и оттого появляются расстояния, формы, предметы, возникает какая-никакая
реальность. Короче, жить тут можно, если недолго.
- Здорово. Только потекло куда-то время и у тебя сразу появилась
форма, внешность, внутренность, масса, ты уже куда-то торопишься,
нервничаешь, стареешь. А теперь притормози. Какого рожна образуются эти
нестабильные реальности, эти несчастные "карманы"? Откуда все-таки энергия
берется на такое дело?
- Кажется, с этим я немного разобрался. Сокровище фашистов, вернее
золото замученных в войну евреев, стало аккумулятором энергии сдвига.
Энергия сдвига - это замороженный концентрированный хронос, сила судьбы,
это, к сожалению, то, что теряют жертвы и приобретают палачи. Используя
рычаги Поля Судьбы, можно энергию сдвига направить куда-угодно. Она
нахлынет волной в самую сырую неорганизованную эктоплазму и запустит в ней
время. Такую эктоплазму лучше называть дрессированной, время в ней можно
ускорять и замедлять, отчего будут изменяться все ее свойства. Наглядный
тому пример, как ты застрял перед эктоплазматическим потолком - вспомни
свое полное бессилие и безволие, то есть замедление времени. Но потом ты
бодро проскочил препятствие - твоя энергия сдвига ускорила время и,
соответственно, движение.
Да, опять без подробностей, призрак Крейна не шибко пытается мне
разъяснить правду-истину. Неужели, я такой дуб?
- Но почему периферийный мир Уайна Капака, образовавшийся в сырой
материи - отпечаток именно древнего Перу? Говори немедленно, не то упаду
лицом в говно.
Отреагировав на страшную угрозу, призрак Крейна поторопился
объяснить:
- Потому что на самом-то деле отпечаток случился почти пятьсот лет
назад, когда конкистадоры в одночасье уничтожили империю инков и сгребли
все ее золото, которое тоже несло энергию сдвига. Второй "фашистский"
отпечаток просто наложился на первый "конкистадорский".
- Толково объяснил, Сашок. А как образовался периферийный мир
Бормана, то есть Супайпа Уасин?
- Это резонансное явление, вторичный отпечаток, как бы второй круг на
воде от брошенного камня. Вторичный, нижний мир - он еще более сырой,
демонический, эктоплазменный. Почему в один "хрональный карман" попал
полковник Максимов, а в другой - рейхсляйтер Борман, мне никак не
разобраться. Может, это связано с персональным уровнем "демоничности" и
"злобесности". Но сейчас отпечатки как бы разглаживаются, вторичный мир
поглощает первичный и, похоже, не прочь вернуться в метрополию в виде
большого "подарка".
- Между прочим, в мире, придуманном Борманом, все как в родной
метрополии: и дома, и стулья, и туалетная бумага, - только я играю роль не
железнодорожника и даже не водопроводчика, а самого натурального
Чудотворца.
- Я догадываюсь, Егор, что творится в бормановском Супайпа Уасин,
хотя мне туда доступ закрыт. Едва эта адская реальность достаточно
окрепнет, то внедрится в мир-метрополию, также как вирус входит в организм
человека. Последствия трудно представить...
- Мне не трудно. Я тут все на своей шкуре испытываю, как белая мышь,
пока ты там на компьютере поигрываешь. Хоть бы написал письмо в прессу,
заклеймил бы позором то, что здесь творится...
Беспокойный Крейн не дал досказать.
- Да утихни ты... Думаешь, мне тут приятно в палатке прозябать, без
вина, без пива? И кроме того, злокозненный "подарочек" пожаловал бы в
организованный космос гораздо быстрее, если бы Супайпа-Борман отыскал меня
вместе с навигационным прибором. А так ему приходится переминаться с ноги
на ногу в ожидании... Пару раз его посланцы чуть не нападали на мой след,
но я сплавлял их перуанской полиции как наркоманов и партизан.
- А теперь ты умолкни насчет своего мужества и героизма, я другое
скажу...
Тут я заметил, что в тоннеле заметно посветлело, а в свою очередь
Крейн стал таять и стремится к полной незаметности.
