Устройство действовало по принципу противовесов, поэтому тут не
требовалось прилагать особых усилий. Тяжелый груз аккуратно опустился на
спину малыша, нанеся ему ласковый шлепок. Несколько минут О'Мара отдыхал,
потом уцепился за вторую веревку, груз которой, опускаясь, поднимал первый
груз.
Наградив юного худларианина восемью шлепками, О'Мара обнаружил, что
не видит конца веревки, хотя и ухитряется как-то всякий раз ее найти. Его
голова слишком долго была выше уровня тела, и он находился на грани
обморока. Уменьшившийся приток крови к мозгу вызвал и другие
последствия... О'Мара с удивлением услышал собственный голос, который,
сюсюкая, приговаривал:
- Ну-ну... все в порядке... папочка сейчас приласкает... ну,
сейчас... баю-бай...
Но еще удивительнее было то, что он на самом деле ощущал
ответственность и безумно боялся за малыша. Для того ли он его спас, чтобы
сейчас с ним случилось этакое! Быть может, воздействие тяжести в три "же",
прижимавшей его к полу, при которой от простого вздоха устаешь, словно
неделю трудился не разгибаясь, а каждое ничтожное движение требует запаса
всех сил, - быть может, это напомнило ему страшную картину: медлительное,
неумолимое сближение двух огромных непонятных неуправляемых металлических
глыб?
Несчастный случай...
В тот злополучный день О'Мара был ответственным за сборку, и только
он включил предостерегающие сигналы, как увидел двух взрослых худлариан,
которые гонялись за своим шаловливым отпрыском по одной из сближавшихся
конструкций. Через транслятор он потребовал, чтобы они немедленно покинули
площадку, предоставив ему самому поймать малыша. Габариты О'Мары были
гораздо меньше габаритов взрослых ФРОБов, а потому сближавшиеся
поверхности стиснули бы их прежде, а он выгадывал эти несколько лишних
минут, чтобы прогнать малыша к родителям. Но то ли трансляторы у ФРОБов
были отключены, то ли они боялись доверить спасение своего детеныша
крохотному человеческому существу - как бы то ни было, но они оставались в
зазоре до тек пор, пока не стало слишком поздно. И у О'Мары на глазах
сближающиеся конструкции поймали ФРОБов в ловушку и раздавили их.
Малыш уцелел только потому, что был мал и теперь копошился возле
мертвых родителей, О'Мара кинулся к нему. Прежде чем поверхности сошлись,
ему удалось выловить маленького ФРОБа из зазора и выскользнуть оттуда
самому. В какой-то миг О'Маре даже показалось, что он уже не выдернет из
щели и ноги.
Разве здесь место для детей, сердито подумал он, глядя на дрожащего,
покрытого ярко-синими шершавыми пятнами малыша. Необходимо запретить
взрослым, кем бы они ни были, - даже таким могучим, как худлариане, брать
сюда детей.
Но вот опять раздался голос монитора:
- Насколько я могу судить по тому, что слышу, - не без ехидства начал
он, - вы самым лучшим образом заботитесь о своем подопечном. То, что малыш
здоров и доволен, несомненно вам зачтется...
Здоров и доволен, подумал О'Мара, снова потянувшись за веревкой.
Здоров...
- Но существуют и другие соображения. - Голос звучал все также
спокойно. - Может быть, в несчастном случае повинны вы, потому что по
небрежности не включили предостерегающие сигналы. К тому же, вопреки
прежним отзывам, здесь вы проявили себя как человек грубый и задиристый, а
ваше отношение к Уорингу... - Монитор неодобрительно поморщился. -
Несколько минут назад вы заявили, что вели себя так, потому что вам все
обрыдло. Объясните, что вы имели в виду.
- Минуточку, монитор, - вмешался Какстон, вдруг появившись на экране
рядом с Крэйторном. - Я уверен, что все не просто так. Все эти задержки с
ответами, это тяжелое дыхание и всякие там приговаривания "баю-баю, малыш"
- это все разыгрывается специально, чтобы продемонстрировать, какая он
великолепная нянька. Полагаю, следует доставить его сюда, чтобы он лицом к
лицу...
