на Грибердсона, и закричал воинам. Затем он пригласил Грибердсона и его
спутников следовать за ним, и на вершине холма воины взяли в кольцо всех
четверых.
В лицах и движениях воинов уже не было ничего угрожающего. Теперь
путешественники смогли увидеть большое стойбище, укрытое под массивным
известняковым карнизом. Северная сторона прикрывалась стеной из крупных
камней, уложенных друг на друга. Такая же стена поднималась с востока. В
поселении было около тридцати вигвамов из шкур на деревянных шестах.
Грибердсон насчитал тридцать взрослых женщин, десять подростков-девушек,
шесть мальчиков и тридцать восемь совсем маленьких детей.
Позже, когда вернулись охотники, он пересчитал и мужчин, их было
двадцать четыре человека.
В каждом очаге горел огонь, кое-где на прутьях жарились освежеванные
и выпотрошенные кролики, сурки, птицы. В углу лагеря находился деревянный
загон: там жил медвежонок. Перед одним из шатров стоял столб с черепом
медведя, насаженным на верхушку, основание столба было обложено камнями.
Во времена Грибердсона череп такой величины, как этот, можно было
встретить лишь у кадьякского медведя. Грибердсон решил, что череп и
медвежонок - это атрибуты культа медведя, который, видимо, является
тотемом племени.
Воду туземцы носили из реки. Об этом говорили кожаные бурдюки, во
множестве валявшиеся на земле. Повсюду были разбросаны кости, а сильный
запах с северной стороны говорил о том, что по ту сторону стены с обрыва
сбрасываются экскременты. Запах самих дикарей, их всклокоченные бороды и
волосы, грязная одежда из шкур свидетельствовали, что они не слишком
заботятся о личной гигиене.
Грибердсон, не встретив возражений со стороны туземцев, заглянул в
ближайший шатер. Там были очень низкие кровати - деревянные рамы со
шкурами, брошенными сверху. На одной кровати лежал больной мальчик лет
десяти. Грибердсон попросил Речел подержать открытым кожаный полог входа и
на четвереньках пробрался внутрь. Мальчик тусклыми глазами взглянул на
него. Он был очень слаб.
Снаружи закричала женщина и полезла в шатер. Она хотела убедиться,
что таинственный человек с голосом, подобным грому, не сделает вреда ее
ребенку. Грибердсон улыбнулся ей, но жестом попросил не вмешиваться.
Он надел на голову рефлектор и направил луч света в глаза мальчику,
затем в горло и в уши. Мальчик дрожал от страха, но не сопротивлялся.
Грибердсон размышлял - следует ли попытаться сейчас взять анализы
кожной ткани, крови, слюны и мочи. По собственному опыту он знал, что
первобытные люди чаще всего отказываются сдавать анализы, опасаясь, что те
будут использованы против них в обрядах черной магии. Если и этому племени
присущи подобные предрассудки, люди, хоть они сейчас и напуганы, могут
пойти на насилие.
Джон задумался. Плоский градусник, который он приложил к коже
мальчика, показывал сто четыре градуса по Фаренгейту. Кожа больного была
горячей и сухой, дыхание учащенным, пульс - восемьдесят пять ударов в
минуту. Симптомы подходили для дюжины болезней. Чтобы поставить правильный
диагноз, нужны были анализы.
Он мог встать и уйти, предоставив местному колдуну заниматься своим
делом.
Грибердсона предупредили, что не следует вмешиваться в медицинские
проблемы прошлого, так как это может как-то повлиять на будущее. В конце
концов, каждому, кого он встретит, все равно предстоит умереть почти за
четырнадцать тысяч лет до его рождения. Но в данной ситуации, если только
он уверен, что может выходить больного дикаря и тем самым облегчить
выполнение задачи проекта, он должен это сделать. Если же он сомневается в
своих силах, ребенка следует предоставить своей судьбе, не рискуя срывом
осуществления Проекта.
Проблема вмешательства в будущее Грибердсона не тревожила. Что бы они
ни сделали в прошлом, события их жизни определились задолго до его
рождения, даже если он сам приложил к этому руку.
