мне скучно с вами дискутировать. Мы не поймем друг друга. Если я заявлю
вам, что никогда история Земли не творилась в небесных сферах, как бы это
ни утверждалось всеми священными писаниями, вы все едино мне не поверите.
В чем, собственно, вы видите вашу заслугу перед человечеством? В том, что
оно получает все новые и новые игрушки из магазина?..
- Что такое магазин? - ревниво спросила девушка.
- ...Но лишь несмышленое дитя находит удовольствие в пестро
раскрашенных цацках. В лучшем случае они развивают его воображение. В
худшем - ему есть на чем выместить избыток эмоций, есть что сгрызть или
сломать. Но человечество давно вышло из младенческого возраста. И не надо
сопоставлять его со всякими нелюдями! Астрономически они могут быть
сколько угодно старше, и это ни о чем не свидетельствует. У них своя
дорога, у нас - своя. История Земли пишется здесь, только здесь! - Бекетов
слабо притопнул ногой в спадающем шлепанце. - И никто не докажет мне, что
впереди нас не ждут новые тираны, новые потрясения и человеческие
гекатомбы! Что же до библейских заповедей... - Он сморщился еще сильнее и
тоненько пропищал: - "Убивать нехорошо-о-о!.." Так мы повторяем их, как
заклинание, вот уже несколько тысяч лет. И все убиваем, убиваем, убиваем!
- Люди уже не воюют между собой, - сказал Кратов.
- Они просто растерялись. Им пока нечего делить. Это скоро пройдет.
- Так эти бронированные двери, непробиваемые стены... - сказала
Марси. - Наверное, все же это не совсем музей?
- Арсенал? - усмехнулся Бекетов. - Отчасти. Потому и стены, чтобы
никому в голову не взбрела такая мысль. Но если дойдет до дела, никакой
бетон не поможет... - Он оборотился к сумрачному Кратову. - А теперь
возражайте.
- Но вы тоже не услышите моих аргументов, - сказал тот.
- Разумеется, не услышу. Мы живем в разных временах. И настоящее -
лишь их пересечение. Поэтому идите своей дорогой, а я останусь здесь. Но
когда выяснится, что ваша дорога ведет в тупик, не говорите, что не видели
указателей!
Бекетов совершил чопорный поклон и удалился в проход между витринами.
- Ты доволен? - спросила Марси с иронией.
- Я в восторге, - буркнул Кратов.
- Тогда пойдем отсюда.
- Хорошо, - сказал Кратов, помедлив. - Пойдем.
Держась за руки, словно боясь потерять друг дружку в полумраке, они
двинулись к выходу. Но не успели и потому вынуждены были посторониться,
уступая дорогу.
В музей с шумом и гомоном вливались люди. Взрослых было немного, они
лишь сопровождали пеструю, разноголосую ораву ребятишек десяти-двенадцати
лет, моментально заполнившую все пространство музея. Тишины как не бывало.
Кратова несколько раз без особых церемоний чувствительно пихнули острыми
локтями. Он подвинулся, освобождая доступ к каменному топору.
- У-у, какая дубина!
- У меня есть такой... он водой пуляет. Я его киселем зарядил, а он в
меня как фыркнет!
- Мне бы такую арбу... арке... зубу, я бы все яблоки с верхушек
посшибал, они там краснущие, никак не достать, только с гравитра, а мама
Гера не разреша-а-ает...
Некоторое время Кратов и Марси молча топали по брусчатке. Навстречу
им шли новые и новые экскурсанты, по большей части дети. Воздух насытился
мелкой дождевой пылью из катившихся над музеем насупленных туч.
- Видишь, никто не собирается забывать прошлое, - нарушила молчание
Марси.
- Профессор Бекетов, наверное, готов перекреститься, - усмехнулся
Кратов. - Впрочем, я тоже. Я видел, что случается, когда старательно
забывают прошлое.
- Тот мир, о котором ты упоминал?
- Да. Этот музей... он напомнил мне о нем.
- Почему ты не стал спорить с Бекетовым? Помнится, перед Резником ты
никогда не пасовал.
