людей, когда та наконец началась. Те немногие отцы, которые остались,
чтобы создать впечатление сопротивления, сражались долго и упорно, пока
наконец не сдались под яростным напором, охотно жертвуя своими жизнями во
имя Назначения. Амплитуры не могли бы рассчитывать на лучший исход.
Держась напеве в отведенном для них месте, Раньи со своей группой мог
судить о происходящем лишь по отрывистым сообщениям интеркома. Они
находились слишком далеко, чтобы слышать разрывы снарядов, методично
разрушавших оборудование, здания и уничтожающих самих защитников штаба.
Вскоре уже отряды атакующих перегруппировались на верхушке покрытой
джунглями горы. Наблюдая за обращенным в бегство противником, отдельные
группы пустились преследовать их, намереваясь уничтожить каждого выжившего
в бою, чтобы он не мог достичь своего планетарного штаба.
Раньи размышлял о тех ашреганах, криголитах, других бойцах,
согласившихся принять смерть, чтобы отвлечь внимание противника ложным
маневром. Его наполнила ужасом мысль, что совсем недавно и он сделал бы то
же самое и с тем же энтузиазмом.
Сейчас же он лишь ясно видел, как храбрецы погибают, но их гибель
никоим образом не обогащает Вселенную. В самой концепции смерти во имя
стратегической цели заключалось нечто изначально неприличное. Люди,
например, всегда готовые пожертвовать собой ради своих друзей, ради защиты
своего мира, вряд ли станут умирать во имя абстракции.
Коей является Назначение, добавил он.
Он находил, что ему все труднее и труднее во что бы то ни было
верить.
Амплитуры не приносят себя в жертву во имя идеи. Хотя их не так уж
много, но Раньи все больше склонялся к мысли, что они, амплитуры, -
слишком уж рациональные существа. Это открытие поразило его. Вряд ли уже
он сумеет от него отделаться.
По неизвестным причинам, захлестнутый волной событий, когда некогда
было ни о чем подумать, он часто вспоминал лепара.
Затем пришел приказ идти в наступление, и он думал лишь о своем
спасении.
Создалось впечатление, что буквально из-за каждой скалы, из-за
каждого дерева на наступающих обрушились ашреганы и криголиты, и именно в
тот момент, когда люди впервые за много дней попытались расслабиться.
Бесчисленное количество стволов открыло огонь по участку между горами
и текущими на юг реками, уничтожая с полным равнодушием представителей
различных рас. Люди и массуды лихорадочно бросились к оружию, готовые
оказать сопротивление.
Они так ожесточенно ответили, что несмотря на неожиданность
контратаки, многие погибли. Но и сами тоже погибали в бою, не находя
спасения.
Раньи лишь пытался сохранить жизнь себе и своему брату. Его
беспокоило, что ему, человеку, приходится убивать себе подобных. Но
естественный рефлекс убийства наконец взял верх над всеми размышлениями.
Это удивило его, хотя и не должно было бы. В конце концов течение
тысячелетий люди истребляли друг друга без всякой жалости.
Сагио, Соратии-еев, Бирачии и другие, ввязавшиеся в бой, по крайней
мере, были охранены своим неведением, незнанием тот, что вынуждены убивать
себе подобных, поэтому и выполняли свою задачу с завидным рвением.
Сам же Раньи якобы из стратегических соображений пытался, насколько
возможно, избегать боя. Зная о его недавних заслугах, бойцы полагали, что
такая осторожная тактика правильна. Он время от времени стрелял по тем,
кто попадался ему на глаза, но со спасительной для них неточностью.
Страдали больше всего деревья.
По всему участку были разбросаны сучья и листья. Стороннего
наблюдателя это вряд ли могло бы поразить, ибо было вполне естественным.
Как будто снаряд взорвался где-то поблизости, и смел куски деревьев. От
горящей растительности, машин, от горящих тел подымался дым.
