278.
---------------------------------------------------------------------------
В тесной связи с "романтическими" устремлениями
славянофильства в области философии русской истории стоит и
одно не случайное для него самопротиворечие.
Утверждая, что русский народ чуждается государственных дел
и государственного властвования, славянофилы в то же время
являлись сторонниками всенародных Земских Соборов и свободно
организованного общественного мнения. И здесь сам собою
возникает вопрос: -- как же "народ", на Земских Соборах
призывающийся высказывать свое суждение о делах
государственных, может этими делами не "интересоваться"? Как
может он к этим делам не готовиться? Раз Земля не должна
вмешиваться в область Государства, то к чему же общественное
мнение, мирской совет? Напрасно пыталась славянофильская мысль
истолковать общественное мнение в смысле чисто-технического
обсуждения земских дел: ей постоянно приходилось признавать,
что общественное мнение должно высказываться и по делам,
непосредственно касающимся Государства ("администрация,
судопроизводство, законодательство"). Да помимо того, ведь,
"земная" окраска присуща и местному самоуправлению. Как же
тогда ставить принципиальные границы интересов и влияния? 92).
Вообще говоря, славянофильству не удалось дать удачной
формулировки своих взглядов в этом вопросе. Не может быть
признано верным утверждением, что интерес к вопросам
государственным несовместим с подлинно духовною жизнью.
Позднейшие представители монархического национализма не без
основания обличали ублюдочность и противоречивость роли царя в
славянофильской концепции, поскольку царь, согласно строгому ее
смыслу, должен был замыкаться в область лишь внешнего и
формального действия 93). Вместе с тем и у "народа", как
духовной индивидуальности, как-то механически отнимались
существенные мотивы культурной жизни, национального бытия.
Вносилась какая-то незакономерная раздвоенность в сферу, по
сущности своей единую. Оттого-то, быть-может, и приходилось
идеологам школы так много и так бесплодно говорить о "единении
царя с народом". От этого же было нечто непроходимо нескладное
и в самой природе политической деятельности славянофилов: --
словно сами они, систематически занимаясь и увлекаясь
политикой, решили превратить себя и живое опровержение
собственной теории...
Однако, в основе соответствующих рассуждений славянофилов
лежала все-таки одна плодотворная интуиция. Ими владела чуткая
боязнь арифметического народоправства, и, чтобы отгородиться от
него, они возводили в перл создания пресловутый аполитизм
русского народа и мнимые достоинства русской монархической
старины. Они проницательно угадывали опасность формальной
демократии, и Конст. Леонтьев своей оценкой этой формы
государственности вряд ли погрешил против духа истинного
славянофильства. Выражаясь современным языком, центр проблемы
тут -- в принципе власти. Славянофилы смутно чувствовали, что
принцип этот, чтобы быть живым, должен быть органичным, должен
захватывать душу человеческую, корениться в тайнах веры, в
обаянии авторитета, а не в зыбких выкладках корыстного расчета
94). Они ощущали это, и бились над задачей найти
государственную форму, преодолевающую пороки демократии
западного типа, как политической формы поздней, дряхлеющей
цивилизации. Их рецепт оказался неудачным. Суровый приговор
произнесла история над их мечтами и стремлениями. Что оставила
она, в самом деле, от этой благодушной, романтической идиллии
безгосударственного государства, покоящегося на внутреннем,
исключительно нравственном единении царя, свято хранящего свой
народ, с народом, свято доверяющем своему царю? Что от всего
этого уцелело?..
Да, их рецепт оказался неудачным. Надуманным, нежизненным.
Но, ведь, задача остается... остается и до сих пор... остается
и в теории, и в жизни... повидимому, именно она является и
одною из основных тем современного нам великого кризиса русской
истории, великой русской революции... и мы мучительно,
напряженно, всматриваемся в нее, как в черные дали горизонта
черною вещею ночью...
---------------------------------------------------------------------------
92) Ср. критику этой стороны славянофильской доктрины с
монархической точки зрения у Льва Тихомирова, "Монархическая
государственность", издание техн. центра зарубежных организаций
нац.-мысл. молодежи, Мюнхен, 1923, т. II, стр. 135. "Почему, --
спрашивает автор, местное, управление не есть дело
"властолюбия", а общее, государственное -- дело "властолюбия"?
93) Лев Тихомиров, там же, стр. 135, 136. Ср. также Н. А.
Захаров, "Си тема русской государственной власти",
Новочеркасск, 1912, стр. 67 и сл., особенно 298, 299.
---------------------------------------------------------------------------
Формулируем основные выводы.
Пусть отжило свой век конкретное содержание практических
славянофильских упований, пусть умерла и истлела историческая
плоть, оболочка славянофильской доктрины,-- но дух ее, ее
идейное зерно, ее "субстанция" пребывает, являя собою
характернейший и творческий элемент русской культуры.
Пусть дотла опровергнута жизнью романтическая концепция
самодержавия,-- но, ведь не она -- главное в политическом
миросозерцании славянофильства.
Но что же, в самом деле, в нем -- главное?
Две идеи, как мы видим, были основоположными в
славянофильском миросозерцании: -- идея непререкаемого
преобладания духовных начал над внешними формами исторического
бытия и идея своеобразия духовного лика и исторических путей
России.
Обе эти идеи пребудут и после исчезновения
славянофильства, как общественной группировки или партии. Обе
эти идеи -- прочное достояние русской культуры, русской
культурной традиции. Люди новых поколений, выходящие далеко за
пределы славянофильского кружка, притом люди, во многом далекие
и друг от друга, усвоят эти идеи, углубят их, расширят в
большую и плодотворную струю русской мысли. С одной стороны К.
Леонтьев, с другой -- Вл. Соловьев, далее, "новое религиозное
сознание", русский идеализм ХХ века, "Вехи" 1909 года, наконец,
новейшие "скифство" и "евразийство",-- все это течения, так или
иначе связанные с основными интуициями старого славянофильства,
движущиеся в плане того же устремления идей. Но и многие, кто
устами не чтят ценностей этой струи русской мысли, сердцем
своим недалеко от них отстоят. И, конечно, не случайно в
нынешние "страшные годы" России все ярче разгорается и воистину
воплощением лучших мотивов русской культуры все единодушнее
признается образ величайшего нашего, хотя и совсем не
"школьного", не "партийного" славянофила -- Федора Михайловича
Достоевского.
---------------------------------------------------------------------------
94) "...А лисья премудрость до сих пор возится со своей
безнадежной проблемою: "дан мир мошенников; требуется привести
их совокупную деятельность к честности". Насколько это
действительно трудная задача, вы можете убедиться в судебных
учреждениях и некоторых иных местах!" (Карлейль, "Герои и
героическое в истории", перевод В. И. Яковенко, СПБ, 1898, стр.
318 -- З19).
