лодок. Флот из десяти больших челнов покинул берега будущей Галлии и, не
отдаляясь от берега, начал огибать с севера Иберийский полуостров. Вот уже
приблизилось место, где в будущем расположится Лиссабон. Лодки качнулись
на волне в последний раз, затем их вытащили на берег и разгрузили. Люди
Медведя были довольны, никогда прежде им не случалось жить на море, и они
надеялись, что никогда больше не придется. Стараясь держаться юго-востока,
Грибердсон вел колонну в глубь полуострова.
Они миновали широкие равнины и углубились в густые леса. Фауна здесь
была отчасти иной, чем на севере. Рыжие олени и дикие кабаны водились в
изобилии, и довольно часто встречались мохнатые стада бизонов,
густошерстных носорогов и мамонтов, хотя и не столь многочисленные, как по
ту сторону Пиренеев. Через тысячу лет, а может быть, и раньше, бегемотам
предстояло стать редкостью в Иберии - на смену им придут слоны.
Пещерных львов, медведей и гиен было достаточно, чтобы они
представляли опасность на охоте. Да и иберийцы были ничуть не миролюбивей
своих северных соседей. Но им хорошей острасткой послужили несколько
выстрелов в воздух.
Но случалось, что они проявляли большую настойчивость и не отставали,
тогда в них стреляли ампулами с наркотиком, которые не были безопасны, они
ударяли с большой силой и причиняли сильную боль, а иногда даже ломали
руки и ребра, но не убивали, за исключением одного случая, когда наркотик
оказался аллергеном, и вражеский воин скончался в муках.
Грибердсон вскрыл труп, сфотографировал каждый орган в отдельности,
произвел анализ крови и тканей, изучив их генетическую структуру. Фон
Биллман тем временем записал речь троих пленных. К моменту освобождения
они снабдили его основами грамматики и словарным запасом в шесть тысяч
слов. Правда, отпустить пришлось лишь двоих, так как третий умер. Никаких
повреждений ему не было причинено, и Грибердсон предположил, что смерть
наступила в результате тревожного синдрома. Вскрытие подтвердило этот
диагноз. Человек получил шок, от которого не смог оправиться. Впервые он
испугался, когда проснулся и обнаружил себя в руках чужих людей. И, к
несчастью, увидел, как Грибердсон развесил на кустах останки
прооперированного трупа, решив, что такая же смерть ждет и его.
Тем не менее фон Биллман был доволен.
Он считал, что пленные говорят на языке, который был непосредственным
предком наречия басков. С точностью этого утверждать было нельзя, так как
многое зависело от стационарных исследований. Кроме того, большую помощь
должна была оказать экспедиция в восьмитысячный год до нашей эры.
Тысячелетняя глоттохронология могла выявить значительные изменения.
Действительно, один и тот же язык, если изучать его с перерывом в три
тысячи лет, может выглядеть, как два совершенно разных наречия. Это
правило выполняется для большинства современных наречий. Многие языки
обладают большой устойчивостью к переменам, например, русский и латынь -
взять хотя бы мутацию латыни - во французский.
Но двенадцать тысяч лет способны настолько изменить любой язык, что
трудно в дальнейшем найти какую-то связь между главным стволом и ветвями.
Неспециалисту сложно поверить, что индийский, русский и английский
языки имеют общего предка. А возраст этого предка - какие-то три с
половиной тысячи лет.
- Ныне со всей очевидностью можно утверждать, что знакомый нам язык
басков - последний потомок огромной сверхсемьи, населявшей ранее всю
Европу, а может быть, и северную Африку и часть Азии, - сказал Роберт. -
Но индохеттские языки во время расцвета стерли большинство баскских. В
районе Эльбы стала расти небольшая группа, или вернее, небольшие группы,
индохеттов. Завоевывая одни народы, поглощая другие, они распространили
свои языки на соседние районы. Но и эти языки со временем изменялись,
порождая германские, славянские, тюркские и, бог знает, какие еще, не
сохранившиеся до наших дней. Вот почему я хочу отправиться в те места и
узнать, существовал ли там индохеттский язык. Затем экспедиция в
восьмитысячный год даст более поздние сведения, и мы сможем составить
своего рода глоттохронологию.
