это кошка Мяу, которая, покинув деревню, присоединилась к свободному
народу. Она предпочитала не связываться с кошкой: хотя у нее вкусное мясо,
но когти острые, и Карак знала лису, у которой Мяу выцарапала один глаз.
Кошка так тихо кралась, что старая лисица даже теперь ничего не
слышала, но белая жилетка Мяу мелькала под кустом, где она искала,
наверно, гнездо, а может быть, подстерегала живущую там мышку.
Стояла глубокая, напряженная тишина. Вук из любопытства, чтобы больше
увидеть, выставил голову, но тотчас пригнул ее, потому что Мяу зашипела и
через мгновение уже смотрела на лисиц с дикой груши.
- Как будто можно идти, - поднялась Карак. - Мяу в темноте видит
лучше, чем мы, и заметила твои глаза. Теперь уже до утра не спустится она
с дерева. Запомни, когда стоишь перед добычей, надо опускать глаза, иначе
тебя приметят. А не добудешь еды, станешь слабым, как безногая змея Ши. В
темноте горят наши глаза и сверкают зелеными огоньками, как крылья у жука
Жу, живущего на цветах. А мясо у Мяу замечательное, да, ты свалял дурака.
- Она потрепала Вука за уши, и ему стало очень стыдно.
Но про себя Карак радовалась, что не надо сражаться с Мяу, которая
недешево отдает свою шкуру.
У подножья холма лисы снова приникли к земле. Перед ними тихо
струился ручей, и на его берегу самозабвенно распевал лягушачий народ.
- Ступай, попробуй поймать Унку, - сказала Карак. - Если что-нибудь
стрясется, крикни только.
Лисенок вышел в первый раз на охоту. Карак знала, что он еще мал, но
хотела испытать знаменитую кровь деда Вука.
Малютка Вук с древней лисьей повадкой крался к берегу, и глаза Карак
сверкали от радости:
- Он будет первым среди лис!
Вук скользил, как ветерок, даже росинки не сбил с травы. Мышцы его
маленьких лапок напряглись, и он чувствовал только первобытную прелесть
охоты. Он забыл печаль, забыл Карак и Мяу, за которую недавно получил
нахлобучку, и его преследовало лишь одно желание: поймать Унку, которая
считает, что раз у нее большой рот, то надо и петь.
Добравшись до берега, он, помня совет Карак, прикрыл глаза.
В низине над ручьем дул небольшой ветерок, и шерсть у Вука
взъерошилась от радости, когда среди прочих запахов он обнаружил теплый,
резкий запах Таш. Он не думал уже об Унке. В пылу охоты лисенок осмелел.
Правда, он спугнул Мяу, но теперь покажет Карак свою ловкость.
Вук скользил по берегу, как частица мглы, без голоса, без тени.
Запах Таш становился все более теплым и живым. Дикая утка была, как
видно, совсем недалеко.
Глаза у лисенка то широко раскрывались, то сужались. Он спустился к
ручью, так как еще дома слышал, что утки спят на воде.
Лягушки старательно распевали, ручей казался неподвижным, как вдруг
Вук обнаружил Таш почти у себя под носом.
Это был ответственный момент. Лисенок замер, и ему почудилось, будто
утка приближается к нему, хотя это его толкал к ней древний инстинкт
крови, охоты. Высмотрев, как удобней схватить ее за горло, он понесся с
быстротой молнии.
Наевшись вечером рыбешек, Таш спала. Когда Вук прыгнул на нее, ей
показалось, что это обрушилось небо. Она хлопала крыльями, пытаясь
взлететь, но потом перед ней потемнела сверкающая на воде рябь, потому что
Вук перегрыз ей горло и подмял ее под себя в мелководье ручья, который
раньше служил Таш колыбелью.
Утка больше не шевелилась, и Вука потрясла одержанная победа. Борьба
была бесшумной и короткой, но он все же надеялся, что ручей разнесет весть
о том, что сын Кага, Вук, которого едва видно в молодой травке, поймал
Таш. Таш, чуткую, как сова Ух, которая только днем спит немного и, кстати
говоря, в затруднительных случаях обычно дает советы лесному народу.
Правда, Мяу он проморгал, но она была бы слишком крупной добычей для
такого маленького лисенка.
