бы по возвращении туда приобрести несколько экземпляров. Лицо Зьюни
буквально засветилось радостью: желание иметь дивную птицу было сильнее
желания досадить мужу. Она милостиво разрешила Грину отлучиться из замка.
Внутренне ликуя, но сохраняя на лице печальную мину из-за
необходимости расставаться с герцогиней, он, пятясь, вышел из обеденного
зала. Не слишком грациозно, потому что Элзоу выбрал этот момент, чтобы
преградить дорогу Грину. Грин упал, споткнувшись об огромного мастифа, а
тот злобно зарычал и обнажил клыки с намерением разорвать раба на части.
Землянин даже не пробовал подняться, он не хотел давать собаке повода
прыгнуть на него. Вместо этого он тоже обнажил зубы и зарычал. Зал
взорвался смехом, а герцог, держась за бока, со слезами на выпученных
глазах, поднялся и подошел, колыхаясь от смеха, к двум существам, яростно
глазеющим друг на друга. Он схватил Элзоу за шипастый ошейник и оттащил
того прочь, велев Грину убираться, пока путь свободен.
Грин проглотил свой гнев, поблагодарил герцога и вышел. Снова
поклявшись себе когда-нибудь придушить собаку голыми руками, землянин
отправился в Дом Равенства. Ему едва хватило времени в пути, чтобы
успокоиться.
В большом центральном зале Дома Равенства с его тремя ярусами было в
этот вечер многолюдно. Мужчины в длинных вечерних юбках и женщины в масках
толпились вокруг игорных столов, распивочных стоек и арен недовольства.
Большая толпа стояла вокруг платформы, на которой два торговца зерном
старались выяснить отношения и разрядиться от обид, возникших при деловых
конфликтах. Но больше всего людей собралось на матч между мужем и женой.
Левая рука мужчины была привязана к туловищу, женщина была вооружена
дубинкой. Уравновесив таким образом свои силы, они боролись за первенство
в семье. Судя по окровавленной голове и синякам на руках, мужчине
приходилось туго. Если бы он сумел выбить дубинку, то имел бы право
сделать с нею все, что угодно. Но если женщина сломает ему свободную руку,
то он сможет рассчитывать только на ее милость.
Грин обошел эту арену стороной: такие варварские драки ранили его
чувства. Наконец он разыскал Майрена, тот играл с другим капитаном в
кости. На партнере был черный наряд и красный тюрбан клана Аксукэнов. Он
только что проиграл Майрену и расплачивался шестьюдесятью иквограми.
Значительная сумма даже для князя-купца.
Майрен взял Грина за руку, чего он никогда бы не сделал за пределами
Дома, и повел его в занавешенную кабинку, где они могли побеседовать
достаточно приватно. Купец предложил Грину выпить, Грин уступил, и Майрен
заказал большой кувшин челоусмейского.
- Нет лучшего способа завоевать доверие, чем оплатить расходы, -
весело произнес Майрен. - Ну, а теперь, хоть я и люблю повеселиться, давай
приступим к делу. Так какое твое предложение?
- Сначала я должен услышать от тебя торжественную клятву, что ты
никому не расскажешь об услышанном в этой кабинке. Второе: если ты
отвергнешь мою идею, то не используешь ее позднее. Третье: если ты примешь
предложение, то никогда не попытаешься убить меня, чтобы оставить всю
прибыль себе.
Помрачневшее было лицо Майрена при слове "прибыль" сморщилось в
довольной улыбке. Он залез в огромный кошель, висевший у него через плечо,
и вытащил маленького золотого идола - покровителя клана Эффениканов.
Положив правую руку на его страшноватую голову, он поднял левую и
произнес:
- Клянусь Зацеффуканкуанром, что последую твоим желаниям в этом деле.
Пусть поразит меня проказа, вши, лишай и молния, если я нарушу эту
священную клятву.
Удовлетворенный, Грин сказал:
- Во-первых, я хочу, чтобы ты устроил меня на своем ветроходе, когда
отправишься в Эсторию.
Майрен поперхнулся вином и кашлял, пока Грин не постучал ему по
спине.
