тратой времени, но умным бизнесом, - сказала она ему доверительно.
- Неужели это настолько важно, что возникла необходимость схватить
меня, практически запереть здесь, в университетской клетке, чтобы помешать
мне рассказать об этом другим?
- Но мы располагаем лишь вашей убежденностью в отношении
существования подобных фактов. Вы говорите, что видели группу
подозрительно выглядевших людей, которые, якобы, ожидали вас при отлете с
Ивенвейта. Вы говорите, что и капитан вашего звездного корабля пытался
помешать вам покинуть его.
А ведь эти люди, пусть они и впрямь подозрительные типы, могли
ожидать кого-то другого. Может быть, это полицейские Кларии ожидали
какою-то сбежавшего преступника? Что же касается реакции вашего капитана,
то его огорчение выглядит вполне естественно : потерять пассажира на
полпути! Особенно, если этот пассажир принадлежит к союзной и
чувствительной расе.
- Это все лишь досужие размышления! - Чэхил и сам поразился
яростности своих чувств. Он был на грани отчаяния. - Никто из вас не
видит, что замышляет этот человек. Никто из вас не хочет этого видеть! Он
всех вас превратил в слепцов!
- Досужие размышления, - ответила ему представительница Совета, не
реагируя на его эмоции, - именно так можно назвать вашу теорию. Вы
построили свое обвинение, основываясь лишь на собственных подозрениях и
умозаключениях. Никаких, абсолютно никаких доказательств. Я начинаю
верить, - заметила она мрачно, - что вы действительно одержимы неприязнью
к этому человеку. Это нездоровье, психолог.
У него пропало желание спорить, сопротивляться.
Никто из вас не знает, на что он способен. Никто из вас.
- Даже если допустить, что все ваши заявления - правда, - сказала она
примирительным тоном, - то к каким действиям это нас должно побуждать? Вы
же сами признаете, что не знаете, в чем именно заключается это
предполагаемое сотрудничество Лу-Маклина и тремованами.
- Нет, не знаю, - согласился Чэхил утомленно.
- Он дал вам возможность работать в непосредственной близости от базы
его данных, - продолжила она, - ничуть не беспокоясь о той информации,
которую вы можете извлечь. Вы получили доступ к конфиденциальной
информации. Разве так поступил бы человек, которому есть что скрывать?
- У него не было причин подозревать меня в том, что я знаю о его
намерениях, - ответил Чэхил. - Я как-то выразил ему свое недоверие, но он
полностью обезоружил меня. Кроме того, моя работа в непосредственной
близости от него давала возможность его людям контролировать меня.
- Вы говорите, что он развеял ваши подозрения. Теперь же вы
утверждаете, что они вернулись.
- Мы должны выяснить, что за дела он ведет с этими тремованами!
Двадцать лет! Двадцать лет секретности!
Она поднялась, готовясь уйти.
- Чэхил Райенз, я ожидала, что, благодаря своему опыту и знаниям, вы
не станете впадать в истерику. Подумайте хорошенько! Кто дает больше
поводов для сомнения в своих намерениях - Лу-Маклин или вы сами? Вы давно
и много работаете для Семейств, Чэхил Райенз. Возможно, слишком давно и
слишком много. Слишком много времени вы провели вдали от дома, слишком
много времени вы провели среди двуногих. Мне кажется, пришла пора вам
позаботиться о себе, а не о тех наших союзниках, которые за долгие годы
уже доказали нам свою преданность!
Она вышла, стремительно проплыв через дверь.
Чэхил остался, ощущая холодный ужас. Да, теперь ему все ясно. Они не
допускали и мысли, что Лу-Маклин что-то замышляет. Они не хотели верить,
что их ценный союзник может их предать.
"Ну а что до меня, - горько думал он, - то я вовсе не одержим. Мои
решения выработаны в результате спокойного анализа очевидности. Допустим,
что многие додумано уже на основе собственного опыта, но опытный психолог
и должен руководствоваться интуицией при отсутствии фактов. Мы
интерпретируем субъективное так же, как и объективное. Если они настойчиво
игнорируют мои открытия..."
