самых коварных и преступных планов мирового господства. Туго придется
человечеству, когда Семен с Терентием сподобятся выйти на волю! Терентий
прикидывал подчинить себе международную наркомафию, Агрессор - сионисткое
лобби. Работали лопатами так себе, неторопко, потому что давно втянули
санитара-десятника в свои липкие тенета.
Но в этот день оба решили вовсе пошабашить.
- Сил никаких больше нет, - сообщил Семен Агрессор. - Видно,
выполнена миссия моего народа на этой земле.
- И я завяжу, - согласился Тетерин. - Сколь можно на тебя пахать? Я
мантулю, а ты то на скрипочке, то кины снимаешь...
- Но у меня нет никакой скрипочки, я не умею на скрипочке! -
возмутился Агрессор. И глубоко всадил свой моторизованный заступ в землю,
давая понять, что вытаскивать его сегодня не намерен.
Терентий всадил свою лопату рядом - еще глубже. Из под лопаты что-то
брызнуло.
- Твою-то мать - колодезь выкопали! - догадался Тетерин.
- Бежим, дурак! - закричал Семен. - То подземные воды! Я
предупреждал, что глубоко копать нельзя...
И тайные масоны, захватив подотчетный инвентарь, быстро и ловко
полезли наверх.
Санитар-десятник, опутанный по рукам и ногам заговорщиками, все же
оторопел от такой наглости и хотел было спихнуть их вниз, но...
- Чего это у вас рожи раскровененные? - спросил он. - Снова консервы
не поделили?
В самом деле, масонские рожи были в крови.
- Это что же - значит, теперь такая вода пошла? - удивился Агрессор.
Терентий утерся, поглядел на рукав:
- Точно, юшка. Вот тебе и колодезь!
Набежало санитарное начальство. Начальство не поверило вечно лживым
масонам и послало десятника на проверку. Десятник похлюпался и вернулся,
как из фильма ужасов. Начальство велело помалкивать и запереть масонов для
секретности в кутузку. Не успела за ними захлопнуться дверь, как яма
сделалась полнешенька до краев...
Доложили Павлу Яновичу. Всю правду говорить Кузьме Никитичу он не
решился - рапортовал, что открыто месторождение нефти, нефтяники Заведения
сегодня же приступают к эксплуатации и строительству нефтепровода Родина -
Мюнхен по совместному проекту. При этом он выбил для себя и ближайшего
окружения добавки к усиленному пайку.
В большой стране такая брехня сошла бы за милую душу. Но во-первых,
нефть пахнет нефтью. А во-вторых, кровь пахнет кровью и ничем более.
Запахло кровью.
Первыми почуяли запах кровопийцы со стажем, вроде Шалвы Евсеевича.
- Пришло времечко, сынок! - порадовал он Тихона Гренадерова.
- Какое такое времечко?
- А наше - старых орлов! И вам, комсомольцам-орлятам, пожива будет! Я
понимаю - кончился либерализм!
- Это как?
- Сейчас объясню. Вот мы с тобой тут сидим. А напротив нас на
казенной койке нахально спит и дрыхнет обитатель Синельников. Как ты
полагаешь - с нами он сейчас?
- Да нет вроде.
- Значит, против нас?
- Так получается...
- А если против нас - бей его на мой ответ!
Тихон Гренадеров подумал и отказался. Шалва Евсеевич тоже подумал и
не полез, боясь получить в лоб. Тогда нарком решил сменить подход:
- Тиша, я тебе еще лучше объясню. Как ты думаешь, если бы мы стали
обитателя Синельникова уму учить - он бы нам сдачи дал?
- Конечно, дал бы.
- Значит, не сдался бы? А если враг не сдается, с ним добрые люди что
делают?
- Так он спит-лежит тихонечко.
- Простота! Это он не спит, а нашу с тобой бдительность усыпляет! Ты
думаешь, из-за кого мы здесь сидим? Да вот из-за таких вот и сидим!
Сосчитай, сколько у него рук?
- Раз, два - две руки...
- Я всегда говорил, что он двурушник! Сигнализировал-то сколько раз -
все без толку...
- Так ты, дядя нарком, тоже двурушник...
- Я двурушник? Да я с двадцать девятого года! Таких как вы! Вот этими
рукам!