- Я не прошу тебя брать меня в обратный рейс. А вот моя идея: ты
собираешься взять большой груз сушеной рыбы, потому что эсторианская
религия требует, чтобы они ели ее за каждой едой, и потому что употребляют
ее в больших количествах во время своих бесчисленных праздников...
- Верно, верно. Ты знаешь, я никогда не мог понять, почему они
возвеличивают богиню-рыбу. Они живут за пять тысяч миль от моря, и нет
никаких свидетельств, что когда-то жили ближе. И все-таки они требуют
именно морскую рыбу, а не берут ее из ближайших озер.
- Вокруг Ксердимура много тайн. Но сейчас мы говорим не о них. Итак,
ты знаешь, что эсторианская Книга Богов наделяет свежепойманную и
сваренную рыбу гораздо более ценными ритуальными качествами, чем копченую?
Тем не менее, им приходится иметь дело с сушеной рыбой, доставляемой на
ветроходах. Какую цену они заплатили бы за живую рыбу?
Майрен потер ладони:
- Да, это было бы просто великолепно...
Затем Грин развил свою идею, и Майрен застыл, пораженный не столь
сложностью и оригинальностью этого плана, сколь его очевидностью и
простотой. И почему ни он сам, ни кто другой не подумали об этом? Он даже
высказал свое недоумение вслух.
Грин выпил свое вино и ответил:
- Полагаю, люди так же удивлялись, когда появились первые луки со
стрелами и колеса. Вроде просто, а никто не додумался до них раньше.
- Давай все обговорим, - потребовал Майрен. - Ты хочешь, чтобы я
купил караван прицепных телег, устроил на них водонепроницаемые бочки и
использовал их для перевозки морской рыбы? От океана - сюда? Потом бочки
вместе с их содержимым можно будет поднять на мой корабль и поместить в
специально приготовленные гнезда, возможно - в отверстия на средней
палубе? И ты покажешь мне, как анализировать морскую воду, чтобы продать
ее формулу эсторианцам, и тогда они смогут держать рыбу живьем в своих
садках?
- Все правильно.
- Хм-м-м. - Майрен толстым пальцем с перстнем потер свой крючковатый
нос со свисающим из него золотым кольцом. Его единственный бледно-голубой
глаз уставился на Грина. Другая глазница была прикрыта полоской белой
материи: глаз был выбит пулей из мушкета вингов.
- Есть еще четыре недели до последнем дня, когда я смогу поставить
паруса, отправиться в Эсторию и вернуться обратно до наступления дождливом
сезона. Этого хватит, чтобы изготовить емкости, отвезти их к берегу
океана, заполнить рыбой и привезти сюда. Тем временем я могу ловить
палубу. Если мои люди будут работать день и ночь... мы, пожалуй, успеем.
- Но, конечно, это одноразовое дело. Ты не сможешь удерживать
монополию долго, слишком много людей будет связано с этим. Другие капитаны
непременно прослышат о твоем предприятии.
- Я знаю. Не учи эффениканца разбивать яйца. Но что, если рыба в пути
передохнет?
Грин пожал плечами и развел руки:
- Все может быть. Ты ведешь крупную игру. Но ведь любой рейс через
Ксердимур рискован, не так ли? Сколько ветроходов возвращается обратно? И
много ли было прибыльных из сорока твоих успешных поездок?
- Не много, - согласился Майрен.
Он тяжело опустился в кресло и склонился над бокалом вина. Глаз,
утонувший в складках жира, буравил Грина. Землянин притворился
безразличным, хотя сердце его готово было выскочить из груди и он с трудом
сдерживал неровное дыхание.
- Ты просишь взамен очень много, - произнес наконец Майрен. - Если
герцог пронюхает, что я помог сбежать ценному рабу, меня будут пытать
самым изощренным способом, а моему клану откажут в праве водить корабли в
район гор. Или объявят нас пиратами. А это, несмотря на все небылицы, что
ты о них слышал, не слишком прибыльное ремесло.
- В Эстории тебя ждет большая прибыль.
