шарит в сумке, в поисках ствола поувесистей. Наконец. Налево. Чуть ли не
на двух колесах, не сбавляя скорости, резина визжит, как в кино. Ч-черт,
ну и дороги у них тут. Как вы там, поотстали? Теперь - серьезно и
сосредоточено. Вот, квартал кончается. Налево! И - через пол квартала -
знакомая площадь. Мигалки, мундиры... Работают люди.
На полном скаку зарулил под дерево на противоположной стороне дороги.
Резко затормозил, чуть не выбил лбом стекло. Вырубил все огни, распахнул
дверцу пассажира и, не выбираясь - некогда, некогда - открыл прицельный
огонь. По мигалкам стоящих милицейских машин. Благо мишень ясная и четкая.
Одна, вторая, тре... третья. Осколки брызгами, грохот. А, главное, их
машины теперь не опознаются с налету. И, пока они рассыпаются, залегают,
разбираются, откуда огонь, рассупонивают перевязи кобур, обнажают стволы -
все это время сзади накатывает погоня, недоумевая по поводу странного
маршрута преследуемого.
Ну, вот, разглядели.
И из-за обезглавленных машин на площади начинается ураганный огонь.
Это нам совсем ни к чему. И отползем-ка лучше мы за дерево.
А вот и погоня. Въезжает, не сбавляя паров, прямо на линию огня. Этим
все ясно. Преследуемый вывел на засаду своих. И, кто успевает,
выкатывается из машин и тоже залегает, свирепо отстреливаясь. И теперь уже
не важно - кто где. Есть противник, он стреляет в тебя, ты стреляешь в
него, разбираться будем потом.
Вот и ладненько. Теперь им не до меня. И не скоро будет до меня. Пора
уходить.
Он подполз к распахнутой дверце, вытащил сумку, откатился за калитку
примеченного дворика, заполз за угол дома, встал, отряхнул плащ, насколько
было возможно в темноте, и пошел по проспекту прочь, доставая на ходу
сигареты. За спиной неслась канонада.
Тут он и встретил меня.
Я стоял на остановке трамвая, покуривая на остатках надежды и уже
прикидывая, как побреду пешком. Наступила темнота, а таких стихийных
бедствий наши трамваи не переносят. Прислушивался к грохоту где-то в
районе базара, но все как-то не верил, что это перестрелка - такой
интенсивности и наглости. У нас, кажется, не Чикаго. Пока.
И тут из тьмы материализовался он.
Подошел, осмотрелся. Подымил. Мало ли, остановка все же.
Обернулся ко мне и спросил, не подходя слишком близко:
- У тебя не будет где переночевать?
Не самое стандартное начало вечерней беседы.
Помолчали.
Не знаю, почему, но я как-то сразу ему поверил. В смысле, доверился.
В смысле... ну, вы понимаете. Сразу вспомнил про "сарайчик" в центре.
Фирма наша как от офиса от него отказалась, а хозяйке все не отдавала, -
то жалко, то не до того. Еще хозяйство вывозить. Стоял там диван, стол,
пресс и куча книг. Самое подходящее место для ночлега. Я зачем-то еще
некоторое время пребывал в задумчивости, хотя уже знал ответ. Прикинул,
что пешком идти одинаково - только в центр веселее. А дома все равно особо
не ждут. И на опасного человека он не похож (это я тогда так подумал).
Отщелкнул бычок и сказал:
- Идем.
Он протянул руку, познакомились и пошли.
Этим же вечером, в "сарайчике", за бутылкой водки, которую я купил по
дороге в универсамовском ларьке, он мне все и рассказал.
И этим же вечером он принял решение.
Он пробыл у нас дней десять, не больше. А работал - всего с неделю.
Если не считать того, нулевого дня.
Первый день - отсыпался. Второй день - знакомился с городом. Вечером
я принес ему газеты. О страшных жертвах разбоя, кровавом побоище и
героических усилиях местной милиции. Оказалось, что в перестрелке с бандой
валютчиков и заезжих гастролеров полегло семеро бандитов и семеро же
сотрудников правоохранительных органов. Соболезнования. Пенсии.