Лу-Маклин, Лу-Маклин... Это имя преследовало его... Одержимость,
навязчивая идея... Может, представитель Совета права и ему следует забыть
о Киисе ван Лу-Маклине, забыть о его секретных намерениях?
Но он не может так поступить, как не в состоянии он прекратить
мыслить! Лу-Маклин так глубоко внедрился в общество ньюэлов, что друзей
среди Семейств у него не меньше, чем среди своих сородичей.
Ну, вот и хорошо, подумал он, принимая неожиданное решение. Если
Совет не заинтересовался моим мнением, то возможно, им заинтересуется
Совет Операторов на Земле. Ведь совершенно очевидно, что земное
правительство точно так же не знает о контактах Лу-Маклина с тремованами,
как и Совет Семей. А если люди и тремованы плетут вместе какой-то затвор,
то, возможно, смерть одного подозрительного психолога возбудит внимание
"Си" - и они решат проникнуть несколько глубже в проблему, прочтут
внимательно записи, которые он заблаговременно приготовит. Он стал
готовиться к возвращению в ОТМ.
Лу-Маклин вошел в просторную спальню и посмотрел на изображения на
круглом балдахине, нависавшем над кроватью. Балдахин чутко реагировал на
любые проявления того, кто располагался внутри. Он материализовался как в
результате снов, так и в результате мыслительных процессов.
В этот момент он был заполнен звездами, воображаемыми созвездиями,
расположенными слишком близко друг к другу, чтобы быть реальными.
Лу-Маклин полюбовался немного, затем подошел ближе к женщине, лежавшей в
постели, и прошептал:
- Тамбу, Тамбу, проснись!
Женщина пошевелилась во сне, сладко потянулась. Не открывая глаз, она
проговорила сонным голосом:
- О, Киис, дорогой, это ты? Что ты надумал?
Он отвернулся:
- Я собираюсь уезжать, меня ждет важная работа.
Она состроила гримаску. Живя с ним, она сумела несколько смягчить его
нрав, и все же они не стали слишком близки. Истинный Киис всегда оставался
для нее загадкой, и она вряд ли могла рассчитывать на то, чтобы разгадать
ее. Но брак, как бы в шутку заключенный на Терра, со временем стал для нее
настоящим. И хотя Киис был далек от нее, он всегда был добр и
предупредителен.
Ей еще предстояло понять, как мало она его знает.
- Ты разбудил меня, чтобы сказать об этом?
- Об этом и еще кое о чем, Тамбу. Мы расстаемся.
Ее улыбка исчезла. За секунду она состарилась, казалось, на десять
лет. Последнее из созвездий вспыхнуло и погасло у нее над головой,
волшебный иллюзорный занавес опять превратился в холодный серебристый
кусок металла. Холодный и пустой, как и человек, сидящий перед ней.
Она села, оперлась на руки и свесила с кровати свои красивые длинные
ноги:
- Это не смешно, Киис.
- Я и не собирался тебя смешить.
- Неправда. Зачем ты испытываешь меня? Ты всегда испытываешь людей,
Киис.
- Не тебя, Тамбу. И не на этот раз.
- Тогда о чем же ты говоришь?
- Мы расстаемся. Мы пойдем отныне разными путями, каждый будет жить
своей собственной жизнью.
Она слегка покачала головой:
- Я не.. что я не так сделала?
- Все правильно. Просто так нужно. - Выражение его лица было
серьезным. - Ты начинаешь оказывать на меня слишком большое влияние.
Когда-то давным-давно я пообещал себе, что не допущу ничего подобного в
своей жизни. Никогда не позволю другому человеческому существу
контролировать себя.
- Я ведь не вмешиваюсь в твои дела, - возразила она. - Я никогда не
спрашивала тебя, куда ты идешь, что ты делаешь, даже если ты исчезал на
несколько месяцев. Я всегда следовала твоим указаниям, потому что знала,
насколько это важно для тебя. Как же именно я могла взять над тобой
контроль? Я не понимаю.
Он продолжал смотреть мимо, опасаясь то ли ее, то ли себя.