Мать ребенка, оставаясь за спиной Грибердсона, не могла видеть, чем
он занят. Она что-то протестующе говорила, но он не обращал на это
внимания. Грибердсон прижал инструмент к руке мальчика, нажал кнопку, и
цилиндр наполнился кровью. Открыв мальчику рот, он взял небольшое
количество слюны. Получить мочу было бы нетрудно, не пытайся мать помешать
ему. Все же он сумел приложить инструмент и нажать кнопку на
противоположном конце металлической трубки. Мочевой пузырь больного
оказался полным, и процедура окончилась удачно. Грибердсон снял инструмент
и убрал его.
Анализы предстояло сделать по возвращении на корабль - вернее, этим
займется небольшой медицинский корабельный компьютер, а завтра, если все
будет в порядке, компьютер-аналитик можно будет переправить сюда.
Мать время от времени пыталась вмешаться, затем выползла из шатра:
наверное отправилась за вождем и шаманом. Грибердсон воспользовался ее
отсутствием, чтобы положить в рот мальчика таблетку.
Таблетка эта - подлинная панацея - могла остановить развитие по
меньшей мере десятка болезней. Возможно, она не могла сразу помочь
ребенку, но и вреда, во всяком случае, ему бы не принесла.
У входа женщина громко и торопливо, бурно жестикулируя, говорила
что-то вождю и низкорослому туземцу, на лбу которого были видны рисунки
охрой, такие же, как на шкурах шатра. Человек этот только что вернулся с
охоты. Его женщина уносила к своему жилью двух кроликов и большого
барсука. Несколько дальше вверх по обрыву карабкались еще двое мужчин.
Один, высокий с массивными мускулами и торсом гориллы, нес на плечах часть
туши оленя. Другой, пониже и не такой сильный, нес меньшую часть туши и
сурка. Оба остановились, заметив чужаков. Туша рухнула на землю, громко
стукнувшись рогами, и великан, теперь свободный от ее груза, направился в
сторону пришельцев. Его грозный вид явно не обещал путешественникам
приятного знакомства. Но вождь что-то сказал ему, и он остановился,
нахмурившись.
Прежде всего следовало представиться. Грибердсон заставил их
произнести или попытаться произнести имена. Имя Джон было для них удобнее,
чем его фамилия.
Вождя звали Таммаш. Человек с каштановой шевелюрой, художник племени,
носил имя Шивкет. Разрисованный охрой охотник, Гламуг, был шаманом.
Великана звали Ангрогрим, больной ребенок был Абинал, сын Дубхаба.
Дубхаб не замедлил появиться. Это был невысокого роста охотник с
широкой дружелюбной улыбкой. Он казался самым приветливым из всех. Он же и
представил остальных - дочь Ламинак и жену Амагу.
Грибердсон сказал своим коллегам, что надо возвращаться на корабль.
Оставаться здесь сегодня дольше не следовало. Их неожиданное появление
слишком ошеломило туземцев. Следовало оставить их в покое и дать
возможность обсудить приход гостей.
Завтра можно будет вернуться и побыть здесь подольше. Со временем
дикари к ним привыкнут.
- Мне будет стоить большого труда дождаться, пока я смогу начать
изучать их язык, - сказал фон Биллман. - Вы уловили эту синхронную
артикуляцию согласных, а также эффектные согласные с постоянными
задержками в голосовой щели?
- Уловил, - сказал Грибердсон.
Речел, опустив большие синие глаза, произнесла:
- Кажется, никогда в жизни я не смогу научиться правильно говорить на
этом языке. Многие звуки произнести совершенно невозможно.
- Роберт, - сказал Драммонд, - вы так возбуждены, словно собираетесь
вот-вот заняться любовью.
- Он и впрямь собирается, в своем роде, - сказал Грибердсон.
Ученые ушли. Племя собралось на краю холма. Люди смотрели им вслед,
пока все четверо не скрылись из виду.
По пути они очень мало говорили. Фон Биллман вставил в ухо динамик
карманного рекордера-плейера и раз за разом прокручивал запись чужой речи.