- Вовсе не следует, - торопливо перебил О'Мара. - Я готов отвечать на
любые вопросы сейчас.
Его воображение уже рисовало ужасную картину: он представил себе
реакцию Какстона на состояние малыша; от этих мыслей О'Мара терял всякое
самообладание. Какстон не станет долго думать, искать объяснений, не
задастся вопросом, можно ли поручать младенца-инопланетянина человеку,
который совершенно несведущ в его физиологии. Какстон будет просто
действовать - и притом весьма энергично.
Что же касается монитора...
Из истории с несчастным случаем ему, может быть, и удастся
выпутаться, думал О'Мара, но если к этому у него на руках умрет малыш, то
тут уж не останется никакой надежды. Сейчас необходимо было выиграть
время. Четыре-шесть часов, если верить справочнику.
Внезапно он понял, что малыш обречен. Ему становилось все хуже: он
стонал и дрожал, вызывая жалость и отчаяние. О'Мара беспомощно выругался.
То, что он пытался сделать сейчас, следовало сделать с самого начала, а
теперь уже поздно... Можно считать, что малыш погиб, а еще пять-шесть
часов - и О'Мара сам протянет ноги или станет инвалидом на всю жизнь. И
поделом!
Малыш дал понять, что сейчас подаст голос, и О'Мара с мрачной
решимостью снова приподнялся на локтях, готовясь к очередной серии
шлепков. Следовало выиграть время, чтобы завершить начатую процедуру и
ответить на все настойчивые вопросы монитора. Если малыш снова заревет,
сделать это будет невозможно.
- ...за ваше искреннее сотрудничество, - сухо продолжал монитор. -
Прежде всего я попрошу объяснить, что произошло с вашим характером.
- Мне в самом деле все обрыдло, - упрямо повторил О'Мара. - Здесь
негде развернуться. Может быть, я я на самом деле стал нытиком. А теперь
меня считают подонком, и я пошел на это вполне сознательно. Я достаточно
читал, чтобы стать неплохим психологом-самоучкой.
И тут разразилась беда. Его локоть скользнул по полу, и он грохнулся
навзничь с высоты трех четвертей метра. При утроенной силе тяжести это
было равносильно падению со второго этажа. К счастью, тяжелый скафандр и
шлем с прокладками смягчили удар, так что он не потерял сознания, но,
падая, невольно судорожно схватился за веревку.
И это стало роковым.
Один груз опустился, другой резко взлетел и с треском ударился о
потолок, сокрушив скобу, укрепленную на легкой металлической балке. Вся
сложная конструкция стала разваливаться и, увлекаемая учетверенной силой
тяжести, рухнула вниз прямо на малыша. О'Мара в своем состоянии не мог
определить силу удара, который достался малышу, - был ли этот удар лишь
немногим сильнее обычного увесистого шлепка или гораздо более сильным - но
малыш сразу затих.
- Я вас в третий раз спрашиваю, - монитор повысил голос, - что там у
вас происходит, черт побери?!
О'Мара пробормотал что-то нечленораздельное. Но тут вмешался Какстон:
- Там творится неладное, и я готов поклясться, что это касается
малыша. Я сам должен взглянуть...
- Подождите! - в отчаянии воскликнул О'Мара. - Дайте мне еще шесть
часов!
- Я буду у вас через десять минут, - заявил Какстон.
- Какстон! - еще громче рявкнул О'Мара, - если вы войдете в шлюз, вы
меня прикончите! У меня внутренний люк раскрыт настежь, и, если вы
откроете наружный, весь воздух улетучится, а монитор лишится своего
обвиняемого.
Наступила внезапная пауза, потом монитор спокойно спросил:
- Зачем вам нужны эти шесть часов?
О'Мара попытался тряхнуть головой, чтобы отогнать дурноту, но голова
его теперь весила втрое больше обычного, и он едва не свихнул себе шею. В
самом деле, зачем ему эти шесть часов, внезапно удивился он, оглядевшись и
увидев, что распылитель и пищевой резервуар раздроблены свалившейся на них
системой полиспастов. Теперь он не мог ни накормить, ни обмыть малыша,
едва видного из-под обломков. Оставалось только уповать на чудо.