- Ты куда, Саша? Побудь еще немного, я тебе и чичу скоро налью.
- Я сейчас в хилом эктоплазменном теле, поэтому на свету начинаю
распадаться. Кроме того, есть смысл не засвечиваться мне здесь. А тебе,
чтобы справиться с "подарком" Бормана, надо уметь обращаться с
эктоплазмой. "Дрессировать" ее с помощью энергии сдвига. Использовать
энергоинформационные узлы, которые именуются уаками. Один из них "завязан"
в храме Луны, тебе больше не стоит туда лезть. Но есть и другие - через
которые происходит накатывание нижнего мира. Особенно важна Титикака со
священным островом. Наверняка, туда и двинет Уайна Капак, так что поспеши
со своим отрядом.
- Обижаешь, у меня не отряд, а целое войско, семь тысяч дубин. К
сожалению, не могу сказать, семь тысяч голов.
- Избавься от балласта, в решающий момент он помешает.
- Да и без тебя знаю, умник...
Крейна поблизости уже не было. Растаял. Наверное, в своем
организованном, а также расхристанном и уязвимом космосе-метрополии,
отправился почитать газетку в сортир.
19
В Мойок-Марке был оставлен гарнизон - примерно пять тысяч удальцов.
Имелась уверенность, что за неделю они все разбегутся.
Для продолжения кампании было отобрано примерно две тысячи - в первую
очередь из товарищей дикарей, и тех инков, у кого физиономии выглядели
менее сонными. Чтобы ускорить процесс отсеивания ненужных кадров, я
устроил соревнования по шашкам, стрельбе, вольной борьбе, футболу,
волейболу, арм-реслингу, спортивному ориентированию и разгадыванию
ребусов. К сожалению, в число отобранных не попала девушка Часка. Я не
желал больше держать при себе закодированную рабыню-шпионку. Кем же еще
могла быть Часка, если даже Нина Леви-Чивитта меня продала? Да еще
хотелось избавиться от изрядно досаждавшей мне бабы-ягуарихи. Естественно,
я дал страшную нерушимую клятвы не брать в рот коки-куки, невзирая ни
какую жару-жажду и голод-холод.
На военном совете мне удалось навязать соратникам мысль, что идти на
столицу еще рано, надо закалиться в боях и заиметь крепкий тыл. А для
этого идеально подходит озеро Титикака в краю Пуно, где помимо рыбной
ловли и охоты на водоплавающих птиц, можно кормиться картохой, маниокой и
другой едой из запасов, накопленных для строителей дамбы и жрецов,
обитателей священного острова.
Двигаться предстояло в гору вдоль русла быстрой, но мелководной
речушки Апуримак, а затем по дороге, проложенной по горным долинам, вплоть
до самого озера. Стоит отметить, что по сравнению с настоящим Перу,
западные склоны гор и межгорная Сьерра в периферийном мире были куда более
влажными и заросшими. Впрочем, так оно может и выглядело в древности.
После отборочных мероприятий войско смотрелось достаточно
боеспособным и бравым. Еще в крепости солдаты переоделись в трофейные
плащи и стеганые хлопчатобумажные панцири, а на голову каждый напялил
крепкий шлем из панциря черепахи.
Однако сыро стало не только в смысле влажности, но и в
эктоплазматическом плане, облако зла все более окутывало двигающееся
войско. Солнце смотрело малоприятной мордой ягуара, из-за облаков зыркал
громовой демон. Сама земля вела себя недружественно и вытягивала все силы.
Обессиленные ноги вдруг начинали прилипать к почве, как будто она была
намазана клеем или приобрела заряд магнетизма. Даже наши ладони и то
липкими стали, густой склизкий пот затягивал лоб и спину. На этой земле
замедлялось, таяло, исчезало наше время, воля к победе тоже испарялась. В
этих случаях помогало только кофе, зычные матерные крики и переход на
скользящий лыжный шаг.
