лодырей, моих слуг, надо поторапливать, а то они до ночи будут возиться...
- А ты уверен, что у них есть души? - Ехидно спросил я, когда мы
добрались до моей комнаты. - По крайней мере, мозгов у них нет, это точно!
Я не зря ехидничал. Дюжина здоровенных ребят отчаянно пыталась втиснуть
в маленькую дверь громоздкое сооружение, отдаленно напоминающее кровать. На
самом деле сие было вполне возможно - для этого следовало просто развернуть
злосчастный предмет обстановки, а не пихать его поперек.
Таонкрахт зарычал, на бестолковые головы его несчастных слуг посыпались
затрещины. Между делом он все-таки как-то объяснил им технологию вноса
мебели, так что через несколько минут процесс был благополучно завершен. Я
удовлетворенно кивнул, вошел в комнату и устало опустился на кровать. Больше
всего на свете мне хотелось спать - в глубине души я почему-то надеялся, что
мне удастся проснуться дома...
- Я пришлю к тебе спокойноношного, - пообещал Таонкрахт. Он почему-то
последовал за мной и даже уселся рядом на край кровати. Кувшин с
"сибельтуунгским черным" он предусмотрительно взял с собой и теперь звучно
отхлебывал очередную порцию горючего.
- Не надо ко мне никого присылать, - несчастным голосом попросил я. -
Мне нужно побыть одному. Ты можешь уйти? Мы еще успеем пообщаться, будь
уверен!
- Хорошо, как скажешь, - Таонкрахт грузно поднялся с моего ложа и
направился к выходу. Уже стоя на пороге он упрямо сказал: - Но
спокойноношного я все-таки пришлю. Если он тебе не понравится - убей его, я
не стану возражать! Самому надоел...
С этими словами он удалился, а я вытянулся на кровати и тихонько
застонал от тупой боли в груди - я был совершенно уверен, что это ноет моя
собственная душа, хотя до сегодняшнего дня она казалась мне совершенно
здоровой частью организма... Пострадав так с четверть часа, я наконец сделал
то, с чего следовало начинать, а я все откладывал - отчасти потому, что у
меня не было никаких сил, а отчасти потому, что я отчаянно боялся
результата.
Дело в том, что в последние годы моя прежняя (и только что внезапно
завершившаяся) жизнь, в которую я так хотел вернуться, была не просто
прекрасной - она была по-настоящему удивительной. Не хочу вдаваться в
подробности, которые больше не имеют значения, поскольку какая-то
могущественная сволочь, приставленная записывать мои деяния в очередном томе
Книги Судеб безжалостно залила эти главы густой черной тушью. Скажу только,
что моя прежняя жизнь была переполнена невероятными чудесами
5, и я сам умел совершать некоторые из этих чудес -
уж не знаю, как мне это удавалось, но вообще-то я довольно легко обучаюсь
всяким новым фокусам, как цирковая обезьяна... Нужно было проверить,
остались ли при мне хоть некоторые полезные навыки. И я проверил.
Случилось то, чего я боялся больше всего на свете - боялся потому, что
в глубине души с самого начала знал, что именно так все и будет. Я
обнаружил, что больше ничего не умею - вообще ничегошеньки! Я был совершенно
безопасен для окружающих, как секс с дюжиной презервативов. И совершенно
бесполезен. Легкомысленное могущество, доставшееся мне с удивительной
легкостью, оставило меня - словно и не было ничего. "Великий и ужасный" сэр
Макс закончился - я здорово подозревал, что навсегда. "Бедный, бедный
господин Таонкрахт, - с тоскливой усмешкой подумал я, - тоже мне вызвал
"демона"! По всему выходит, что ты - не самый везучий парень в округе! А уж
я - и подавно..."
Мне было по-настоящему плохо, но я все-таки задремал - почти сразу же,
словно спешил сменить причудливую чужую реальность этого мира, озаренного
светом трех солнц, на не менее причудливую, но хорошо знакомую реальность
сновидений. Впрочем, меня тут же разбудил чей-то писклявый голосок. Отчаянно
фальшивя он пел какую-то дремучую колыбельную, способную усыпить разве что
роту солдат после недельного марш-броска - просто потому, что эти ребята
могут спать даже стоя на голове в оркестровой яме оперного театра во время
репетиции.