Торжественная панихида. Траур... Он прокомментировал это так:
- Один, значит, уцелел. Ну да он будет молчать, разумеется. Еще бы,
так лохануться. И "шестерка" будет молчать. Так что, паритет со всех
сторон.
И занялся ревизией своей сумки. Урожай получился оч-чень даже
неплохим. По всему ассортименту. Это событие мы с ним вроде как
отпраздновали, потребляя в тот вечер исключительно качественные напитки и
закуски. Ну, в тех пределах, какие предоставил нам центр города.
А перед самым сном он вдруг сказал:
- Завтра займемся делом.
И назавтра мы занялись делом. В первый раз он взял меня с собой -
учесть местные нюансы, как он выразился. Заблудиться, я видел, он уже не
боялся. Поразительное умение ориентироваться в городе. Не все аборигены
знали эти проходы и закоулочки.
Отстиранный плащ просох. Дыру вокруг кармана зашили. Обоймы у трофеев
были взаимозаменяемы. Как все допытывался военрук в школе: "Почему АКМ
называется унифицированным?!" Вышли и пошли. Со стороны это выглядело как
прогулка.
Спустились с горки. Подошли к пивной "стекляшке" у моста. Взяли по
бокалу. Зашли за угол. Отпили.
За соседним гаражом двое нетрезвых обчищали совсем пьяного.
Он весь подобрался, прищурил глаза. Передал бокал мне:
- Подержи минутку.
И пошел к ним.
- Мужики, вы чего?
- А пошел ты, мать...
- Я серьезно.
- Ах, ты серьезно, мать...
Плащ он в этот раз пожалел.
Не успел первый и самый агрессивный выкатить налитые глаза, как он
подошел к нему вплотную, достал пистолет, приложил глушителем к груди и
нажал курок.
Выстрела совсем не было слышно.
Второй, пока падало тело товарища, успел что-то сообразить и
потянулся за куском трубы. Ему глушитель приложился к затылку.
Сунул оружие в карман, вернулся ко мне, забрал бокал. Я завороженно
отхлебнул вслед за ним. Допили.
- Ну, что, идем дальше?
Так начался этот безумный день.
Третий в трамвае содрал с какого-то работяги печатку, золотую,
наверное. Догнали его лишь в вонючей подворотне.
Четвертый, для виду зайдя за кустики, избивал уже даже не кричащего
пацана. Там и остался, за кустиками.
Совсем стемнело. При таком режиме дня осень и зима превращаются в
одну сплошную ночь.
Пятый, сосредоточенно сопя, вскрывал стамеской хлипкую дверь средней
стандартной квартиры. Убедились, правда, не живет ли он там.
Шестой въехал иномаркой прямо на троллейбусную остановку, чудом
никого не сбив, и, выяснилось, что он зверски пьян. Завели за угол - до
приезда милиции.
И все это - спокойно, деловито, без особых эмоций. Именно как работа.
У меня же весь вечер в голове вертелось одно слово: "Чистка. Чистка.
Чистка." Видит бог, город в ней нуждался. Невозмутимость изменила ему в
тот вечер лишь один раз.
Возвращались, после лихача, домой, на базу. Вышли из троллейбуса,
свернули в лабиринты улочек центра. Он достал пистолет и, свинчивая
глушитель, сказал:
- Все. Обойма. Дневная норма. Пора ужинать.
И вдруг откуда-то понесся сдавленный женский стон. Прислушались. Так
и есть. С вечной новостройки оборонного штаба. Тихо, по-кошачьи, он
ринулся на звук. Я - за ним.
Некий детина в кожанке елозил по бетону ногами прижимая тушей кого-то
женского вида. Она отчаянно сопротивлялась, но он одной рукой зажимал ей
рот, а другой сдирал с нее одежду. Картина была ясна.
Сейчас он подбежит, прицелится...
Но он, вместо этого, вдруг огрел детину рукоятью по голове.
Ах да, кончились патроны.
Уже подбежал и я. Что будем делать? Тут и у меня бы не дрогнула рука.
Детина обмяк, привалив девушку. Он откатил его, помог ей выбраться.
Она разевала рот в немом крике, не могла стоять на подгибающихся ногах,
ловила и собирала свои поцарапанные руки.
Он усадил ее, взял мою протянутую куртку, накрыл... Потом достал из
кармана оружие. Медленно насадил глушитель. Медленно заменил обойму...