Тут запах крови ударил Шалве Евсеевичу в голову особенно сильно, и он
бросился на Тихона. Тихон одной длинной рукой поднял Шалву Евсеевича над
полом, чтобы не покалечить, а другой стал будить дядю Саню. Дядя Саня без
удовольствия проснулся, потянул носом...
- А-а, вон в чем дело! Растащило старую гвардию! Шалва Евсеевич, я же
тебе говорил, что история раком не ходит, чего ты бесишься?
Нарком Потрошилов бился в Тихоновом кулаке и кричал:
- Товарищ Курский! Шире применяйте расстрелы! Повышать массовидность
террора! За Мироныча нашего! Смерть наймитам всех мастей!
Ну, тут и Тихон озверел! Он стал прикладывать Шалву Евсеевича обо что
попало и выкрикивать странное:
- Только так, только так побеждает наш "Спартак"!
Дядя Саня еле-еле раскидал их по углам, но и он почему-то действовал
жестче обычного.
По заведению пронесся грозный гул. В каждой комнате обитатели стали
припоминать друг другу обиды - личные, по отцу, по матери, классовые,
общечеловеческие, национально-территориальные, за старое, за новое, за три
года вперед. Обитатели даже начали ломать казенную мебель, чтобы ее
фрагментами поуродовать друг друга и тем восстановить историческую
справедливость.
Даже в самой санитарной службе появилось откуда-то два крыла: правое
и левое. Правые утверждали, что бессмертие есть конечная цель
кузьмизма-никитизма, а левые - что оно вовсе даже средство для достижения
борьбы за освобождение человечества во всем мире. А тут еще Васичкин
припомнил Тыртычному утаенную от друга еще в тысяча девятьсот шестьдесят
восьмом году бутылку "Кориандровой". Два крыла с грозными криками
бросились друг на друга. Лишь прямая угроза снятия с пайка, объявленная
Павлом Яновичем, смогла удержать их от взаимоистребления. Усмиренные
санитары похватали велосипедные цепи и бросились наводить порядок.
Когда все более-менее утихомирилось, перед личным составом выступил
по телевизору Друбецкой-заде. Как бывший сын геолога, он квалифицированно
объяснил, что из земли пошла никакая не кровь, а самая обыкновенная руда.
Недаром на Руси про кровопускание так и говорили - руду метать. Кроме
того, нефть на Марсе, как учат нас фантасты, именно красного цвета, но там
из этого трагедии никто не делает. А вот обитатели своим
несанкционированным бесчинством огорчили Кузьму Никитича. Поэтому он велит
паникеров и крикунов тяжело наказывать, а остальным пить успокаивающее,
сколько влезет.
Влезло, как водится, много, и все успокоились. Только про масонов,
заключенных в кутузку забыли. Вот они и колотили друг дружку, покуда сил
хватило. Но потом тоже успокоились и уснули в обнимку, потому что в
кутузке, одеял и прочего не полагается. Так что ее не "кутузкой", а
"суворкой" надо бы называть - генералиссимусу Александру Васильевичу там
бы нормально было, а фельдмаршал Михайла Илларионыч комфорт любил.
Заведение уснуло, кровь из-под земли текла и текла потихоньку, и
пропитывала грунт, и он становился жидкий и липкий, но никто не заметил,
как под тяжестью здания этот грунт чуть-чуть осел. Сантиметра на два, не
больше. Только чугунный всадник на помосте вроде бы пошевелился, но и
этого никто не заметил, так как часовым пялиться на охраняемый объект
запрещено уставом.
23. ВОСЕМНАДЦАТОЕ БРЮМЕРА
Тут оно все и покатилось.
Тихона Гренадерова до сирены тихонько разбудили два санитара.
- Вставай, кандидат. Настал час тебе выполнить первое санитарное
поручение. Памятник во дворе знаешь?
- Так я же его...
- А ты не ячься. Кузьма Никитич нас всегда только личной скромности
учит. Вот тебе чистая тряпочка и ведро. Чтобы к утру памятник блестел, как
у кота яйца. Повтори задание!
- Чтобы у памятника... как у кота...
- Молодец!
И санитары вышли, а от разговора проснулся дядя Саня.
