"Земля Израиля одна. Ее дал нам Творец, и решение это не имеет
альтернативы. Мы можем убить себя, это мы и делаем сейчас. А Земля
обетованная? Что станет с ней?
Я решил - дойду до Шхема..."
Нижняя часть листа отсутствовала, оторванная грубой рукой.
Допрос в полиции продолжался до вечера. Донат вышел на улицу,
совершенно опустошенный. Ему никогда прежде не приходилось видеть крови,
фильмы и телевизионная хроника не в счет. Кровь на экране была
ненастоящей, даже если показывали репортаж с места катастрофы или
убийства. От вида окровавленного тела в программе "Мабат" не подступала к
горлу тошнота - да, была печаль, гнев, желание отомстить, если речь шла о
жертвах арабского террора, нисколько не уменьшившегося после образования
государства Палестина, но не было физиологического ужаса и желания
спрятаться.
Он столько раз повторил свои показания, что в конце концов сам стал
воспринимать их почти как литературное творчество. Наверно, это помогло -
иначе, оставшись наедине с собой, он сошел бы с ума. Так думал Бродецки,
вернувшись в свою квартиру. На вопрос о том, как это могло произойти, он
честно отвечал "не знаю", полиции это не нравилось, да он и сам полагал
свой ответ нелепым. Потому что на самом деле существовало единственно
возможное решение.
Михаэль Ронинсон, будучи в альтернативном мире, получил удар ножом.
Теория, вообще говоря, не допускала материального переноса из мира в мир,
но любая теория верна лишь до тех пор, пока ее не опровергает
один-единственный факт.
К двум часам ночи картина трагедии выстроилась в мозгу Доната
достаточно логично - за исключением единственного звена: он пока так и не
знал, что именно решил сотворить (и сотворил-таки - пусть и в ином мире)
Ронинсон.
В семь утра Бродецки сел в иерусалимский автобус, а в девять входил в
ешиву "Шалом". Рави Бен Лулу был сморщенным старичком с белой бородой, но
голос его оказался неожиданно звучным - голос человека, привыкшего читать
Тору перед большой аудиторией.
- Я ждал тебя, - сказал рави, предложив Донату сесть. - Михаэль мне
все рассказывал, и когда это случилось...
Бродецки молча протянул старику переписанный им текст записки
Ронинсона.
- Оригинал в полиции, - сказал он, когда рави закончил читать. -
Листок был порван.
- И ты хочешь знать, не говорил ли Михаэль...
- Да, это важно, чтобы узнать правду.
- Я скажу тебе правду. Не твою правду - это правда ученого. И не
полицейскую правду - это правда криминалиста.
- Правда одна...
- Истина одна, а правда лишь часть ее и потому может быть разной. Я
скажу свою правду, ибо истину знает лишь Творец.
Донат вздохнул, ему было не до спора.
- Михаэль долго говорил со мной, - продолжал рави, - и мы спорили. Мы
оба не сомневались в том, что земля Израиля дана евреям, что она одна во
всех мирах и временах. Но Михаэль утверждал, что способен это доказать. Я
думал тогда и думаю сейчас, что нелепо доказывать положения Торы, это
граничит с сомнением в собственной вере... Но есть свобода воли. Штейнберг
ведь тоже из этого исходил, конструируя свою теорию альтернативных
миров...
Речь рави текла плавно, он говорил вещи, очевидные для Доната,
сомнительные и вовсе неприемлемые, но пока ни на йоту не приблизился к
ответу на заданный ему вопрос. Прошло, судя по часам, на которые то и дело
посматривал Бродецки, минут пятнадцать, после чего рави Бен Лулу смолк,
вопросительно посмотрел на Доната и развел руками.
- Я надеюсь, ты понял мою мысль, - сказал он.
Бродецки встал.
- После вчерашнего я что-то плохо соображаю, - пожаловался он.
