никогда не говорил, что они ему нравятся.
Сорвавшись со своего насеста, он стремительно подбежал к вошедшему и
по земному обычаю пожал ему руку.
- К-р-р, рад тебя видеть, старый разбойник! - Он говорил на планхе:
итрианское горло приспосабливается к англику хуже, чем человеческое (хотя,
конечно, ни один человек никогда не сможет произносить звуки совершенно
правильно).
- Как поживаешь? - Спросил Холм.
Ферун сморщился. Однако это слово не совсем точно. Расположение его
перьев было не только более сложным, чем у земных птиц, - они еще и
плотнее прилегали к мускулам и нервным окончаниям, движение их давало
начало целому созвездию выражений, недоступных человеку. Раздражение,
беспокойство, обескураженность - все это, во взаимосвязи друг с другом,
выразило его тело.
- Ну! - Холм подошел к сконструированному специально для него стулу и
сел. Во рту ощущался привкус табака. - Рассказывай!
Ногти-когти зацокали по прекрасному полу. Ферун расхаживал по
комнате.
- Я продиктую полный отчет, - сказал он. - Вкратце: дела обстоят
хуже, чем я того боялся! Да, они пытаются установить единое командование и
вбить в голову каждого капитана мысль о необходимости полного подчинения.
Но они не имеют ни малейшего понятия о том, как за это взяться!
- Бог тому свидетель, - воскликнул Холм, - что мы пытались поладить с
ними эти последние пять лет! Я думал. Дерьмо, в этом так называемом флоте
коммуникация находится на таком низком уровне, что мне приходится
опираться только на впечатления, и, думаю, мое было неверным. Ты же
знаешь, я считал, будто реорганизация находится на полпути к завершению.
- Так оно и было, но все пошло прахом! Непомерная гордость, ссоры
из-за пустяков - вот в чем беда! Мы, итриане - по крайней мере, наша
доминирующая культура, - не слишком подготовлены для полной централизации.
- Ферун помолчал. - Действительно, - продолжал он, - самым сильным
аргументом против реорганизации нашей отдаленной, с плохо связанными между
собой частями планеты, является то, что Земля располагает гораздо большими
силами, но должна держать под контролем куда большие пространства, чем
доминион. И если они нападут на нас, те коммуникации превратились бы для
нас в ахиллесову пяту.
- Ха! А этим сумасшедшим на Итри не приходило в голову, что Империя
не так глупа? Если Земля нападет, то это будет не войной, начатой Землей,
а лишь горячим сектором, находящимся вблизи от наших границ.
- Мы обнаружили лишь очень слабые признаки сосредоточения сил в
ближайших системах.
- Конечно, нет! - Холм ударил кулаком по ручке кресла. - Неужели они
бы так просто обнаружили свои приготовления? - Вы бы обнаружили? Они будут
собираться в космосе, в нескольких парсеках от любой звезды. Между местом
сбора флота и любой планетой, до которой могут добраться наши разведчики,
движение должно быть минимальным. В нескольких световых годах от нас они
могут тайно собрать достаточную силу, чтобы свободно нанести нам удар с
воздуха.
- Ты говорил мне это уже много раз, - сухо сказал Ферун. - Я это
обдумал. Вычисляя возможные варианты. - Он перестал шагать. Некоторое
время в комнате царило молчание. Желтый свет Лауры бросил на пол тень в
форме листа.
- В конце концов, - сказал Ферун, - наши методы ведь спасли нас в
период волнений.
- Нельзя сравнивать войну князьков, пиратов, жалких забияк, варваров,
никогда не выходящих за пределы стратосферы, если только у них нет
автоматических кораблей. Нельзя сравнивать все это жаждущее крови
ничтожество с Имперской Землей.
- Я знаю, - ответил Ферун. - Суть в том, что итрианские методы хорошо
служили нам, потому что они согласуются с итрианской натурой. Во время
моей последней поездки я начал сомневаться, не станет ли наша попытка
превратиться в бледную тень соперника пустой потерей времени. Попытка
делается, пойми - получишь столько деталей, что успеют набить тебе
оскомину, - но не случится ли так, что все, что она нам даст, это
отсрочка. Я решил, что раз уж Авалон должен затратить все усилия на
достижение кооперации, он может, в то же время, рассчитывать на помощь
извне.
И наступила тишина.
Холм посмотрел на своего начальника, старинного, испытанного годами
друга, и не в первый уже раз подумал, до чего же они разные.
Он поймал себя на том, что смотрит на Феруна так, как будто
встретился с итрианином первый раз в жизни.
Положении марчварден имел около 120 сантиметров роста, если считать
от ступней до грудной клетки. Высокая особь имела рост приблизительно 140
сантиметров, доходя Холму до середины груди. Поскольку тело несколько
выдавалось вперед, истинное расстояние между клювом и хвостом было
несколько больше. Весил он килограммов двадцать. Максимальный вес подобной
особи не достигал и тридцати килограммов.
Его казалась лепкой скульптора. Поскольку лоб был довольно низким,