Речел и Драммонд изредка обменивались репликами. Грибердсон вообще
предпочитал помалкивать, если обстоятельства позволяли.
И все же, когда они подошли к "Г.Дж.Уэллсу-1", настроение у всех было
приподнято, возможно потому, что нет ничего более радостного, нежели
возвращение в хотя бы и временный, но дом.
Эта мрачная серая торпеда теперь будет служить им кровом долгих
четыре года и напоминать о покинутом мире.
- Сегодня будем спать внутри, - сказал Грибердсон. - Купола поставим
позже. Видимо, ходить каждый день в деревню и обратно будет неудобно, и
нам придется разбить поблизости от нее лагерь, ведь корабль мы не можем
передвинуть.
Речел занялась ужином. Вскрытие упаковок с готовыми продуктами и
стряпня заняли две минуты. Она наполнила небольшие бокалы вином -
предстоял праздник. Пока она готовила, Грибердсон успел исследовать пробы
в анализаторе.
- У мальчика Абинала тиф, - сказал он. - Причиной могла быть
риккетсия, перенесенная телесной вошью. Я не заметил там других больных,
поэтому не знаю точно. Хотя Абинал мог быть и первым. В любом случае его
собственные вши могут стать разносчиками заразы. Надо будет завтра начать
лечить Абинала и провести профилактику в племени. Всем дать лекарства и
средство от вшей.
- Как вы собираетесь дать им лекарство? - спросил фон Биллман.
- Еще не знаю.
- От этого вреда может быть больше, чем пользы, - сказал Драммонд. -
Нет, не подумайте, что я мизантроп, - добавил он, заметив, что Речел
нахмурилась. - Но, в конце концов, мы хотим изучать их в естественной
обстановке, насколько это возможно. Предупредив болезнь, как мы узнаем о
ее воздействии? Как мы узнаем об их врачевании и колдовских обрядах, о
церемонии погребения и прочем? Вам известно, что все они со временем умрут
- возможно, не так скоро, но умрут - так какие же доводы вы приведете,
если помешаете шаману заниматься больным и сами его вылечите? Наконец,
если вам не удастся спасти его, от вас могут потребовать ответа за его
смерть.
- Верно, - сказал Грибердсон. - Но если племя вымрет от тифа или
какого-то другого заболевания, нам некого будет изучать, язык их тоже
будет для нас потерян, и никто не поможет нам поднять корабль на вершину
холма. Поэтому я собираюсь пойти на так называемый риск по расчету.
Речел с любопытством поглядела на него и сказала:
- Вновь и вновь я слышу от вас старомодные фразы. Вы их произносите
как бы... ну, не знаю. Вы словно в младенчестве к ним привыкли.
- Я много читал, - сказал он. - К тому же у меня привычка употреблять
старые добрые фразы.
- Я вас не осуждаю, - сказала она. - Мне нравится их слышать. В
общем, ужин готов. Нужен маленький тост. Джон, вы наш шеф, вам и карты в
руки.
Грибердсон поднял бокал и сказал:
- За планету, которую мы любим, какой бы она ни была. Они выпили.
Речел спросила:
- Что за странный тост, Джон?
- Джон - странный человек, - сказал Драммонд и засмеялся. Грибердсон
слегка улыбнулся. Он знал, что от Силверстейна не укрылось повышенное
внимание жены к начальнику, но не думал, что это будет действовать ему на
нервы, четыре года, которые предстояло провести в обществе друг друга, не
пугали его в этом отношении.
В период подготовки проекта ученые изучили досье будущих компаньонов
и были вполне удовлетворены. Никто в экспедиции не был психологически
нестабилен - насколько можно было судить по тестам.
Если Драммонд не соответствовал нормам, его должны были бы
отстранить. Но он был рассудительным и уравновешенным человеком.
Грибердсон знал это наверняка. Как раз перед запуском "Г.Дж.Уэллса-1"
Драммонд стал замечать, что его жена проявляет излишний интерес к
Грибердсону. Тогда это было еще малозаметно.
