необыкновенно красива и трагична...
-- Примадонна? -- переспросила Миса.
-- Ну это самая важная из актрис. Она всегда играет самую
лучшую роль и всегда получает то, что хочет. Но упаси меня от
этой чести...
-- Я хочу быть примадонной, -- прервала Эмму Миса. -- Только
мне бы хотелось сыграть печальную роль, чтобы можно было
вскрикивать, рыдать и плакать.
-- Тогда тебе надо играть в трагедии или драме, -- пояснила
Эмма. -- И умереть в последнем акте.
-- Вот именно! -- воскликнула Миса. Щеки ее пылали. Подумать
только, стать совсем не той, кто ты есть на самом деле! Никто
тогда больше не скажет: "Вот идет Миса", -- а будут говорить:
"Посмотри на эту трагическую даму в красном бархате... великую
примадонну... Видно, она много страдала".
-- Ты теперь будешь выступать перед нами? -- спросил Хомса.
-- Я? Выступать? Перед вами? -- прошептала Миса, и на глаза
ее навернулись слезы.
-- Тогда и я хочу быть примадонной, -- сказала Мюмла.
-- А что ты будешь играть? -- недоверчиво спросила Эмма.
Муми-мама посмотрела на папу.
-- Ты, наверное, мог бы написать пьесу, если Эмма тебе
поможет, -- сказала она. -- Ведь ты написал мемуары. Наверное, не
так уж трудно писать и стихи?
-- Куда там! Не умею я писать пьесы, -- сказал папа и
покраснел.
-- Конечно, ты сумеешь, дорогой, -- стояла на своем мама. --
А мы выучим твою пьесу наизусть. Все придут смотреть, как мы
играем в театре. Много-много разного народу; их будет все больше
и больше, и они станут рассказывать своим знакомым, как это
замечательно. Наконец слух о театре дойдет до Муми-тролля, и он
найдет дорогу к дому. Муми-тролль, фрекен Снорк, малышка Мю
вернутся домой, и все кончится благополучно! -- закончила свою
речь Муми-мама и захлопала в ладоши от радости.
Все с сомнением посмотрели друг на друга, потом взглянули на
Эмму. Та развела лапами.
-- Наверное, получится что-то ужасное, -- сказала она. -- Но
если вам так хочется потерпеть фиаско, я не откажусь давать вам
советы. Иногда, когда у меня найдется свободная минутка. -- И
продолжала рассказывать, как играют в театре.
Вечером Муми-папа уже закончил пьесу. И прочитал ее всем.
Никто не прерывал его, и когда он закончил, воцарилась тишина.
Наконец Эмма сказала:
-- Нет, нет и еще раз нет!
-- Неужели так уж плохо? -- спросил расстроенный папа.
-- Хуже некуда, -- ответила Эмма. -- Послушай только:
Не боюсь я льва,
Убиваю его всегда!
Ужасно!
-- Но я непременно хочу, чтобы был лев, -- упрямо возразил
папа.
-- Нужно писать гекзаметром! Гекзаметром, а не рифмовать.
-- А что такое гекзаметр? -- спросил папа.
-- А вот что: тамтара-тамтара-тамтара-тамтара, тамтара-там-
та, -- объяснила Эмма.
Папа просиял.
-- Перепиши все гекзаметром, -- посоветовала Эмма. -- И
запомни, что в настоящей трагедии, написанной старинным стилем,
все должны быть в родстве друг с другом.
-- Но как же они могут так злиться друг на друга, если они в
родстве? -- спросила Муми-мама. -- И как можно без принцессы? Без
счастливого конца? Ведь так грустно, когда кто-то умирает.
-- Это трагедия, дорогая моя, -- сказал папа. -- И
обязательно в конце кто-то должен умереть. Еще лучше, если умрут
все, кроме одного, но желательно, чтобы и он тоже. Так
посоветовала Эмма.
-- Пусть я умру в конце, -- пропищала Миса.
-- А может, мне убить Мису? -- спросила Мюмла.
-- Я-то думал, что Муми-папа напишет детектив, --
разочарованно протянул Хомса. -- Такой, чтобы всех подозревали и
было множество версий, над которыми бы пришлось поломать голову.
Папа обиженно встал и стал собирать свои листки.
-- Если вам не нравится моя пьеса, пожалуйста, пишите сами
новую, -- сказал он.
-- Голубчик, -- утешала его мама, -- мы находим пьесу
замечательной. Не правда ли?
-- Конечно, -- подтвердили все в один голос.
