блеснул на солнце эльфийский меч.
Двое мужчин поспешили на выручку Золотой Луне, но Речной Ветер
подоспел прежде них. Отшвырнув девушку прочь, варвар вскинул правую руку,
принимая удар, который должен был размозжить ей голову.
- Полночь! - крикнул жрец, и Речного Ветра объяла та же тьма, что
осенила Карамона. С той только разницей, что воин кве-шу знал, что ему
предстояло, и не потерял самообладания, ведь слух еще повиновался ему. Не
обращая внимания на рану, он перекинул меч в левую руку и сделал выпад в
том направлении, откуда слышалось тяжелое дыхание врага. Клинок скользнул
по прочным латам Повелителя Драконов. Речной Ветер не удержал его и
схватился за кинжал, зная, что это бесполезно, что смерти не избежать.
Но в это время Верминаард понял, что остался один. Его Богиня
отказывала ему в духовной поддержке. Поглощенная собственными заботами,
она от него попросту отвернулась. Его молитва осталась без ответа. Ледяное
отчаяние стиснуло сердце...
Верминаард обливался потом под шлемом, изрыгая проклятиями. Ему
казалось, шлем душил его. Слишком поздно он осознал, что страшная с виду
маска на самом деле скверно подходила для рукопашного боя - она не давала
ему видеть, что делалось по бокам. Прямо перед ним был рослый варвар,
раненый, ослепленный. Его легко можно было бы добить... если бы не другие.
Рыцарь и полуэльф, освобожденные от заклятия, подходили все ближе - он
слышал их шаги. Заметив какое-то движение, он повернулся и увидел бегущего
к нему полуэльфа. Но где рыцарь?.. Верминаард попятился, размахивая
булавой и одновременно пытаясь свободной рукой сорвать с головы шлем...
Не успел.
Он едва дотронулся до забрала, когда волшебный клинок Кит-Канана
легко вспорол латы и вошел ему в спину. Повелитель Драконов обернулся с
яростным воплем... Но тут же перед ним возник Стурм. Древний меч
Соламнийских Рыцарей ударил Верминаарда в живот. Жрец упал на колени, все
еще силясь снять шлем. Он ничего не видел, ему было трудно дышать... Новый
удар меча - и тьма поглотила его.
Высоко в небе умирающая Матафлер все отчетливее слышала голоса своих
детей, жалобно звавших на помощь. Она потеряла много крови и ослабела от
ран, а Пирос, казалось, нападал со всех сторон одновременно. Но потом она
очень ясно увидела врага прямо перед собой, а позади него - отвесную стену
утеса. И Матафлер поняла, что все-таки спасет своих малышей.
Пирос выдохнул громадный язык пламени, угодивший ей прямо в голову. И
с удовлетворением заметил, как вытекли ее глаза, как сморщилась кожа... Но
Матафлер уже не было дела до пламени, навсегда погасившего для нее солнце.
Она неслась прямо на Пироса.
Громадный самец, одурманенный яростью, болью и ощущением близкой
победы, не сразу понял ее маневр. Он еще раз обжег ее убийственным
пламенем - и только тут с ужасом сообразил, что позволил Матафлер прижать
его к склону горы. Развернуться было негде, отскочить - некуда.
Матафлер ударила его всей тяжестью своего когда-то могучего тела,
точно копье, пущенное самими Богами. Оба дракона с размаху врезались в
скалы, и склон горы окутало пламя. Горный пик содрогнулся до основания и
раскололся...
Много позже, когда Гибель Пламенеющей стала легендой, иные
утверждали, будто слышали последний шепот драконицы, растаявший, точно
дымок на осеннем ветру:
- Детки, детки мои...
СВАДЬБА
Последний день осени занялся ясным и солнечным. Было тепло - все еще
дул южный ветер, повеявший в тот самый день, когда беглецы, спасаясь от
мести армий драконидов, ушли из Пакс Таркаса, взяв с собой то немногое,
что удалось отыскать в крепости.
