византийской конницы. На помощь поспешил Ярожир. Он заложил ворота и
вместе со своими воинами вступил в бой, сзади нападали с топорами анты.
Если бы не вмешался Исток, византийцев перебили бы всех до единого. Он
спас двух посланцев, сказав им:
- Идите к Управде и скажите ему, что скоро мы придем в гости. Пусть
готовит угощение, потому что дорога дальняя, а мы будем голодные!
Под всеобщий хохот униженные завоеватели выбрались из Турриса и
помчались на юг.
Сразу же после этого вождя и старейшины антов и славинов собрались на
совет и решили сообща ударить на Византию. Избранным мужам было поручено
спешно обойти племена и призвать людей к отмщению.
Потом начался пир; пировали весь день: лили в огонь мед, чтоб
умилостивить Морану, клялись Перуном люто отомстить Византии, давали
клятвы горным и водным вилам, что никогда больше не будет распри между
братьями и они не сменят боевой топор на плуг до тех пор, пока не
освободят исконные земли предков - вплоть до самого Гема. В промежутках
между клятвами и посулами одноглазый волхв прорицал грядущие чудеса, о
которых он узнал по потрохам закланных ягнят и баранов.
Дважды и трижды рассказывали славины антам о том, как они опустошили
Мезию, какую взяли добычу, как уничтожили Тунюша и разбили гуннов; только
глубоко заполночь лагерь затих, у костра остались лишь Исток и Виленец.
Сварунич и прежде не сомневался, что сумеет убедить антов в
предательстве и коварстве византийцев. Однако такого успеха не ожидал даже
он. Кровь кипела в его жилах; ни разу до сих пор не пил он столько меду,
как в этот вечер. Цели, к которым он стремился - Ирина и поход на юг,
недавно выглядевшие двумя мерцающими звездочками в неоглядной дали, вдруг
оказались совсем близкими. Мечты его осуществлялись, тоска затихала, лишь
сердце трепетало от страха - не слишком ли боги к нему благосклонны.
Правда, он не забывал, что нужно еще уговориться с антами о направлении
похода. Он намеревался сперва идти на Топер, а оттуда за Ириной. Купаясь в
волнах счастья, неожиданно подхвативших его, он с такой силой и
искренностью стремился к любимой, что вряд ли бы смог вести войско, не
обняв и не прижав ее к груди.
Он рассказал Виленцу о своем плане, о том, как опасен для них мог
быть префект Рустик, окажись он у них в тылу; в конце концов ему удалось
убедить антов в том, что единственно разумным и правильным было бы
разгромить сперва византийское гнездо, а потом вдоль берега пойти к
длинным константинопольским стенам. Виленец не прекословил. С той же
силой, с какой раньше он ненавидел молодого славина, теперь он полюбил его
и без конца повторял:
- Святовит избрал тебя, Исток! Исток! Исток - освободитель народа!
Мститель за наших отцов!
Воины беззаботно храпели, и только Ярожир позаботился об охране.
Пятерых самых трезвых воинов поставил он на стены. И смотри-ка! - в
полночь раздался сигнал. Сонные, хмельные воины в суматохе искали шлемы и
мечи, испуганные пастухи гнали из степи коней.
Исток еще не спал. Прозвучал его голос, сон покинул славинских
воинов, все немедленно пришли в себя. Зазвенели поводья, в мгновенье ока
были натянуты доспехи, и всадники молниеносно взлетели в седла. Изумленный
таким порядком, Виленец не мог вымолвить ни слова - анты бегали,
суетились, собрать их вместе никак не удавалось.
Исток поднялся на стену и прислушался. С северо-запада доносился
сильный шум, словно приближалась перепуганная толпа. Он приложил ладони к
ушам. Беспокойство его возрастало.
- Это кричат славины! Это наше войско! Что произошло? Почему они
идут?
Встревоженный, он спустился вниз, вскочил на коня, и славины без
лишних слов помчались за ним следом.
Виленец пришел в ужас.
"Что случилось? Может, славины решили напасть на них? Или это
вархуны? Почему ускакал Исток? Может быть, это ловушка?" Сомнения стиснули
грудь, страх лишил разума, он перестал верить славинам. Но что делать?