- Я разберусь, - упрямо сказал Какстон.
- Нет, - возразил монитор по-прежнему вежливо, но тоном, не
допускающим возражений. - Я хочу добраться до сути. Вы подождите снаружи,
а я пока побеседую с О'Марой один на один. Вот так. Ну, а теперь О'Мара -
что там у вас... происходит?
Все еще лежа на спине, О'Мара пытался собраться с силами. Он пришел к
выводу, что разумнее всего будет рассказать монитору все, как есть, а
потом просить, чтобы на эти шесть часов его оставили в покое. Только это и
могло спасти малыша. Но во время исповеди О'Мара чувствовал себя
прескверно, все вокруг плавало в тумане, так что временами он сам не
понимал, открыты ли у него глаза или закрыты. Он заметил все же, когда
кто-то подсунул монитору записку, но Крэйторн не стал ее читать, пока
О'Мара не кончил.
- Вы попали в передрягу. - Монитор бросил на О'Мару сочувственный
взгляд, но тут же добавил уже суровее: - При обычных обстоятельствах мне
пришлось бы поступить так, как вы настаиваете, и дать вам эти шесть часов.
В конечном счете справочник у вас и вам виднее, как поступить. Но за
последние несколько минут ситуация в корне изменилась. Мне сейчас
сообщили, что прибыли два худларианина, причем один из них врач. Так что,
думаю, лучше вам уступить, О'Мара. Вы старались изо всех сил, но теперь
предоставьте делать это квалифицированным специалистам. - Он помолчал и
добавил: - Ради вашего же малыша,
Три часа спустя Какстон, Уоринг и О'Мара сидели за столом напротив
монитора.
- В ближайшие дни я буду занят, - оживленно сказал Крэйторн, - так
что давайте быстрее покончим с этой историей. Прежде всего - несчастный
случай. О'Мара, исход вашего дела целиком зависел от того, поддержит ли
Уоринг вашу версию. Мне известно, что у вас на этот счет были какие-то
весьма хитрые соображения. Показания Уоринга я уже слышал, но мне хотелось
бы удовлетворить собственное любопытство, узнав, что он сказал по вашему
мнению.
- Он подтвердил мои слова, - измученно ответил О'Мара. - У него не
было иного выхода.
Он посмотрел вниз, на свои руки; мысленно он все еще находился рядом
с безнадежно больным малышом, которого оставил в своей каюте. Снова и
снова говорил он себе, что не виноват в случившемся, но где-то в глубине
души чувствовал, что, прояви он большую сообразительность и начни лечение
в худларианских условиях раньше, малыш был бы сейчас уже вполне здоров. В
сравнении с этим результаты расследования не имели сейчас для него
никакого значения - равно как и показания Уоринга.
- Почему вы считаете, что у него не было иного выхода? - продолжал
настаивать монитор.
Какстон только рот раскрыл, вид у него стал весьма растерянный.
Уоринг залился краской, всячески избегая взгляда О'Мары.
- Приехав сюда, - устало начал О'Мара, - я стал подыскивать себе
какое-нибудь занятие, чтобы убить свободное время, и тут мне попался
Уоринг. Я вел себя так в интересах Уоринга. Преследование было
единственным способом воздействия на него. Но для ясности я должен
вернуться немного назад. Из-за известной вам аварии реактора все ребята на
нашем участке считали себя в неоплатном долгу перед Уорингом. Вы,
вероятно, знаете подробности? Сам же Уоринг оказался не на высоте.
Физически он никуда не годился - ему приходилось делать уколы, чтобы
нормализовать кровяное давление, сил у него едва хватало, чтобы
управляться с приборами, и он буквально захлебывался от жалости к самому
себе. Психологически он являл собой развалину. Пеллинг уверял его, что
через два месяца уколы уже будут не нужны, но Уоринг убедил себя, что у
него злокачественная анемия. Вдобавок он считал, что стал стерильным, - и