- Я думал, тебе уже все понятно... Ну хорошо. Вот тебе аналогия. Если
ты бьешь кулаком по мягкому дивану, он прогибается, в нем остается след,
верно? А если - по твердой стене? Ты лишь сбиваешь пальцы. Ты меняешься,
стена - нет. Теперь ты понял меня?
Донат понял. Он попрощался и пошел к двери, он закрыл дверь за собой
и, пройдя через холл, вышел на людную иерусалимскую улицу, он дошел пешком
до таханы мерказит и сел в свой автобус. Но все это он совершал
автоматически, потому что был погружен в свои мысли.
Возможно, раввин прав. Даже лишь задумывая зло этой земле, навлекаешь
на себя удар. Теория не показывает подобного развития, но раз уж это
произошло, значит, нужно подправить теорию, и это сделают люди поумнее
Доната. Но если рави сказал лишь правду, но не истину? Если Ронинсон в
том, альтернативном, мире своего решения отправился, скажем, в Шхем, чтобы
заложить у его ворот... что? Неважно - он отправился в независимое
государство Палестина, нелегально (а как иначе?) пересек границу, и был
заколот - не террористом, а палестинцем, который охраняет от посягательств
свой дом и свою землю. Свою. Пусть с его точки зрения, но - свою. У
каждого своя правда. А истина одна. Творец знает ее. Но и я, - подумал
Донат, - имею право ее знать.
На следующее утро после похорон Ронинсона сотрудник Института
Штейнберга Донат Бродецки нелегально пересек израильско-палестинскую
границу в районе Калькилии. Нарушение контрольно-следовой полосы было
немедленно зафиксировано, началось прочесывание, но палестинские
полицейские обнаружили нарушителя лишь через двенадцать часов. Так и
осталось неизвестным - где провел Бродецки половину суток. Тело нашли на
склоне оврага неподалеку от Шхема. Оно еще не успело остыть. Сутки ушли на
препирательства - палестинцы не желали выдавать труп израильским
пограничникам. По одной из версий, на которой настаивал депутат Кнессета
Амнон Гурвич, Бродецки был убит палестинцами, хотя на теле и отсутствовали
явные признаки насилия. Комиссия по расследованию инцидента эту версию
отвергла, но и не сумела в результате предложить удовлетворившего всех
объяснения.
Выступление рави Бен Лулу по третьей программе телевидения было с
пониманием воспринято религиозной частью населения и поддержано обоими
главными раввинами. Что до секулярной публики, то слова рави о "земле,
которая мстит любому посягательству на свою единственность и божественную
сущность", были восприняты людьми неверующими с иронией. Общеизвестно
высказывание министра туризма Йосефа Вакнина о том, что земля, которая
терпит создание на ней государства Палестина, не может претендовать на
некие особенные качества.
Впрочем, что могли изменить все эти споры в судьбе Ронинсона и
Бродецки, которую выбрал они сами?
Еще год назад я не смог бы опубликовать этот рассказ в "Истории
Израиля", поскольку ни одна из версий не имела достоверного научного
обоснования. Неделю назад в "Трудах Штейнберговского общества" была
опубликована заметка доктора Баруха Карива. Конечно, это тоже не
окончательное решение. Не истина, как говорил рави Бен Лулу, а всего лишь
правда. Но, по крайней мере, автор использовал альтернативную математику
пространств, что заставляет лично меня отнестись к его выводу с уважением.
Каждый человек - бесконечно сложное существо, потому что живет
одновременно в бесконечном множестве им же созданных миров. Но все
варианты судьбы неизбежно сливаются в одну точку в момент смерти. Никто не
может прожить в одном мире тридцать лет, а в другом - сто. Михаэль
Ронинсон был убит в своем "альтернативном" пространстве, но не мог
продолжать жить и здесь. Надо полагать, что Бродецки догадался об этом,
решил проверить (он ведь считал себя ответственным за трагедию) и доказал
своей смертью, что идея была правильной.
И не этим ли объясняются всем известные, но до последнего времени не
имевшие объяснения, совершенно неожиданные смерти здоровых людей?