Вражеское войско не скоро сумело одолеть высокие стены: ворота Пакс
Таркаса были заперты валунами, а на башнях сидели овражные гномы. Ведомые
Сестаном, они без устали забрасывали озлобленных драконидов камнями и
дохлыми крысами. Это дало время беглецам уйти в горы, где, если не считать
стычек с небольшими отрядами драконидов, серьезная опасность им более не
грозила.
Флинт вызвался возглавить группу мужчин, отправившуюся на поиски
места, подходившего для зимовки. Он неплохо знал эти горы: родина гномов
его племени лежала лишь немного южнее. И его отряд подыскал долину,
угнездившуюся между скалистыми горными кряжами. Перевалы, ведшие в долину,
были высоки и опасны; зима сделает их непроходимыми. Горстка защитников
сумеет остановить здесь хоть целую армию, а пещеры укроют беглецов от
ярости драконов.
Извилистой тропой пробрались они через горы, а вскоре сошла лавина,
закрывшая перевал и начисто уничтожившая всякие следы беглецов. Пройдут
месяцы, прежде чем дракониды дознаются, куда подевались восставшие.
Окруженная высокими пиками, долина была надежно защищена от жестоких
зимних ветров и снежных метелей. Леса кишели зверьем, по склонам гор
сбегали чистые ручьи. Люди оплакали павших, порадовались избавлению,
выстроили убежища... и справили свадьбу.
Ибо в последний день осени, в час, когда закатное солнце озарило
заснеженные хребты алым цветом умирающих драконов. Речной Ветер и Золотая
Луна поженились.
Когда эти двое пришли к Элистану и попросили освятить их взаимный
обет, тот, поблагодарив за великую честь, попросил объяснить подобающие
случаю обряды кве-шу. Но жених и невеста ответили, что их народа более нет
- а значит, ушел и обычай.
- Это будет наш обряд, - сказал Речной Ветер. - Незачем возрождать
умершее. Надо положить начало чему-то новому...
- Мы навсегда сохраним в сердцах наметь о нашем народе, - тихо
добавила Золотая Луна. - Но смотреть надо вперед, а не назад. Отдадим
честь прошлому, взяв из него то доброе и грустное, что сделало нас такими,
каковы мы есть. Но более оно над нами не властно...
Подумав, Элистан обратился к Дискам Мишакаль. А потом попросил
Речного Ветра и Золотую Луну самих составить свои обеты, черпая в глубине
сердец истинное значение слов любви. Ибо клятвы эти будут произнесены
перед лицом Богов и даже смерть их не разрушит.
Жених и невеста сохранили лишь один обычай кве-шу: обмен подарками,
которые не могли быть куплены за деньги. Согласно этому обычаю, символ
любви должен был быть сделан руками любимого, а вручался в момент
произнесения клятв.
...Когда заходившее солнце разметало в небе лучи, Элистан поднялся на
вершину небольшого холма, а люди в молчании встали у подножия.
С востока, неся факелы, появились Тика и Лорана. За ними шла Золотая
Луна - Дочь Вождя. Роскошные волосы ниспадали ей на плечи потоками золота,
сплавленного с серебром, голову венчала корона, сплетенная из осенних
листьев. На ней была простая рубашка из оленьей замши - та самая, что
сопутствовала ей во всех ее странствиях. Она несла свой подарок завернутым
в полотно, тонкое, как паутинка: возлюбленный должен был узреть его прежде
всех людей.
Тика выступала впереди нее очень торжественно, с несколько
затуманенным взором. Неясные мечты переполняли ее: а что, если великое
таинство, совершаемое мужчиной и женщиной наедине, вовсе не так пугающе
жутко, но, наоборот, сладостно и прекрасно?..
Лорана высоко держала факел, споривший с гаснущим светом дня. Красота
Золотой Луны заставляла людей перешептываться: когда проходила Лорана, они
замолкали. Золотая Луна была человеком, ее прелесть была прелестью гор,
лесов и небес. Эльфийская красота Лораны была таинственна, непонятна -
словно бы из другого мира.