Фон Биллман раскраснелся от возбуждения и не мог сидеть спокойно.
Слишком уже велика была его любовь к древним языкам, так полюбить он не
мог даже женщину. Во всяком случае, так казалось Речел, которая,
естественно, склонна была преувеличивать.
Фон Биллман добавил, что во Франции, а может быть, и во многих других
областях Европы должны были существовать племена, говорившие на баскских
наречиях, как это имеет место здесь, в Иберии. Раз нашлось одно наречие,
если оно, конечно, баскское, могут найтись и другие, а следовательно,
нужно искать и брать в плен больше "языков". Но здесь следовало обдумать
этическую сторону. Одно дело - усыпить и пленить аборигенов, проявивших
враждебность, другое нападать на человеческие существа и лишать их
свободы, пусть даже ненадолго, тем более - во имя науки, имеют ли ученые
на это право?
Грибердсон напомнил, что времени у них всего лишь четыре года. При
таком сроке трудно вести подобные исследования, остается довольствоваться
случайными сведениями. Если они будут скрупулезно рассуждать о "правах"
туземцев, загадка речи до-басков решена не будет.
Он настаивал на том, чтобы продолжать захватывать пленных. В конце
концов, внакладе они не останутся - после допроса их будут отпускать,
нагрузив мясом.
Речел возражала. Она говорила, что для смерти одного из них было
достаточно самого факта пленения. То, что случилось один раз, может
повториться.
- Это произошло потому, что я не был готов к подобной случайности, -
сказал англичанин. - Впредь я буду пользоваться противошоковыми средствами
при первых признаках тревожного синдрома.
Речел это было не по душе, но она уступила. Драммонд заявил, что все
эти люди все равно скоро умрут, да и не стоит горевать, что им придется
вытерпеть ряд мелких неудобств, если это принесет пользу науке.
- А что ты скажешь, если какой-нибудь исследователь из трехтысячного
года отправит тебя в ящик, чтобы провести какой-нибудь эксперимент? -
спросила Речел.
- Ничего. Практика мне может не нравится, но теорию я не отвергаю.
Грибердсон, фон Биллман, Ангрогрим и Дубхаб отправились за новыми
пленниками и вскоре повстречали молодую женщину с двумя детьми, вышедшую
запастись хворостом. Грибердсон остановился: детей он пугать не хотел.
- Если мы будем выбирать, то вернемся с пустыми руками, - сказал фон
Биллман. - Но, может быть, это и к лучшему.
Было видно, что впоследствии он будет думать по-другому.
- Не исключено, что у женщины есть грудной ребенок, которого она
оставила под присмотром родителей, - сказал англичанин.
- Дети очень испугаются, - добавил фон Биллман. Грибердсон улыбнулся,
пожал плечами и вышел из-за камня. Первой увидела его женщина. Она с
визгом отшвырнула хворост, схватила детей в охапку и бросилась бежать.
Мужчины не торопясь пошли по ее следам.
Возле стойбища путь им преградили воины, которых было не меньше
дюжины. Они потрясали копьями и топорами.
Налаживание мирных отношений требовало времени. Прежде всего воинов
утихомирили двумя выстрелами из ракетницы. Грибердсон приблизился,
стараясь на ходу жестами объяснить, что у него миролюбивые намерения.
Случилось так, что ни один его жест не совпал с принятыми в племени, но
туземцы не собирались нападать, так как интуитивно все же поняли, что
пришельцы ничем им не угрожают. И хотя прошло три дня, прежде чем ученые
смогли подходить к любому из дикарей без того, чтобы тот не дрожал от
страха и не пытался удрать, время не пропало даром. Вместо нескольких
насмерть перепуганных пленных ученые смогли общаться с целым племенем. Они
укрепляли свой авторитет, демонстрируя волшебные вещи. Однажды они убили
нескольких бизонов и устроили пир. Вскоре к ним присоединились воташимги,
которые с трудом преодолели подозрительность. Но во избежание
недоразумений Грибердсон посоветовал воинам воташимгов сторониться чужих.