Бежать? Далеко не уйдешь. Виленец созвал своих мужей. Анты совещались,
обсуждали, призвали волхва, время шло, а они оставались в растерянности и
тревоге.
Занималась заря.
И тут в степи засверкали доспехи: возвращался Исток с частью своих
воинов.
- Проклятие Византии! - произнес он, въезжая в Туррис. Анты
растерянно смотрели на взмыленного Сварунича, глаза которого метали
молнии. - Византия подняла против нас герулов. Проклятие! Они напали на
наше войско, отняли добычу, освободили пленных ромеев и обратили в бегство
славинов! Проклятие!
- Смерть им, смерть! - кричали славины.
- Отмщение! - ревел взбешенный Сварунич. - За дело, братья! На
Византию!
Пламя мести сильнее вспыхнуло в душах антов. Сидя на конях, они
повторили клятву и разъехались, чтоб повсюду рассказать о мире,
заключенном между братьями, призвать к мести обитателей даже самых дальних
уголков славинской и антской земли.
Исток ярился больше на соплеменников, чем на герулов.
- Орда, пьяная орда, они совсем потеряли голову, потому их и разбили!
Бараны, я железной рукой поведу вас к победам! Клянусь богами, так будет!
22
Спустя несколько недель земля вокруг разрушенной крепости Хильбудия
на правом берегу Дуная заполнили славинские и антские воины. День и ночь
реку пересекали плоты с людьми, лошадьми, скотом и припасами. Весть о мире
и о великом совместном походе братских племен на страну ромеев вызывала
волны восторга. Ненависть и гнев, разжигаемые коварными происками гуннов и
Византии, угасали. С душ упал тяжкий груз, люди вздохнули свободнее, и
насильственно подавленная любовь вспыхнула жарким пламенем. С трудом
удавалось старейшинам оставлять часть людей дома, чтоб они смотрели за
скотом, охраняли женщин и детей. Старики, которые уже много лет не
препоясывались ремнями, словно помолодев, принялись острить боевые топоры,
чистить мечи и препоясываться ими. Девушки отложили веретена, бросили овец
и, вооружившись колчаном и луком, с песней отправились вместе с юношами на
войну. За Дунаем в условленном месте встречались славинские и антские
старейшины, протягивали друг другу руки, соседи, некогда добрые друзья, а
в недавнем времени - смертельные враги. Они обменивались плащами,
одаривали друг друга разукрашенными стрелами, приглашали на трапезы,
угощали медом и клялись богами и тенями пращуров хранить вечное согласие.
Славинские юноши влюблялись в антских девушек, каждый день справлялись
свадьбы, в лагере шло сплошное пиршество - торжественный праздник
примирения. Ведуньи прорицали будущее молодым супругам, волхвы с утра до
ночи приносили щедрые жертвы во славу братской дружбы. Последним через
Дунай переправился Исток. Четыреста бронированных всадников, вооруженных
по византийскому образцу, следовало за ним.
Когда толпа увидела Сварунича во главе отборного отряда, на мгновенье
воцарилась тишина. А потом юноши и девушки, старики и подпаски, вожди и
старейшины разом кинулись к герою. В солнечных лучах сверкал его шлем, на
драгоценных камнях доспеха играли яркие блики, и он весь горел, словно
пламя его мужества пробивало броню и зажигало все вокруг. А позади него
блистали доспехи всадников, сияли их ослепительные копья и гремели цепи,
на которых красовались мечи.
Но вот тишину безмолвного восторга неожиданно нарушил приглушенный
возглас, исполненный безмерного почитания и даже робости, он пронесся над
головами, и, словно капля прорвала плотину, восторженная буря потрясла
воздух: стучали колчаны, взлетели ввысь дротики и копья, звенели мечи,
сверкали боевые топоры.
- Слава! Велик Исток! С ним Перун! Слава Перуну! Смерть Византии!
Отмщение, отмщение!