Девушки подвели невесту к Элистану и повернулись лицом к западу,
ожидая жениха.
Яркие факелы освещали дорогу Речному Ветру. Впереди выступали Танис и
Стурм, следом шел сам жених, суровый, как всегда, лишь глаза горели ярче
факелов. На его черных волосах тоже покоилась корона из листьев, а подарок
он нес завернутым в один из Носовых платочков Тассельхофа. Позади жениха
шли кендер и гном. Шествие замыкали близнецы, причем Рейстлин вместо
факела нес Посох Мага, чей волшебный кристалл испускал щедрое сияние.
Мужчины подвели жениха к Элистану и отступили, встав рядом с Лораной
и Тикой. Тика увидела подле себя Карамона. Она робко тронула его за руку,
и великан, дружески улыбнувшись, спрятал в своей лапище ее узенькую
ладошку.
А Элистан, глядя на Золотую Луну и Речного Ветра, думал о немыслимом
горе, ужасах и опасностях, выпавших на долю этим двоим, обо всем том
горьком и трудном, что осталось у них за спиной. И как знать, сулило ли им
будущее нечто иное?.. Волнение охватило его; какое-то время он никак не
мог начать говорить. Жених и невеста, прекрасно понимая его состояние,
ободряюще протянули ему руки, и он обнял обоих.
- Это ваша любовь, ваша вера друг в друга зажгла в мире светоч
надежды, - сказал он тихо, так. Что слышали только они двое. - Каждый из
вас готов был отдать жизнь во имя этой надежды, каждый из вас не раз
спасал другого от смерти. Вы видите: солнце еще сияет, но лучи его
меркнут. Это знак для вас, друзья мои. Еще немало прошагаете вы во тьме,
прежде чем займется настоящее утро. Но ваша любовь, подобно факелу, будет
сиять вам в ночи...
Элистан отступил на шаг и обратился к собравшимся. Его голос
постепенно крепчал: он ощущал незримое присутствие Богов, благословлявших
его устами эту чету.
- Левая рука - рука сердца, - сказал он, соединяя левые руки Речного
Ветра и Золотой Луны и держа свою левую над ними. - Пусть же любовь,
обитающая в сердцах этих двоих, сольется и породит нечто большее, как два
ручейка дают начало могучей реке. Река течет по земле, вбирая притоки,
прокладывая новые пути, но неизменным остается ее стремление к вечному
морю. Прими же их любовь, о Паладайн, величайший из Богов! Благослови ее и
ниспошли мир этим двоим. Пусть царит он хотя бы в их сердцах, ибо в нашей
истерзанной стране нет нынче места миру...
В благословенной тишине мужья и жены заключили друг друга в объятия.
Друзья соприкоснулись плечами, притихшие дети встали подле родителей.
Сердца, полные скорби, обрели утешение. Величайший мир осенил собравшихся.
- Произнесите же клятвы, - сказал Элистан. - И вручите дары,
порожденные вашими руками и сердцами!
Золотая Луна посмотрела Речному Ветру в глаза и негромко заговорила:
В небесах - драконов крылья,
Север войнами пылает.
"Время мудрости настало", -
Так мудрец нас поучает.
В самом сердце жаркой схватки
Мы отвагу сохранили,
И слова мои - не просто
Клятва женщины мужчине.
Двое нас. В дыму пожарищ
И в подземной тьме зловещей
Возвещали мы о мире
И о небе вековечном.
И в слиянии дыханья
У божественной святыни
Дарит людям обещанье
Клятва женщины мужчине.
Потом заговорил Речной Ветер:
Во мраке наступающей зимы,
Готовом погасить последний отблеск лета,
Среди снегов, объятых вечным сном,
Мы скажем "да" весеннему рассвету.
Мы скажем "да" задорным ручейкам
И юным листьям старого валлина -
Они превыше и святей всего,
Что обещает женщине мужчина.
Нас двое. Наша клятва, что звучит
Из пасти ночи, из кромешной тьмы,
Подтверждена присутствием героев
И свята обещанием весны