- Тамбу, мне кажется, я влюбляюсь в тебя.
- Черт! - Она молча сидела за занавесом, ставшим расплывчатым. Ее
охватило желание. Оно требовало удовлетворения. Этот большой и
непостижимый человек потеплел к ней со временем, и именно поэтому она его
теряет.
- Неужели это так ужасно, что ты не можешь с этим смириться? Неужели
же, Киис, ты не в состоянии жить и любить?
Лу-Маклин энергично взмахнул рукой, рассекая воздух:
- Любовь - самый мощный вид контроля. Я этого не допущу! Не могу
допустить!
- Киис, но любить другого - не есть проявление слабости!
Он повернулся к ней, и в голубых пронзительных глазах боль смешалась
с решимостью.
- Для меня это - слабость. Почему, ты думаешь, я избегал иметь детей?
Потому что обилие любви - слишком большой контроль надо мной, меня это
просто разрушит.
Пальцы ее бесцельно двигались по постели, сжимались и разжимались:
- Я узнаю этот твой тон. Что бы я не сказала, решение твое
окончательно, да?
- Извини меня. Я сам виноват. Мне не следовало тогда так с тобой
поступать.
На губах ее заиграла улыбка:
- Поступать со мной? Это я так поступила! Это я приняла тебя, и никак
иначе. Ты бросил вызов, Киис, а мне показалось, что я увидела нечто
большее там, где другие видели лишь грубость и уродство. Значит, я
потерпела неудачу. Видимо, я обречена на проигрыш.
- Я все сделаю, чтобы ты была вполне обеспечена до конца своей жизни.
- От этих слов он ощутил еще большую неловкость. "Заканчивай", - приказал
он себе.
Она рассмеялась. К своему большому удивлению, он понял, что это его
ранит.
- В какой-то момент брак был полезен, - продолжил он. - Некоторые
важные люди считали, что он смягчит меня. Мне самому было интересно. Я
никогда прежде этого не испытывал. Я не ожидал. Я не ожидал, что
подвергнусь такой угрозе. Эта меня беспокоит.
- Киис, Киис, - вздохнула Тамбу устало. - Неужели ты думаешь, что
только тебя?
- Это начало беды, Тамбу. Я уникален. - Он сказал это спокойно, без
всякой гордости. - Я не стану рисковать всем, что сделал.
- Конечно. Ведь я не могу заставить тебя переменить решение, поэтому
я просто подчиняюсь. Потому что, Киис, независимо от твоих чувств ко мне,
я полюбила тебя...
Он начал было что-то говорить, но решил, что не стоит, и быстро вышел
из комнаты. И не обернулся.
Через две недели появилось сообщение, что госпожа Тамбу Табухан
Лу-Маклин скончалась на Терра, в своем новом скалистом доме, от чрезмерной
дозы наркофена. Лу-Маклин воспринял информацию спокойно и не стал ее ни с
кем обсуждать, даже с Бестрайтом, хотя этот пожилой, все понимающий
человек заметил, что с того самого дня плечи Лу-Маклина несколько
опустились.
- Нет, он не обычный человек, - думал старый слуга. - И не ньюэл. Он
создал себя, взяв все самое лучшее у обеих рас. Он узник самого себя, и я
не знаю, для чего он это совершил.
Но у него было предчувствие, что скоро все выяснится.
На Двенадцатый день Восьмого месяца Лу-Маклин принял посетителя.
Человек, которого ввезли в приемную, выходившую окнами на океан,
состарился так, что никакое лечение уже не помогало. Он одряхлел так, что
никакие трансплантации не могли бы вернуть ему прежний облик. Он дышал с
помощью респиратора, который вводил воздух в его изнуренные легкие. Глаза
его были сухими и тусклыми.
Он отослал двух сестер и остался наедине с Лу-Маклином. Они немного
поболтали, их прерывали лишь приступы кашля, сотрясавшие некогда полное
жизни тело.
Затем посетитель сделал движение скрюченным пальцем, призывая
Лу-Маклина подойти ближе. Лу-Маклин вежливо наклонился к креслу-коляске,