- Эй, Тихон, - сказал он. - Ты коня-то вымой как следует! Да напои
сперва - он же целую вечность не пил! Да вот еще сахаром угости, только
смотри, сам не слопай!
- Не слопаю, - вздохнул Тихон. Пошел в умывальник, набрал ведро воды,
спустился во двор.
У нас все не слава Богу. Вот и здесь. Послать Тихона послали, а сами
забыли, что часовыми у чугунного всадника были поставлены в наказание за
раскольническую деятельность Васичкин и Тыртычный. Часовые стали
размахивать велосипедными цепями и кричать по уставу:
- Стой! Стой, кто идет! Стой, стрелять буду! Кых, кых!
- У меня санитарное поручение перед приемом в ряды...
- Ничего не знаем! Пока нас не снимут - будем стоять!
Тихон призадумался, да так крепко, что снова припомнил кое-что из
прошлой жизни:
- А я знаю, как часовых снимать! Только ножик нужен!
Васичкин и Тыртычный, даром что отчаянные, убоялись:
- Ты что, рехнулся?
- А можно и без ножа! У нас в Трижды краснознаменном ночного видения
имени братьев Черепановых... Черт, опять забыл!
Он тигром ринулся на трезвятников и в момент связал их ихними же
форменными куртками. А чтобы не шумели, каблуком Васичкина заткнул рот
Тыртычному и наоборот. Выпоил коню ведро воды и побежал за новой, по
дороге прихватил стремянку.
Коня он мыл, как дядя Саня и велел, тщательно. Тихон не знал, что
конь и лягнуть может как следует, вот и не боялся. И конь стоял
неподвижно, только сахаром хрупал и один раз махнул на все хвостом.
А вот бежать наверх за водой для Чугуняки Тихону стало лень, он
спустился в один из шурфов и черпанул крови. "Даже красивее будет!" -
радовался он за всадника. Наскоро окатил его, кое-как вытер тряпкой,
сложил стремянку и побежал в палату досыпать, сколько останется. Про
снятых неуставным образом часовых при этом мстительно забыл.
С ужасом услышали Васичкин и Тыртычный глухое урчание над собой.
Чугунный памятник зашевелился и поудобнее устроился в седле. Потом поднял
шипастую дубинку, покрутил над головой, крякнул и успокоился. Зато под
ногами у коня загоношились также ожившие смертные грехи. Они скверно
хихикали.
Трезвятники промычали что-то друг другу и боком, как сиамские
близнецы, поползли прочь от памятника. По дороге свалились в яму, но, по
счастью, не глубокую и сухую.
...Побудку вместо сирен возвестили фанфары.
- ...Торжественный день... восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта...
награда нашла героя... в боях и походах... усилиями лауреата товарища
Вучетича... славных чугунолитейщиков Урала, Сибири и Дальнего Востока...
символом несокрушимой твердыни... Не вейтеся, чайки, над морем! Вам негде,
бедняжечкам, сесть!! Слетайте домой, в край далекий!!! Снесите печальную
весть!!!!
Друбецкой-заде объяснил, что день будет не рабочий, а знаменательная
дата. В целях прекратить участившийся в последнее время в связи с
недавними событиями идейный разброд, академик Фулюганов пожертвовал собой,
не поспал ночь и разгадал неизвестную науке надпись на цоколе памятника.
Она торжественно провозглашала: "Кузьме Никитичу Гегемонову,
отцу-основателю Вселенной - от рабочкома профсоюза работников орденоносной
промышленности".
Вот, оказывается, кому памятник-то! Чего бы и голову зря ломать!
- Брехня, - сказал дядя Саня Тихону, достающему праздничные одежды. -
Эта чугуняка, небось, еще в Атлантиде торчала! А написано там вот что:
"Непосредственному начальству - неблагодарное человечество!" Или что-то в
этом роде.
- Это анархо-синдикализм! - взвился нарком Потрошилов.
В ответ радио заиграло марши и другую легкую музыку.
Почва во дворе стала совсем влажной от крови, тапочки обитателей
промокли, санитары же вышли в резиновых бахилах и плевали на всех, кроме
Кузьмы Никитича.
Наконец появился и он с пышнейшим букетом цветов, которые собирался