Найдя новый язык, фон Биллман был и счастлив, и разочарован, так как новый
язык не имел ничего общего с обнаруженным им добаскским.
Через две недели ученые и воташимги отправились дальше. Позже они
установили контакт еще с одним племенем, более многочисленным. В нем было
восемьдесят человек.
Охотники использовали бумеранги из тяжелого дерева, и речь этого
племени отчетливо походила на речь северных вотаграбов.
Три недели оседлой жизни фон Биллман провел, записывая речи
аборигенов. На прощание племена устроили банкет. Все ели конину и
лосятину, добытую главным образом Грибердсоном. Именно в те дни поведение
Дубхаба стало тревожить путешественников во времени.
Дубхаб был дружелюбным человеком, всегда улыбался и шутил. Но за
каждой его шуткой угадывалась алчность. Дубхаб был предком всех попрошаек.
Вдобавок он отличался необычным самомнением. Положение в племени его не
удовлетворяло, но до появления пришельцев он мирился с ним и палец о палец
не ударил бы, чтобы его изменить. Как только в племени поселились ученые,
Дубхаб заинтересовался огнестрельным оружием, а также действием
медикаментов и наркотиков. Грибердсон объяснил ему, как умел, используя
свой ограниченный словарь воташимгов. Несколько раз он давал Дубхабу
стрелять из ружья в животных.
Это было ошибкой. Вслед за Дубхабом и другие стали просить, чтобы им
дали оружие.
Грибердсон вовремя понял, что будет плохо, если у людей исчезнет
страх перед гремящими палками. Люди могли попытаться завладеть ружьями и
направить их против ученых, хотя это было маловероятно, так как дикари
понимали, что сила пришельцев не только в оружии. К тому же их считали не
людьми, а скорее духами во плоти.
Грибердсон отказал. Он сказал, что Дубхабу позволили стрелять из
ружья лишь для того, чтобы проверить его реакцию. И больше никогда ни
Дубхабу, ни кому либо другому стрелять не придется.
Дубхаб улыбнулся и сказал, что будет так, как хотят пришельцы, но
Грибердсон опасался, что за этой улыбкой кроется что-то. И оказался прав.
При любом удобном случае туземец принимался расхваливать достоинства своей
старшей дочери Нелиски, а однажды прямо заявил, что Грибердсону следует
взять ее в жены.
Положение тестя Курика, по мнению Дубхаба, сулило немалые выгоды.
- Этот человек - не просто древнейший попрошайка, - сказала Речел. -
Это какой-то Донаполеон, Протогитлер.
Однако сверхсамоуверенный предок Наполеона прибежал к Грибердсону с
просьбой вырвать у него больной зуб и в этот момент был мало похож на
своего знаменитого потомка. Он почувствовал боль в зубе мудрости, когда
грыз кость. Грибердсон, обследовав его рот, обнаружил, что зуб глубоко
прогнил, а вместе с ним и три соседних. Их надо было немедленно вырвать,
пока ядовитые выделения не заразили другие зубы.
Все это он объяснил Дубхабу.
Он особо упирал на то, что с момента исцеления жизнь его будет
принадлежать Грибердсону, и Дубхаб должен это помнить. Если зубы выпадут
естественным путем или будут удалены с помощью жестокой и безграмотной
хирургии Гламуга, Дубхаб может умереть.
Операция прошла успешно, и пациент остался жив, хотя были мгновения,
когда он предпочел бы скончаться. Присутствовало при этом все племя.
Больше всего людей удивило, что Дубхаб проспал операцию с первой до
последней минуты.
Нелиска сказала, что будет счастлива стать Грибердсону подругой. Тот
