61) Т. I, стр. 16.
62) Ср. С. А. Венгеров, Сочинения, III, стр. 59 -- 60.
63) "Записка", стр. 35, 36; И. Аксаков, т. V, стр. 50.
64) Цит. соч., стр. 12, 13.
65) "Русский Архив" 1890, No 1, стр. 154; ср. С. А.
Венгеров, цит. соч., стр. 72 -- 74.
66) Ср. И. Аксаков, т. V, стр. 104. Хомяков называл
деятельность Петра "страшной, но благодетельной грозою".
Однако, и он резко осуждал ее односторонность, ее враждебность
"жизненной цельности".
67) И. Аксаков, т. V, стр. 146.
68) Т. I, (нового издания) стр. 392.
69) "Записка", стр. 40.
70) "Записка", стр. 39.
71) "Дневник Веры Сергеевны Аксаковой", СПБ., 1913, стр.
15. Необходимо вообще отметить, что дневник этот, относящийся к
эпохе крымской кампании и первых месяцев царствования
Александра II, свободный от цензуры, чрезвычайно ярко отражает
собою всю ту степень оппозиции, которую встречала у
славянофилов политика тогдашнего правительства. Ср. особ. стр.
8, 15, 115.
72) Цит. соч., стр. 54, 57.
73) К. Аксаков, т. I, стр. 54; И. Аксаков, т. V, стр. 18,
19, 78; т. VI, стр. 542; т. VII, стр. 631.
74) Исходя из этих элементов славянофильской мысли, П. И.
Новгородцев утверждает, что "политическое значение
славянофильства состоит...в защите прав народа, как живого и
самобытного целого, против произвольных действий абсолютизма,
защите живой души народа против посягательств на нее сверху".
(См. журнал "Вопросы Жизни", 1905, No6, стр. 355).
---------------------------------------------------------------------------
IV.
Можно много критиковать эту концепцию. Было бы странной
наивностью или капризом слишком изощренного ума отрицать, что в
наше время она уже окончательно утратила характер какой бы то
ни было практической значимости, политической злободневности.
Но, несомненно, она представляет собою большой интерес с точки
зрения истории русской политической мысли.
Она -- своеобразное дитя русского романтизма, идеализма
сороковых годов. Нельзя отказать ей в привлекательной
нравственной возвышенности, в органическом культурном
благородстве. Она развивалась в большом плане целостного
культурно-философского и философско-исторического
миросозерцания и всецело уяснена может быть только в общей
связи с ним. Ее нужно решительно отличать от внешне
соприкасающейся с ней теории "официальной народности",
оправдывавшей и возвеличивавшей факт русского самодержавия
прошлого века независимо от ряда идеологических предпосылок,
дорогих для славянофильства. В этих предпосылках больше, чем в
конкретных политических рецептах, покоится дух славянофильского
учения 77).
Возникшее и развивавшееся в обстановке дворянской,
помещичьей среды, учение это было, однако, лишено сословной,
классовой окраски. Оно строилось на гораздо более широком
фундаменте. Верные себе, его идеологи даже открыто восставали
против привилегированного положения своего сословия. Недаром в
начале 1862 года, по поводу дворянских выборов в Москве, И. С.
Аксаков в своей газете "День" призывал своих собратий просить
царя разрешить дворянству торжественно, перед лицом всей
России, совершить великий акт уничтожения себя, как сословия, и
распространить дворянские привилегии на все население
государства...
---------------------------------------------------------------------------
75) Сочинения, т. I, стр. 109.
76) И. Аксаков, т. V, стр. 45; К. Аксаков, "Записка", стр.
48.
77) Связь славянофильства с романтизмом подчеркивает и
Пыпин в "Характеристике литературных мнений", СПБ, 1909, стр.
254 и сл. Широкий религиозный и историософский колорит
славянофильской публицистики хорошо отмечен у Нестора
Котляревского, "Канун освобождения", Петроград, 1916, стр. 168
и сл.
---------------------------------------------------------------------------
Религия, христианство, православие -- вот главное в
миросозерцании классического славянофильства. Отнимите у него
его религиозный пафос -- и вы убьете его душу, опустошите его
"идею". Религия была для вождей славянофильства солнцем,
освещающим все вопросы жизни, исходною точкою, объединяющим
центром системы. Лучами этого солнца была пронизана и
славянофильская философия нации, ими питалась и сама вера
славянофилов в русскую народность, которая, взятая без
православия, была бы в их глазах вовсе лишена своего высокого
достоинства. "Основное, что лежит в душе русской земли, что
хранит ее, что высказывается в ней, как главное, что движет ее,
-- это чувство Веры". Такова была одна из любимых тем
исторических размышлений К. Аксакова 78). "Без православия наша
народность -- дрянь",-- с намеренной резкостью формулировал ту
же мысль Кошелев.
Конечно, и проблема государственного устройства России
должна была восприниматься этими людьми в свете православия по
преимуществу. Политический строй сам по себе есть нечто глубоко
условное и относительное. Нужно, чтобы он как можно полнее
удовлетворял требованиям христианства. Нужно, чтобы он как
можно меньше отвлекал человечество от "внутренней", духовной
его жизни. Идеал политического устройства,-- совершенное
отсутствие "политики", самоупразднение государства, вернее,
превращение общества и государства в церковь. Как известно,
Достоевский так и определял устами одного из своих героев
задачу государства:
-- По русскому пониманию и упованию надо, чтобы не церковь
перерождалась в государство, как из низшего в высший тип, а,
напротив, государство должно кончить тем, чтобы сподобиться
стать единственно лишь церковью и ничем более. Сие и буди, буди
79).