- Это далеко не Резник. И у меня не было никаких аргументов. - Кратов
вдруг разозлился. - Но почему я вообще должен постоянно с кем-то спорить?!
Я устал спорить! Я хочу жить, работать и отдыхать! Я прилетел домой, я
дома, а на меня все смотрят, как на чудище морское. И лезут, лезут со
своими паршивыми дискуссиями...
- Ну, я-то лезу совсем с другим, - кротко заметила Марси.
- Теперь мне понятно, почему звездоходы не любят бывать на Земле, -
продолжал кипятиться Кратов. - Им здесь житья нет от всех этих Резников,
Бекетовых, всяких там Анастасьевых...
- Господин Анастасьев, как мне кажется, просто метарасист, - сказала
Марси. - Резник же обычный фрондер.
- А профессор Бекетов - смотритель арсенала, панически напуганный
перспективой его расконсервации. И все в один голос против Галактики. Не
странно ли?
- Не странно. Я тоже против Галактики. С какой стати я должна делить
с нею тебя? Будь она женщиной, мы могли бы еще как-то договориться.
- И вообще он прав, - сказал Кратов ожесточенно. - История Земли
действительно пишется здесь. Но штука в том, что мы-то хотим писать
историю мироздания! А нас постоянно укоряют за то, что мы учим непонятные
для всех буквы...
- Но ты нашел самый главный экспонат? - спросила Марси.
- Нет. Отчего-то его не включили в экспозицию. Хотя он по праву мог
бы стоять первым в ряду.
- Что же за оружие?
Кратов вытянул перед собой руку и пошевелил растопыренными пальцами.
- Отсюда все и пошло, - сказал он.
- До чего банально! - возмутилась Марси. - Чем провинилась рука? Она
только и занята была, что строила, лепила, рисовала...
- Но всегда при ней находилась голова, которая приспосабливала дело
рук для убийства. Почему так происходит?
- Это же прошлое, - передернула плечиками Марси. - Зачем думать об
этом сейчас?
- Теперь я не убежден, что прошлое так уж бесповоротно покинуло нас,
- мрачно сказал Кратов. - Все время долетает эхо.
Марси вдруг тоненько пискнула, вцепилась Кратову в руку и сделала
такое движение, словно хотела спрятаться за него. Глаза ее округлились.
- Ты что? - спросил Кратов благодушно.
- Там... на стоянке, - прошептала девушка.
Кратов обнял ее за плечи и поцеловал в золотистый хохолок на макушке.
- Иди в наш гравитр, - сказал он ласково и в то же время непривычно
твердо. - Иди туда и жди меня. И ничего не бойся. Это МОЯ работа, -
упредил он ее вопросы.
Марси сомнамбулической походкой, изредка оглядываясь и спотыкаясь,
покорно пошла к стоянке.
Странное существо, похожее сразу и на человека, и на гигантское
вздыбленное насекомое в алом хитиновом панцире, проводило ее взглядом
круглых лиловых глаз. Оно сидело в кабине обычного земного гравитра,
распахнув дверцу и высунув наружу длинные конечности, закованные в некое
подобие рыцарских лат.
- Я пришел, - сказал чужак на астролинге, самом распространенном из
галактических языков.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. СКУЧНАЯ РАБОТА
1
Старшее Солнце было могучее. Багровое, в черных оспинах от дряхлости.
Глядеть на него можно было в упор, даже не щурясь. Толку от Старшего
Солнца, следовало заметить, было немного.
Но у красного гиганта на его счастье имелся маленький ослепительный
спутник, Младшее Солнце, выписывавший по небу хитрые вензеля, - не потому,
что имел игривый характер, а благодаря странностям орбиты самой планеты. И
его подсветки вполне хватало на то, чтобы сделать день - днем, а не
вечными сумерками, как это и случалось порой в других звездных системах с
другими мирами. А заодно и на то, чтобы выжечь всю поверхность планеты в
песок. Песок мелкий, вязкий и въедливый. Проникающий в любую щель,
омерзительно хрустящий на зубах, покалывающий между лопаток. И вдобавок
могильного серого цвета. Первооткрыватели назвали планету Псамма, что
по-гречески означает "песок". У них не было выбора: с орбиты глазу не
являлось ничего более примечательного, нежели сплошная серость, то там то
тут вздыбленная длинными покатыми сеифами.