Вытащив Таш на песчаный откос, Вук присел возле нее, чтобы
отдышаться, - ведь утка оказалась очень тяжелой, и почувствовал себя
важным, взрослым лисом.
- Что скажет Карак? - думал он и заранее радовался ее похвалам. - Она
уже идет. - Вук посмотрел на берег, откуда доносились как будто ее шаги.
Он лег, закрыв собой утку, чтобы старая лисица не сразу ее заметила.
Но тут, почуяв незнакомый запах, лисенок вздрогнул. Это был запах
чужой лисьей норы, значит другая лисица кралась к нему средь высокой
травы.
- Почему не идет Карак ? - заволновался он. - Ведь она, наверно,
слышит, что кто-то чужой пробираетсн по берегу.
Но он не стал кричать; ждал, что будет.
И появилась чужая лисица. Она остановилась поодаль, и Вук увидел
блеск ее зеленых глаз.
Поняв уже, что имеет дело с детенышем, она подошла поближе и
набросилась на Вука:
- Чей ты сын и что тебе надо в моих охотничьих угодьях?
Глаза лисенка засверкали от гнева, и он крепко прижал к себе утку,
свою первую добычу, готовый биться за нее не на жизнь, а на смерть.
- Я Вук, сын Кага, и не отдам тебе Таш. Я ее поймал. Она моя. - И он
встал, оскалив маленькие зубки.
Большая лисица засмеялась недобрым смехом:
- Сопляк! Ты еще гордишься своим родом! Про старика Вука только
сказки, верно, рассказывают, а твой отец навеки прикусил язычок, когда
кривоногий палач в него вцепился. Если ты не уберешься подобру-поздорову,
я тебя искупаю в ручье, точно ты большеротая, пучеглазая Унка. Проваливай!
Вук и теперь не позвал Карак, а чужая лисица уже устремилась к нему,
чтобы, отобрав Таш, столкнуть его в воду, которая разнесет весть не только
о его прежней славе, но и о позоре.
Вдруг подул ветер, и чужая лиса остановилась. Глаза ее, злобно
сузившись, стали маленькими и колючими, как звезды зимой.
- Значит, ты сын Кага? - медовым голосом продолжала она. - Внук
великого Вука и племянник Карак, которую я ценю выше всех. И ты уже поймал
Таш. Удивительно! Конечно, Карак тебя научила! Не правда ли? Она теперь
первая среди лис, и эти угодья ей принадлежат. Я только пробегала здесь.
И, пожалуйста, передай Карак, что на днях я собираюсь наведаться к ней,
попросить разрешения...
Вук, стоявший на откосе ниже, чем чужая лиса, не понимал, отчего она
так присмирела. Раньше она даже в воду хотела его столкнуть. Но тут на
берегу сверкнули глаза Карак, и, напав на чужую лису, она чуть не сбила ее
с ног и основательно оттрепала.
- Спасай свою паршивую шкуру, Шут, пока не поздно! - закричала Карак.
- У тебя такой же язык, как у гадкой холодной змеи Ши, пожирающей
птенчиков. Ты искусала бы этого детеныша, если бы не почуяла мое
приближение, но тут заработал иначе твой язычок, ядовитый и холодный, как
брюхо Унки!
Она еще раз наподдала Шут, и та, скуля, скрылась в камышах, крикнув
напоследок дрожащим от злобы голосом:
- А, ну погодите! Эй, Карак, беззубая собака! Я еще повстречаюсь с
твоим племянничком, внуком знаменитого Вука, и спущу с него шкуру! Пусть
ворон Кар выклюет вам глаза и вас съедят черви! А, ну погодите!
Вук едва успел придти в себя после всех событий, как Карак уже
подползла к нему.
- Не обращай на нее внимания, - сказала она. - Это Шут, самая
презренная из лис; у нее нет хвоста, потому что она попала в капкан,
поставленный человеком. Она не забрала Таш?
- Шут хотела отнять ее у меня! - негодовал Вук. - Пусть сама
попробует поймать.
Карак думала, Шут со страху кинула утку, и лишь теперь поняла, что
это добыча Вука. Она остолбенела. Маленький лисенок превзошел самого себя.
- Молодец, Вук! - похвалила она его. - Придет еще время, когда ты
всех нас заткнешь за пояс, и, пожалуйста, не забывай тогда старушку Карак.