По мысли славянофильства, тем только и ценно русское
самодержавие в его чистой, неиспорченной историей идее, что
есть в нем этот своеобразный "аполитизм". Отдаляя народ от
вопросов земного строительства, оно блюдет народную душу. Сам
народ, учреждая и принимая царскую власть, являет тем самым
свою волю к жизни в духе, в Боге...
Вряд ли нужно доказывать всю фантастичность этой
парадоксальной теории анархического монархизма. Но нельзя не
признать что она достаточно характерна для русской политической
мысли. Ведь это все тот же исконный русский "максимализм",
только религиозно окрашенный. Упорный отрыв от "царства фактов"
во славу идей и идеалов. "Факты", увы, этого не прощают...
Впрочем, следует оговориться, что славянофильская мысль,
особенно в некоторых статьях Хомякова, пыталась отмежеваться от
крайностей отвлеченно-религиозного утопизма. Она готова была,
как мы видели, в иерархии культурных и морально-политических
ценностей отвести определенные места и принципу права, и
принципу государства. Но как только от общих принципиальных
соображений она переходила к вопросам конкретной политической
действительности, неизменно сказывалась ее романтическая
оторванность от жизни. Относительные ценности, теоретически
признававшиеся, практически отрицались, как явления зла и
порока. И при этом религиозный утопизм соединялся с опасным
национальным самоослеплением.
---------------------------------------------------------------------------
78) Т. I, стр. 30. Ср. мою статью "Национальная проблема у
первых славянофилов", "Русская Мысль", 1916, кн. 10.
79) "Братья Карамазовы", глава "Буди, буди". Слова отца
Паисия.
---------------------------------------------------------------------------
Однако, неправильно было бы исчерпывать оценку
политической доктрины славянофильства этою внешнею,
элементарной критикой. Нехитрое теперь дело -- обличать ошибки
политических прогнозов славянофильства, сокрушать его во многом
неоправдавшийся оптимизм, громить его близорукую
непрактичность. Гораздо интересней и существенней -- вдуматься
глубже в общий его облик и уяснить широкий внутренний смысл его
утверждений. Тогда не только в более надежном и поучительном
свете предстанут его заблуждения, но, пожалуй, вскроется также
и положительное его значение в истории нашей
общественно-политической мысли.
В настоящее время, после нашумевших работ Шпенглера и
Ферреро, некоторые из идей славянофильства положительно
выдвигаются и порядок дня. Разве не приходится нам теперь
постоянно слышать об утрате органичности, духовной цельности
народами Запада? 80). Разве любимая тема славянофилов не
разработывается ныне со всей утонченностью и совершенством
современной научной вооруженности? Разве не приспела пора
глубокого кризиса начал арифметического демократизма? И разве
Ферреро не повторяет, в сущности, рассуждений Тютчева об утрате
европейским обществом высших санкций общежития, когда корень
нынешних европейских бед усматривает в крушении "принципа
власти"? 81).
Конечно, тщетно было бы искать в славянофильской
публицистике нынешней усложненности, научной вылощенности в
постановках всех этих проблем. Но, быть-может, по
выразительности и четкости славянофильские предчувствия
превосходят нынешний анализ, подобно тому, как примитивы Джотто
своею простодушной экспрессией поражают ярче, нежели пышные
полотна болонцев...
Когда К. Аксаков проклинал "гарантии", социологически это
было, разумеется, несколько наивно, а в плане
конкретно-политическом, кроме того, и вредно. Но, если принять
во внимание, что внутренним основанием этих неудачных
крайностей была идея обязательной религиозной насыщенности
всякой здоровой культуры, всякого крепкого общества, -- то
соответственно должна углубиться и наша оценка этой стороны
славянофильского миросозерцания. В царстве ценностей праву
принадлежит подчиненное место, -- вот, в сущности, на чем
настаивали славянофилы. "Человек -- это его вера", -- утверждал
Киреевский, и отсюда логически вытекало, что вне скреп веры
всякие социальные связи окажутся чрезвычайно хрупкими, всякая
национальность и тем более государственность -- беспочвенной,
всякое право -- шатким и пустопорожним. Опять-таки нужно
сознаться, что в наши дни эти утверждения начинают наглядно
обзаводиться солидным теоретическим фундаментом и богатым
материалом жизненных иллюстраций...
Подчеркивая преобладающую роль души человеческой в жизни
общества, славянофильская мысль подготовляла и свое решение
проблемы, ставшей впоследствии боевою в истории нашего
общественного сознания: -- проблемы "людей и учреждений".
Когда, после первой русской революции, знаменитые "Вехи"
выдвинули идею "теоретического и практического первенства
духовной жизни над внешними формами общежития", когда они
провозгласили, "что внутренняя жизнь личности есть единственная
творческая сила человеческого бытия, и что она, а не
самодовлеющие начала политического порядка, является
единственно-прочным базисом общественного строительства" 82),
-- они, несомненно, этим элементом своей идеологии примыкали к
идейной традиции славянофильства.
---------------------------------------------------------------------------
80) Oswald Spengler, "Der Untergang des Abendlandes",
Erster Band, Mьnchen, 1923, ср. особенно ss. 53 ff., 219 ff.
81) Ср. его "Гибель античной цивилизации", пер. Казнакова,
Киев-Лейпциг, 1923, стр. 108 и сл.
82) "Вехи", сборник статей о русской интеллигенции,
Москва, 1909, предисловие к 1 изданию.
---------------------------------------------------------------------------