- Это верно. Но как подумаю, что сделает герцогиня, когда узнает, что
ты выпорхнул из клетки!.. Охо-хо!
- А кому придет в голову связывать твое имя с моим исчезновением?
Каждый день из порта отбывает дюжина судов. Кроме того, она узнает, что я
двинулся в противоположную сторону - через холмы к океану. Или остался в
предгорьях, где много беглых рабов.
- Да, но мне придется возвращаться в Тропэт. Мои соплеменники, когда
трезвые, известные молчуны, но за выпивкой развязывают языки. Кто-нибудь
из них непременно проболтается в таверне.
- Я перекрашу волосы в черный цвет, обрежу их, как у тзэтламцев, и
запишусь в твой экипаж.
- Ты забыл, что нужно быть членом моего клана, чтобы стать членом
экипажа.
- М-м-м, да-а. Ну, а как насчет братания на крови?
- Никак. Я не могу предложить тебе этот обряд, пока ты не совершишь
чего-то значительного и полезного для клана. Стоп! Ты умеешь играть на
музыкальных инструментах?
- О, я превосходно играю на арфе, - быстро соврал Грин. - Вовремя
моей игры голодный травяной кот ляжет у моих ног и будет лизать их и
слушать музыку.
- Великолепно! Только, боюсь, слушать он будет не слишком
внимательно: все знают, что травяной кот считает человеческие пальцы
превосходным деликатесом и всегда съедает их в первую очередь, даже
раньше, чем глаза. Слушай внимательно. Вот что ты должен сделать за четыре
недели, потому что хорошо ли, плохо ли пойдут дела, но мы поставим паруса
в неделю Дуба, в день Неба, в час Жаворонка, в самое подходящее время...
5
Следующие три недели показались Грину бесконечными, так медленно они
тянулись. Правда, дела, связанные с подготовкой побега, помогали коротать
время. Ему пришлось руководить изготовлением емкостей для рыбы. К тому же
поддерживать в герцогине состояние неизбывного счастья.
Ублажать герцогиню - невероятно трудная задача, потому что невозможно
было притворяться стопроцентно преданным ей любовником и в то же время
думать о возможных проколах в своих планах и находить их в немалом
количестве, а потом устранять. Но он знал, как жизненно важно не наскучить
ей и не вызвать ее неудовольствия. Тюрьма навеки лишила бы его последнего
шанса.
Хуже всего, что Эмра становилась все подозрительнее.
- Ты пытаешься что-то скрыть от меня, - говорила она Грину. - Знай
же, я чувствую, когда мужчина обманывает меня. Что-то меняется в глазах, в
голосе, в любовных играх, хотя они и стали редкими. Что ты задумал?
- Уверяю тебя, это просто усталость, - резко ответил он. - Я хочу
лишь мира и покоя, немного отдыха и... мне нужно хотя бы иногда побыть
одному.
- Не рассказывай мне сказки! - Она склонила голову набок, уставилась
на него, умудряясь даже в этой уродливой позе выглядеть удивительно
прекрасной, и вдруг спросила: - Ты, часом, не сбежать собрался?
На секунду он побледнел. Черт бы побрал эту женщину!
- Не смеши, - ответил он, стараясь, чтобы голос не дрожал. - Я
слишком благоразумен, чтобы так рисковать. Да и зачем мне бежать? Ты самая
желанная из всех женщин, что я знал. - "Это правда". - Хотя с тобой и
нелегко жить. - "Слабо сказано". - Я места себе не нашел бы без тебя. -
"Тоже правда, потому что он не собирался провести остаток жизни в этом
варварском мире". - Немыслимо, чтобы я покинул тебя.
Он не мог взять ее с собой по той простой причине, что, если бы она
даже отправилась с ним, она никак бы не вписалась в его жизнь на Земле.
Она была бы совершенно несчастлива там. И, конечно, она ни за что не
согласится бросить детей, а постарается взять их с собой. А это значит -
конец всему, всем надеждам. С таким же успехом он может нанять духовой
оркестр, чтобы он среди бела дня проводил его через весь город к
ветроходу.
И все-таки он чувствовал себя несладко. Он с трудом мог расстаться с