В других случаях, особенно на склонах покруче, злобная поверхность
начинала отбрасывать руки, ноги и копыта, отчего срывались и летели вниз
воины, носильщики и навьюченные ламы. Теперь наши ладони были совершенно
сухими, движения конвульсивными, быстрыми - время явно ускорялось.
Облегчение наступало лишь при употреблении коки и прочих видах расслабона.
Но продвигаться надо было не сколько вверх, сколько вбок, отчего мы
сбивались с пути и плутали между древовидных папоротников и сумрачных
плаунов. Короче, войско превращалось в блуждающую толпу.
Где-то к вечеру, когда люди, не обращая ни на что внимания, тяжело
тащились на очередную высоту и вдумчиво цеплялись за стволы огромных
бамбуков, нас встретил огневой рубеж. За деревьями и камнями спрятались
паршивцы, подосланные Уайна Капаком, и лупили по нам. Я вначале даже не
смог распознать, сколько их, потому что помимо обычного огнестрельного
оружия, пистолет-пулеметов и винтовок, у них имелось кое-что похуже.
Огнеплюйные трубки, так бы я это назвал. Их высокотемпературные импульсы
прожигали насквозь моих солдат, одного за другим. Я такую трубочку
рассмотрел, когда мы прикончили первого врага - и все равно не слишком
понятно было, как она устроена. Ничего знакомого и чересчур проста на вид.
Как ни странно, "сивильник" не показывал, что противник серьезен. Обычные
"червячки" на экране. Словно мы сами придумали эти огнеплюйные трубки. В
то время я еще не мог понять подобное утверждение своей мудрой "Сивиллы".
Народ у нас запаниковал, опять-таки обессилел от страха, кого из
бойцов посекли, кто сам залег. Я шлепнул одного своего солдатика по щеке,
для придания бодрости... а у него вся половина лица краснющая стала, в
кровоподтеках, как будто полная потеря сопротивляемости случилась у
организма. Так может, огненные плевки в значительной степени фикция -
вдруг мы сами себя калечим?
Чтобы обтечь врага с флангов, и думать не приходилось - непонятно,
где располагались наши фланги. Оставалось последнее: сконцентрировать
какие-то силенки и ударить в центре. Я и сам дрейфил, но потом запсиховал
и остервенел по поводу того, что не могу даже роту поднять в атаку - и при
том у меня под командованием две тысячи "штыков". Короче, я перестал
дрейфить только, когда начал материть и отвешивать зуботычины своим
солдафонам. Огненные плевки пару раз даже попали на меня, но ничего, не
навредили, как будто испугались моей свирепости. Наконец, я повстречал
Кукина, который прикладом подгонял взвод индюшек.
И мы пошли вперед - то он меня прикрывает, то я его. Я уже упоминал,
что пули тут клепают не всегда как надо, но поскольку вливал тяжелую
свирепость в каждый свой выстрел, то получалось неплохо. Я даже видел
багровые стежки ненависти, которые прошли в сторону врагов - и вдоль них
летели мои свинцовые плюхи. В самый решающий момент боевого
соприкосновения истощился рожок моего автомата и как раз из-за укрытия на
меня вылез здоровенный воин орла в очень стремном доспехе. На нем была
сплошная металлическая броня, шлем в виде ягуарьей головы, нагрудник, пояс
и передник - все из серебристых чешуек. Очень подвижных, словно текущих
пластин. Вдобавок в руках меч, чего у инков отродясь не водилось.
Разглядывать долго не пришлось, потому что клинок обрушился на меня,
а инка закричал: "За родину, за Уайна Капака!". Я естественным движением
заслонился своим "калашниковым", но почувствовал, как хлынула от меча
острая сила. Однако решил не безвольничать и предпринял дополнительные
меры - вильнул назад и в сторону. И правильно сделал, инкский клинок
рассек хваленую тульскую сталь и даже меня немного достал, его кончик
чиркнул по моей щеке и груди. Хорошо, что ярость пересилила боль; я
заблокировал упавшую вниз руку врага, дернул его на себя и сделал
подсечку. Он стал падать, да я еще помог ему, двинув локтем по кумполу. А