Девушка зачарованно следила за его спокойными движениями. Время он
рассчитал замечательно. Когда он закончил манипуляции с пистолетом,
девушка почти совсем успокоилась, хоть руки уже не так тряслись. И тогда
же пришел в себя детина. Он замычал, приподымая голову, обвел окрестности
ничего не понимающими глазами, попытался сесть. И тут все вспомнил. На
лице его, не тронутом печатью интеллекта, сменились гнев, непонимание,
ужас, раздражение, злость и, опять, ужас. Разглядел он и понял все
достаточно быстро, инстинкты сработали и на этот раз. И он
медленно-медленно стал отползать назад.
- Сиди, сука!!! - сорвался таки. Но тут же взял себя в руки: - Да
нет, скорее уж кобель. Сидеть!
Детина, разумеется, не послушался и продолжал отползать. Пока не
уперся спиной в мои ноги. Тут и притих. А он уже говорил с жертвой.
- Вот, смотри, это совсем не страшно. Целиться вот так, а нажимать -
сюда. - Он показывал ей пистолет.
А девушка особо не возражала. Глаза ее в свете луны сверкали
демонической решимостью. Она отобрала у него оружие, на коленях подползла
к насильнику.
- Только приложи плотнее, чтоб не шуметь...
...сунула ему глушитель между ног и нажала спуск.
Я догадался выхватить из кармана вязаную шапочку и запихнуть телу в
рот.
Потом он отобрал у нее пистолет и добил своим излюбленным выстрелом.
Протянул девушке его обратно, держась за глушитель:
- На, держи. Тебе еще домой.
И разошлись.
Как я уже говорил, работал он примерно с неделю. И больше меня с
собой не брал. Да я особо и не напрашивался. Но из публикаций ошалевшей
прессы, сбивчивых телерепортажей, легенд и пересказов в очередях я
представлял себе результаты его деятельности - примерно такие же, как в
первый день. Сам же он по вечерам говорил просто: "Норму сделал." И
переводил разговор на другую тему.
Народное мнение очень быстро разобралось, на чьей он стороне, и
возвело его чуть ли не в ранг героя. Этакая смесь Робин Гуда и
Терминатора. Описания его были противоречивы и сбивчивы - иногда вплоть до
диаметрально противоположных. Найти по ним кого-либо было совершенно
невозможно. Да его очень рьяно и не искали. Народ - потому, что от добра
добра не ищут. А органы - радовались неожиданной подмоге. Правда, один раз
разыскали, видимо, те, кто имел возражения. А может, валютчики собрались с
силами. В этот день у него ушло три обоймы.
На улицах удивительно быстро стало спокойно. Беспорядки с насилием
затевать стали разве что совсем уж камикадзе.
Называли его Судьей.
А однажды вечером, отбегав положенное по работе, я его не застал.
На табуретке стояла чашка с недопитым кофе. На столе - аккуратной
грудой остатки первого урожая - еще, впрочем, приличные. Диван аккуратно
застелен. И поверх покрывала белым кричащим пятном записка.
ЗДЕСЬ Я СДЕЛАЛ ВСЕ. ПОРА. ПРОЩАЙ. СПАСИБО.
Первое время я все не верил. Регулярно приходил в "сарайчик". Тупо
сидел за столом в ожидании. Пересчитал, разложил, почистил, перезарядил
все, что осталось. Принес из дому сумку и упаковал в нее - мало ли...
Потом понял - он не вернется. Мало ли какие и где у него дела. Какая
у него цель. Куда он шел. И откуда. Все-таки я удивительно мало узнал о
нем. От него. Последнее время я стал внимательнее следить за так
называемой криминальной хроникой. Кажется, я даже могу теперь отслеживать
его маршрут. И, страшное дело, такое впечатление, что придя в город, он
остается в нем навсегда, хоть и идет дальше.
Как-то опять тревожно стало ходить по улицам вечером. Слухи поутихли.
Забывать стали Судью.
Сапоги на шнуровке, черные дерьмодавы, у меня остались со времен
работы на химзаводе. Черный плащ недавно прикупил, длиннющий, все никак не
отучусь путаться в полах. Свитер и так ношу постоянно, а бриться никогда