Кровь хлынула Сваруничу в лицо. Его охватило неодолимое и упоительное
стремление к власти, ему страстно захотелось повелевать этими ордами, чтоб
в ту же минуту сбывались слова волхва: "Он хочет быть деспотом славинов и
антов!"
Но Исток подавил мимолетное чувство. Устыдившись его, он опустил
голову и натянул поводья: конь встал на дыбы и могучими скачками понесся
сквозь толпу. Конница галопом помчалась за ним, соблюдая строй; земля
загудела под копытами, звон оружия заглушал все нарастающие восторженные
крики. Они не утихали даже тогда, когда отряд скрылся в дубовой роще.
Старики плакали от радости, девушки протягивали руки вслед героям, а
старейшины, собравшись в кружок, клятвами и обетами подтверждали свое
решение под предводительством Истока вернуть свои исконные земли.
Провожаемый бурей восторгов, задумчиво ехал Исток к кургану, где
похоронили гуннов и Тунюша. Он был потрясен, увидев перед собой черный
холм, под которым покоились храбрые воины. Когда он подъехал совсем
близко, конь вдруг захрапел, а сам Исток замер. В траве возле могилы лежал
труп девушки, лица ее он не мог разглядеть. Он вспомнил о Любинице и
похолодел.
"А если она не убежала, если Аланка обманула, если ошибся Радован,
если это месть гуннов?"
Колени его дрожали, пока он вынимал ноги из стремян; трепещущими
пальцами он отбросил покров, чтоб увидеть лицо покойницы.
- Аланка!
Вздрогнул юноша, больно защемило сердце: на прекрасной шее Аланки
зияла рана, в правой руке был зажат нож. Душу охватила печаль, но вместе с
нею пришло облегчение. Он снова накрыл лицо умершей.
- Любовь твоя была сильнее смерти!
Он позвал воинов, чтобы они разложили костер и сожгли тело Аланки.
Задумчиво стояли варвары у огня, мысленно преклоняясь перед силой любви,
которая жила в сердце прекрасной женщины.
Вскоре Сварунич возвратился к старейшинам и попросил поскорее собрать
военный совет.
Немедля сошлись мужи и старейшины, их окружила толпа воинов, парней и
девушек. Совещались недолго.
- Куда идти?
- Через Гем! Мщение и добыча!
- Кому командовать?
- Истоку, Истоку!
Виленец и Боян вышли из толпы и пошли за Истоком. Вихрь восторгов
встретил его.
- Исток - воевода, Исток - воевода!
Сварунич махнул рукой и попросил слова. Совет звуками рогов
утихомирил толпу.
- Старейшины, вожди, мужи и братья!
Низко, по-византийски, Исток поклонился совету и народу.
- Как он красив, как приветлив! - перешептывались девушки. А
старейшины гордо выпрямились, польщенные оказанным почетом.
- Вы доверяете мне воеводство?
- Да здравствует воевода Сварунич!
- Знаете ли вы, что большие обязанности лежат на воеводе?
- Знаем, потому и выбираем тебя!
- Знаете ли вы, что у воеводы есть большие права?
- Знаем, пользуйся ими!
- Тогда я принимаю воеводство над братским войском и клянусь нашими
богами, вилами наших лугов, костями павших братьев ваших и моих, что я
поведу вас на месть, которой не видывали до сих пор ни славины, ни анты.
Доверьтесь моему мечу, доверьтесь моим замыслам! Пока мы на земле
недругов, я вам воевода! Когда мы вернемся, я снова буду самым покорным
слугой старейшин!
- Слава Сваруничу, слава Истоку!
- Давайте скорее принесем последнюю жертву Перуну и тронемся на юг.
Близится осень. Если боги смилуются, зимовать мы будем по ту сторону Гема,
в стране плодов и виноградников!
Все обратились к жертвеннику, на которой волхвы возложили барана.
Виленец и Боян подожгли ветки, девушки осыпали пламя цветами и
благовониями, волхвы в торжественном благоговейном молчании рассматривали
потроха.
По окончании обряда Исток построил войско. Впереди он поставил
конницу, отобрав из нее лучших воинов и определив их к каждому отряду для