- Заткнись! - Сонно потребовал я.
В ответ раздалось тихое бульканье и отчаянный кашель - с перепугу певец
подавился собственной слюной. Я разлепил глаза и увидел перед собой существо
неопределенного пола в ярко-красном балахоне, украшенном многочисленными
лентами, блестками и прочей фигней в таком духе - словно его костюм
старательно соорудила пятилетняя девчонка для своей любимой куклы. Я
вспомнил обещание Таонкрахта прислать ко мне какого-то таинственного
"спокойноношного" и понял, что это он и есть.
- Убирайся отсюда, - буркнул я. - Убивать тебя так и быть не стану, но
чтобы через секунду здесь было тихо.
Существо попятилось назад, простодушно хихикая. Я сонно подумал, что
все обитатели это места, кроме, разве что, самого Таонкрахта, почему-то все
время ржут не по делу, и снова провалился в милосердную темноту сна без
сновидений.
Глава 2. Хинфа и другие радости жизни
Когда я проснулся, было уже темно. До меня снова доносились какие-то
странные звуки, но они не походили на давешнее фальшивое музицирование -
скорее уж на вечернюю мантру какого-нибудь буддийского монаха: тихий, почти
монотонный гул, не лишенный, впрочем, некоторой приятности. Это странное
гудение умиротворяло меня, я почувствовал себя если не счастливым, то по
крайней мере, совершенно спокойным. В данных обстоятельствах это было щедрым
подарком судьбы. Поэтому я снова закрыл приоткрывшиеся было глаза, словно
боялся, что удивительное настроение может покинуть меня через эти
распахнутые форточки. Через несколько минут я понял, что спать мне больше не
хочется и решил взглянуть на источник звука, оказавшего на меня столь
благоприятное воздействие.
Красноватого света пламени в камине было достаточно, чтобы разглядеть
человека, стоявшего в изголовье моей постели. Он оказался почти точной
копией того войлочного "холмика", которого мой приятель Таонкрахт считал
невидимкой. "Еще один соглядатай? - Лениво подумал я. - Или тот же самый? С
какой стати, интересно, он решил помедитировать в моем присутствии?
Проверяет, увижу ли я его на этот раз - так, что ли?..."
- Чего тебе надо, чудо природы? - Добродушно спросил я. Гул тут же
прекратился, а "холмик" рухнул на пол, как подкошенный. Несколько секунд я
растерянно хлопал глазами, не в силах понять, что происходит. Потом
решительно покинул свое ложе и склонился над незнакомцем: мне пришло в
голову, что он тоже считает меня "демоном", а поэтому вполне мог хлопнуться
в обморок от страха, обнаружив, что я проснулся, и теперь ему предстоит
остаться наедине с этаким чудищем. Я довольно долго искал его пульс, но так
ничего и не обнаружил. Зато заметил, что в одной руке бедняга сжимал
какой-то странный предмет: темный, довольно толстый, причудливым образом
загнутый прут из совершенно неподдающегося определению материала. Я
машинально взялся за него и тут же отдернул руку: ощущение было не из
приятных, какая-то странная неритмичная вибрация, слабая, но вызывающая
раздражение. Счастливый обладатель диковинной вещицы вцепился в нее мертвой
хваткой. В конце концов, я бросил это гиблое дело и принялся похлопывать его
по щекам, потом осторожно потряс за плечи. Все было бесполезно, так что
через несколько минут до меня начало доходить, что дело куда хуже, чем мне
показалось. Никакой это был не обморок, у меня в охапке наличествовал самый
настоящий свеженький покойничек. Я ощутил холодную дрожь, поднимающуюуся по
позвоночнику, а потом - не слишком интенсивную, но противную тошноту, как
всегда, когда мне доводилось встречаться со смертью.
- Ты что, умер? - Глупо спросил я у неподвижного тела.