Среди жары и дыма Раньи было сложно отличить криголита от ашрегана,
ашрегана от массуда и людей от своих друзей. Различить их можно было,
пожалуй, лишь по различному обмундированию. Чтобы выжить, надо было думать
и стрелять быстрее. Раньи пытался ни о чем не думать.
Держа свой личный летательный аппарат как можно ближе к земле, он
пытался избежать воздушного боя. Пока это у него получалось. Продираясь
сквозь лесной массив, медленно облетая огромные деревья, он наткнулся на
два тела.
Это были люди. Мужчина и женщина. В их легком полевом обмундировании
зияли отверстия, оставшиеся от энергетического оружия. Их винтовки лежали
поодаль. У мужчины была снесена половина черепа. Женщина лежала на спине.
Лицо ее было бледным. Раньи порадовался, что она совсем не похожа на ту
женщину, с которой он познакомился на Омафиле.
Ближе к горам почва стала более твердой, и он смог уже передвигаться
по ней, а не парить в воздухе. Он посадил аппарат, чтобы разведать все,
что сумеет.
Близкое исследование тел не открыло ему ничего нового. Он склонился
над телом мужчины, впился взглядом в раскроенный череп, думая, сумеет ли
он увидеть там тот нервный узел, который, как говорили ему
хирурги-гивистамы и люди, не существовал в мозгу обычного человека, но
понял, что ничего не увидит, и не стал задерживаться.
Он поднялся и снова полетел вперед, внимательно следя за чащей. Все
каналы его коммуникатора были забиты голосами, отдающими приказы и
обменивающимися информацией. Вокруг него, как гигантская рептилия,
двигались и свистели джунгли. Он не оглядывался назад.
Что ему оставалось делать? Если он попытается сдаться противнику, то
его, скорее всего, просто подстрелят. Лицевые протезы, прикрепленные к
черепу хирургами, невозможно было без их же помощи убрать с лица.
Мысли о том, чтобы сдаться в плен, быстро прошли. Но не поэтому
вернулся он к своим друзьям.
Световые вспышки на его коммуникаторе свидетельствовали о новых и
новых победах во имя Назначения. Инстинкт толкал его вперед, а полевое
снаряжение помогало выжить, скрывая под его телесной оболочкой... что?
Атакующих методично били вдоль всей линии их наступления, пока они
постепенно не распались на мелкие группы. Надежда на славу уступила место
тревоге за собственную жизнь. Без приказа, без указания они бросились в
отступление, к извилистой реке, которую они с таким энтузиазмом пересекли
накануне. Подкрепление от Гранвиля и Сатенки не успело даже выступить,
когда началось бегство. В любом случае, катастрофу это подкрепление уже не
предотвратило бы.
Верные делу Назначения взяли в тот день много пленных. Когда стало
ясно, что наступление захлебнулось, амплитуры послали мощную боевую группу
вслед за отступающими. В преследовании участвовали многие друзья Раньи.
Они захватывали реки и передовые боевые базы Узора, откуда началась
атака, беря контроль над огневыми точками, естественными оборонными
рубежами и захватывая даже те территории, которые находились под контролем
Узора изначально. Возможность для спасения людей и массудов, рассеявшихся
по джунглям, была сведена к нулю. Гранвиль запросил подкрепления, чтобы
защитить свои собственные позиции.
Карсон, Морено, Селинсинг не могли уже себя утешить тем, что их
смерти внесли вклад в разгром их войск. Дорога отступления была дорогой
гибели. Летательный аппарат Селинсинг, зажатый между непроницаемыми
кронами деревьев и быстро движущимся транспортом криголита, был разнесен в
куски. Карсона подстрелили, когда он пересекал реку, Морено погиб, когда
пытался покинуть захваченную крепость, обращенную контратакующими
ашреганами и их соратниками в каменный склеп.
Многие, оставшиеся в живых, на подбитых летательных аппаратах
вернулись в джунгли, как усталые птицы, не в состоянии завершить тяжелый
перелет. Некоторых все же спасли наиболее отважные бойцы Гранвиля,
нарушившие его приказ не вступать в бой. Других же настиг враг.