Почему здешние песчаные холмы получили прозвище именно сеифов, а не
барханов, дюн или, например, даунов - Кратов не знал. Да и было это сейчас
ему совершенно безразлично.
Он сидел в тесноватом кресле "гоанны", легкой гравитационной
платформы, положив руки в упругих металлизированных перчатках на пульт
управления. Похрустывал проклятым песком между сомкнутых зубов и мысленно
уговаривал себя не беситься.
Это оказалось не так просто.
Костя был упакован в скафандр высшей защиты, модель "Сэр Галахад". В
полном соответствии с правилами личной безопасности, сочиненными каким-то
идиотом, никогда на Псамме не бывавшим и, вполне вероятно, вообще ни разу
не покидавшим пределов собственного кабинета. Скафандр давил тяжким
гнетом. К тому же, он не вписывался в кресло "гоанны", в обычных условиях
довольно комфортабельное, причиняя тем самым дополнительные неудобства.
Вдобавок, в Косте не ко времени взыграл бес неповиновения. Ну, не
настолько, чтобы начисто попрать все кодексы и инструкции. Однако же, он
побудил Костю откинуть забрало "галахада", дабы вдохнуть чистого воздуха
полной грудью... В итоге было наглядно продемонстрировано, что, возможно,
означенные инструкции придумываются не всегда идиотами, но как раз для
дураков. Раскаленный воздух рвал горло почище акульей кожи. И не так
досаждала безумная жара - с ней справлялись встроенные терморегуляторы, да
и сам Костя предусмотрительно отрегулировал свой теплообмен, - как
проклятый песок. Мгновенно набившийся в рот, в уши и, самое подлое, за
шиворот.
Платформа прытко неслась над серой пакостью, ныряя в ложбины между
сеифами. Спутник Кратова в этом путешествии, картограф Гвидо Маони, молча
клевал наглухо задраенным шлемом в кресле пассажира. Ему в своем
"галахаде" было прохладно, покойно и уютно. Как улитке в раковине.
"Что я злюсь? - думал Костя. - Все детство провел в пустыне. По уши в
песке. Вырос там, можно сказать, как саксаул! Если вспомнить, каким я
заявлялся домой с гулянок - мама всегда ждала меня с пылесосом
наперевес... Вроде бы радоваться должен, что на чужой планете немедля
угодил в привычные, родные условия. Так нет же! Сижу, как идолище поганое,
исхожу адской смолой, которую того и гляди выплесну на товарищей. Старших
по возрасту и опыту, между прочим. Старательно, умело и, главное,
безропотно исполняющих свой профессиональный долг. И не преступающих всуе
ни единого из существующих предписаний. В отличие от отдельных своенравных
долдонов..."
Он прислушался к себе - не обрела ли новые силы симпатия к коллегам
по миссии. Обрела, но, к сожалению, не ко всем. Имелись на то причины. По
преимуществу субъективные, как ни стыдно было это признавать.
"Конечно, долдон ты, братец, - подумал Костя с чувством. - У,
долдонище! Упрямое и неумное.
Мир для тебя
сделается враждебным,
То-то теперь
праздную жизнь позабудешь.
Краткий ночлег
будешь делить со скотиной,
Днем, что есть сил,
станешь настегивать клячу
[Ли Паньлун. Пер. с кит. И.Смирнова]
Насчет ночлега со скотиной - это, конечно, преувеличение. Ибо
практически никто из моих коллег таковой не является. По определению... А
в целом все верно. Поделом вору и мука".
- Гвидо, - позвал он тихонько. - Давай поговорим, а?
Картограф сонно хрюкнул.
...Миссия на Псамму первоначально насчитывала сто шестьдесят человек
и тридцать восемь кораблей. В ее задачи входило подробное
картографирование и разведка недр. Лежащее на поверхности в специальном