Неожиданная гибель человека в огне? Раны на теле, возникающие без видимых
причин? Да много чего еще!
Это - правда ученого. Но если хотите знать мое мнение, то я почти
уверен, что в записке Ронинсона не было никаких указаний на то, что именно
он намерен был совершить. Да, дойти до Шхема и... Все. Он был убежден, что
Земля не позволит ему выжить. Это была его правда.
А вопрос остался. Земля Израиля - одна ли во всех мирах?
П.АМНУЭЛЬ
НА СЛЕДУЮЩИЙ ГОД - В ИЕРУСАЛИМЕ
Хобби бывают всякие. На той еще родине я знал человека, который на
досуге рисовал облака. Невинное, казалось бы, занятие, но в ясный
безоблачный день он чувствовал себя отвратительно, не находил себе места,
и все домашние молили Бога, чтобы тот послал на небо хоть какое-то
завалящее облако.
Что до Иосифа Лямпе, то его хобби и вовсе выходило за пределы
разумения соседей. Представьте себе небольшой израильский городок в
пустыне Негев - Офаким, скажем, или Арад. Все так красиво, безумно скучно
и, как утверждает пресса, бесперспективно. Все друг друга знают. О Лямпе,
например, знали, что в России до своего отъезда он работал в
Радиофизическом институте, имел жену, дочь и собственную моторную лодку,
на которой каждое лето совершал походы вверх или вниз по реке Днестр, где
стоял на слиянии с рекой Ушица его родной город с одноименным названием.
Впрочем, Иосиф Лямпе лишь родился в старой Ушице, а жил и работал в Киеве.
И вот скажите мне для начала, почему он не совершал свои лодочные прогулки
по реке Днепр, до которой от его дома было рукой подать, а непременно
отправлялся поездом в Могилев-Подольский, где за определенную мзду старый
его знакомый хранил моторку в своем дровяном сарае?
Так я о хобби. Лодочные прогулки для Иосифа были не хобби, а лишь
способом отдохновения. А хобби заключалось в том, что Иосиф
коллекционировал геопатогенные зоны. Чем патогеннее, тем интереснее.
Известные всем зоны его не интересовали. Собирал он только те, что
обнаруживал сам или обменивался со своими коллегами по увлечению. Вы не
знаете, как можно обмениваться геопатогенными зонами? Очень просто: вы
обнаруживаете зону и сообщаете о ней членам своего клуба (Лямпе состоял в
"Экстрастаре", но есть множество других), не выдавая координат; ваш
коллега, со своей стороны, сообщает о своей находке. После чего вы вместе
посещаете обе зоны - свою и коллеги, - лично снимаете параметры, и все -
зона "ваша", можете занести ее в каталог. Разумеется, ваш коллега таким же
образом пополняет собственный реестр.
Перед тем, как поселиться в Офакиме (хочу заметить, что на самом деле
городок называется иначе, но мой герой просил не выдавать его адреса, и
потому - пусть будет Офаким), семейство Лямпе промыкалось год в
Тель-Авиве, сменив три съемные квартиры исключительно из-за того, что
силовые линии геоинформационного поля здесь были немыслимо запутаны и
дурно влияли на самочувствие. Иосиф был уверен, что только из-за
неправильного расположения линий он не может устроиться на работу в
престижную фирму. Что до хобби, то и в Израиле он нашел подходящую
компанию лозоходцев и сенситивов. Совместными усилиями им удалось отыскать
для семейства Лямпе замечательную геоинформационную структуру в означенном
Офакиме.
Нельзя сказать, что ближайшие родственники Иосифа (жена, дочь
семнадцати лет и престарелая мать) относились к его увлечению с надлежащим
уважением. Скорее наоборот, поскольку постоянные поиски отца семейства
ничего, кроме беспокойства, не приносили. Мать, к примеру, несколько
месяцев спала на кухне, ибо в спальне оказалась совершенно жутка
геопатогенная зона. Старушка не желала понимать, что сын печется об ее
здоровье, и смертельно обижалась - за что ее так, на старости-то лет?