Но пока что ты еще многому, конечно, должен научиться, - погодя прибавила
она, чтобы лисенок не зазнавался.
Потом Вук поймал шутя еще пару лягушек, направлявшихся домой.
- Тебе надо поспать, - сказала Карак, - а у меня есть еще дела, но к
утру я буду дома.
С Вуком в пасти она перескочила через трещину в скале и, отпустив
его, сразу повернула назад.
- Отсюда ты уже сам донесешь Таш. И, если проголодался, съешь от нее
кусок.
Ночь уже клонилась к концу.
Присев на краю обрыва, Вук всматривался во мрак, ставший ему
знакомым, словно он невесть сколько лет ходил по ночам, хотя родился лишь
этой весной.
Но ходили темными ночами Каг и другие лисьи предки, и в Вуке
проснулся инстинкт, точно ожили чужие воспоминания. Счастливый и усталый
притащил он Таш в логово и, положив ее рядом с собой, тут же уснул.
На второй, третий день и в последующие дни рассветы и ночи были
похожи друг на друга. И недели тоже были похожи друг на друга. Вук рос,
набирался сил и в окрестностях логова охотился уже самостоятельно. Карак
не могла надивиться, как быстро он мужал.
"Бедняга Каг, вот бы ему взглянуть на сына", - думала она.
А тем временем выросла трава на лугу. Лес озими колыхался, как вода в
озере, где жила выдра Лутра. Птицы, вьющие гнезда на земле, учили летать
своих птенцов, и тщетно искала их змея Ши, злобная и холодная, как железо
капканов, которые Вук обходил стороной. Однажды Карак сказала ему:
- Утром мы не пойдем домой, в нашем логове очень жарко, и к тому же
там нет покоя от маленьких черных прыгунов. Целый день только и знай
чешись.
И тогда на заре обе лисы забрались в высокую пшеницу, шумевшую на
ветру возле леса.
Пшеничные стебли послушно расступились, чтобы лисы не затоптали их,
но перед тем, как снова сомкнуться, покачали головами, - ведь они не
любили пускать чужих в свой мирно шелестящий край.
Это был мир новый для Вука, который следовал за Карак, как маленькая
тень большой лисицы. Посреди поля несколько зеленых кустиков карликовой
бузины, качаясь, баюкали себя. Там и остановилась Барак.
- Кажется, здесь будет неплохо. И тенек, и нас не заметят ни ласточка
Чи, ни серая ворона Кар, которые, завидев нас, злобно кричат, хотя мы
сроду их не обижаем.
Бузина цвела, и Карак сморщила нос:
- Цветы эти такие вонючие, но скоро запах пропадет и вырастут
маленькие зеленые ягоды. - Потом она растянулась на брюхе в тени, где
веяло только чистым дыханием пшеницы.
Под бузиной лисы вырыли для себя яму корытцем и таким образом освоили
местность.
Местечко оказалось очень хорошим. Правда, несколько раз они
искупались под дождем, и в непогоду ветер с рокотом гулял по полю,
которое, свистя, причитало, но гроза проходила, лисы высыхали на солнышке,
и стебли пшеницы снова выпрямлялись, хотя головки у нее стали уже такими
мучительно тяжелыми, словно она непрерывно думала о чем-то.
Вук познакомился уже с деревней и обошел все места, где когда-то
ходил Каг. Часто ему казалось, будто он не впервые попал сюда, а все
давным-давно ему знакомо, хотя он родился лишь этой весной.
Он познакомился с Вахуром, великим охотником, познакомился с егерем,
который разгуливал в зеленом костюме с молниебойной палкой за спиной, но
лисенок не боялся их и умел их избегать, - ведь о его чутье лисий народ
уже рассказывал чудеса. Вук никогда не оставлял после себя следов и с
улыбкой обходил железнорукие капканы, зная, что в них заключена сила
Гладкокожего.
Люди подозревали в краже кур и уток соседей и очень сердились, потому
что из-за еды они завидуют не только лисицам, но и друг другу.
А Вук жил, словно епископ, у которого, говорят, каждый день на столе
вкусный гусь или утка. Карак теперь только прогуливалась, как сторож,
который, как всем известно, живет лучше всех на свете, не считая епископа.
И она толстела благодаря Вуку.