Ответа не последовало. А я почувствовал такую слабость, что был
вынужден снова опуститься на кровать. "Надо позвать Таонкрахта и сказать,
что у него тут покойник, - вяло подумал я, - но как его позвать-то?
Телефонов у них вроде нет..." После этого глубокомысленного вывода я заснул
- до сих пор не могу поверить, что оказался способен заснуть в таких
волнительных обстоятельствах, рядом с остывающим трупом таинственного
незнакомца, но именно это я и сделал. Думаю, я просто никак не мог поверить,
что все это происходит со мной на самом деле...
На рассвете меня разбудили истошные вопли, знакомые мне по вчерашнему
утру. Я даже не стал выглядывать в окно: и так было ясно, что длинноносые
общипанные павлины снова клюют свою черную кашу, размазанную по голой
заднице какого-то бедняги. Я решил, что это не мои проблемы. Что касается
проблем - их у меня и без того хватало.
Начать с того, что на ковре лежал давешний мертвец. Сие было досадно:
я-то сначала решил, что эта бредовая история мне просто приснилась. Имелись
у меня и проблемы другого рода: мой организм решил, что чудеса чудесами, но
ему необходимо побывать в уборной. Вчера я находился в таком глубоком шоке,
что мне так и не понадобилось посетить это замечательное место. А теперь у
меня не было времени на поиски - хоть в штаны валяй! Я судорожно огляделся
по сторонам и внезапно обнаружил огромный ночной горшок, который
торжественно стоял чуть ли не в самом центре комнаты - как раз напротив
окна. Я равнодушно поудивлялся драгоценной инкрустации на внутренней
поверхности сосуда - впрочем, она впечатлила меня не настолько, чтобы я
отказал себе в удовольствии осквернить этот шедевр ювелирного искусства.
Через несколько минут я избавился от самой насущной из проблем, и меня
тут же плотным кольцом обступили все остальные: начиная от мертвого тела и
заканчивая нормальным человеческим желанием почистить зубы и принять душ. Я
решил, что в любом случае нужно позвать на помощь кого-нибудь из слуг и
выглянул в коридор. Под дверью топталось несколько ребят в каких-то пестрых
обносках неопределенного фасона. Увидев меня, они поспешно отступили,
застенчиво ухмыляясь до ушей.
- Так, - вздохнул я, - во-первых, отсюда нужно убрать горшок, во-вторых
- мертвеца. Не знаю, откуда он взялся, но он тут лежит уже довольно давно. Я
его не убивал, если вам это интересно...
Один из них набрался смелости подойти к порогу и заглянуть в комнату.
Он тут же отскочил на несколько метров, словно обнаружил в комнате голодного
дракона.
- Хинфа! - Пронзительно заорал он все с той же идиотской ухмылкой. -
Там Хинфа! Мертвый Хинфа!
- И что? - растерянно спросил я. Но никого уже не было: мне показалось,
что ребята не просто убежали, а исчезли, раз - и нет. Оставалось надеяться,
что у них хватит ума прислать сюда какого-нибудь специалиста по
неприятностям, а еще лучше - позвать самого Таонкрахта, который, по крайней
мере, не имел привычки испуганно визжать по любому поводу.
Я вернулся в комнату, сел на кровать и принялся ждать развития событий
- а что мне еще оставалось? События не спешили развиваться. За окном
по-прежнему вопила несчастная жертва репрессий, мертвец неподвижно лежал на
ковре, а я изо всех сил старался сохранить остатки самообладания: у меня
было ощущение, что оно мне еще понадобится...
Таонкрахт прибыл через полчаса, заспанный и хмурый, как зимнее небо над
Лондоном. Знание жизни подсказывало мне, что его мучает тяжелое похмелье, но
он держался молодцом: по крайней мере, не хватался за голову и не спрашивал
у кого-то невидимого в районе потолка, за что ему ниспослано такое
наказание. Мрачно осмотрел мертвое тело - я отметил, что он старается не
приближаться к покойнику на расстояние вытянутой руки - и изумленно