Полковник Неевиа Чин мог бы спасти себе жизнь, и тогда ему пришлось
бы предстать перед военным трибуналом. Он предпочел прикрыть отступление
своих легковооруженных солдат и вел тяжелый огонь с борта своего
командирского транспорта. Те, кто спасутся, смогут потом вновь воевать,
его же военная карьера уже была завершена.
Он сделал рискованную ставку - и не выиграл. На нем повис долг, за
который он никогда не сможет расплатиться. Зачем же возвращаться?
Ирония заключалась в том, что случилось вовсе не то, на что они
рассчитывали и надеялись - он, сержант Селинсинг, и другие заговорщики.
Они просто не поверили, что враг сумеет им ответить достойно.
Смерть принесла полковнику Чину мир, но не удовлетворение.
Разгром Узора на Эйрросаде был полным. Планы на отступление врага по
другим фронтам были оставлены, а силы подкрепления были поспешно
переброшены на защиту того, что осталось от сектора Гранвиля.
Разработанная стратегия потерпела сокрушительный разгром. Катастрофа Чина,
- под таким названием она осталась в истории, - заставила тактиков Узора
покинуть оптимистическую позицию сохранения статуса кво и перейти к
политике активной обороны. Ну, а армия мертвого командира пожинала плоды
своего позора.
Давным-давно уже Узор не терпел подобных поражений. Результаты
катастрофы вышли далеко за пределы Эйрросада и дошли до самого Большого
военного совета,
Амплитуры же не стали воздевать щупалец к небу и воспевать осанну
героям. Не в их обычаях было праздновать смерть. Даже если это и была
смерть тех, кто грозил им уничтожением. Пусть празднуют ашреганы и
молитары, криголиты и мазвеки, амплитуры же будут праздновать тогда, когда
будет достигнуто Назначение. Пусть это случится через сто лет, через
тысячу, через целую эпоху.
Хотя, конечно, они были удовлетворены успехом.
За свои блестящие тактические маневры Сходящий-С-высоты и
Пребывающий-В-Себе получили тихие похвалы и новые назначения. Но об отдыхе
и речи быть не могло. У амплитуров будет масса времени для отдыха, когда
исполнится Назначение. Но вплоть до этого еще отдаленного дня слишком
многое нужно сделать, а их было слишком мало для того, чтобы везде
поспеть.
Члены командования на Омафиле были совершенно угнетены происшедшим на
Эйрросаде. Даже обычно уравновешенные с'ваны были потрясены и огорчены.
Два человека, пара массудов, три с'вана сидели в комнате с высокими
потолками среди изображений Солнца и кораблей. Поднимаясь и опускаясь на
невидимых опорах, они изучали и анализировали трехмерное изображение их
квадрата Галактики, не столько читая карту, сколько путешествуя через нее.
Один из с'ванов помахал каким-то устройством, похожим на прутик.
Изображения звездных кораблей меняли свое положение в зависимости от его
указаний. В закрытой комнате работал его транслятор.
- Мы переоценили свои возможности в попытке захватить Эйрросад. Это
ослабляет наши внутренние космические оборонительные рубежи и открывает
целую линию обороны. Полагаю, пришло время подумать об отступлении.
Стратегическая перегруппировка не означает поражение.
- Мы не можем, - возразил массуд, плававший над ним. - Если мы
покинем Эйрросад, то захватить следующий вражеский сектор нам будет
безумно сложно. - Его прутик в свою очередь помешал галактический суп.
- Это верно. Сделать наш следующий большой рывок будет значительно
проще, если мы сумеем удержать Эйрросад, - заметил другой с'ван.
- Не предоставить ли нам ту выгоду, которую мы ищем для себя,
амплитурам? - резко заявила офицер-массуд. - В непосредственном соседстве
с нами нет обитаемых миров.
- Пока еще рано говорить об уступках. - Один из офицеров-землян