-- Вот видишь, она всем нравится, -- сказала мама. -- Только
чуть подправь ее, измени содержание и стиль. Я позабочусь, чтобы
никто не мешал тебе. И пока ты работаешь, возле тебя будет стоять
вазочка с карамельками.
-- Ладно, -- согласятся папа. -- Но лев должен остаться!
-- Разумеется, без льва не обойтись, -- поддакнула мама.
Муми-папа трудился вовсю. Все молчали, боясь произнести хоть
слово или шевельнуться. Едва закончив рукопись, папа сразу стал
читать вслух. Мама все время подкладывала ему карамельки. Все
были возбуждены и полны больших надежд.
Ночью им не спалось.
Эмма почувствовала, как у нее прибавляются силы. Она не
думала ни о чем другом, кроме генеральной репетиции.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Об одном несчастном папе
Утром того самого дня, когда Муми-папа писал свою пьесу, а
Муми-тролль попал в тюрьму, Снусмумрик проснулся оттого, что
сквозь еловые ветки в шалаш стали просачиваться дождевые капли.
Боясь разбудить малышей, он осторожно выглянул из шалаша.
Там, в мокром лесу, на ковре из полевых гвоздик рос
прекрасный зеленый папоротник, но Снусмумрик пожалел, что вместо
этого цветочного ковра не было поля с репой или брюквой.
"Да, вот так же, наверно, чувствуешь себя, когда становишься
отцом, -- подумал он. -- Чем я буду сегодня кормить малышей? Мю
не съест много, но эта орава опустошит весь рюкзак".
Он обернулся и посмотрел на маленький лесной народец,
спавший в шалаше прямо на поросшей мхом земле.
"Теперь они еще начнут чихать от дождя, -- мрачно подумал он
про себя. -- Да и это не самое страшное. Просто не знаю, что и
придумать, чтобы развлечь их. Курить они не хотят. Мои рассказы
их пугают. И времени стоять на голове целый день у меня нет,
потому что тогда я не доберусь в долину муми-троллей до самой
осени. Как будет хорошо, когда Муми-мама возьмет их всех на свое
попечение!
Муми-тролль, -- с неожиданной нежностью подумал Снусмумрик.
-- Мы снова будем плавать вместе при лунном свете, а потом
поболтаем в пещере..."
Одному из малышей приснился страшный сон, и он начал
кричать. Все остальные проснулись и тоже заорали из солидарности
с ним.
- Тсс! -- шикнул на малышей Снусмумрик. -- Хопетихоп!
Титте-рити!
Но это не помогло.
-- Им вовсе не смешно, -- пояснила малышка Мю. -- Ты должен
сделать, как моя сестра. Скажи им, что если они не замолчат, ты
их убьешь. Потом ты попросишь у них прощения и дашь им карамелек.
-- И это помогает?
-- Не особенно, -- ответила малышка Мю.
Снусмумрик поднял шалаш из еловых веток и бросил его в кусты
можжевельника.
-- Вот так надо поступать с домом, в котором уже
переночевали.
Лесные малыши сразу притихли и наморщили носики, покрытые
каплями моросящего дождя.
-- Идет дождь, -- сказал один.
-- Хочу есть, -- сказал другой.
Снусмумрик беспомощно посмотрел на малышку Мю.
-- Попугай их Моррой! -- предложила она. -- Так делает моя
сестра.
-- А ты тогда слушаешься? --спросил Снусмумрик.
-- Конечно, нет! -- ответила Мю и так расхохоталась, что
повалилась на спину.
Снусмумрик вздохнул.
-- Ну пошли, -- приказал он. -- Да побыстрее!
Поторапливайтесь, я вам кое-что покажу!
-- А что? -- заинтересовались малыши.
-- Кое-что, -- неопределенно протянул Снусмумрик и покрутил
в воздухе лапой.
-- Так просто ты не отделаешься, -- сказала малышка Мю.
Они все шли и шли. А дождь все лил и лил.
Лесные малыши чихали, теряли башмачки и ныли, почему им не
дают бутербродов. Некоторые ссорились друг с другом и вступали в
драку. Один забил себе нос хвоей, другой укололся об ежа.
Снусмумрик почти пожалел Сторожиху парка. Одного малыша он
нес на полях шляпы, двоих -- на плечах, двоих -- под мышками.
Мокрый и несчастный, он пробирался сквозь густой черничник. И
когда ему стало уже совсем невмоготу, он увидел перед собой
полянку. Посреди полянки стоял домик, его трубу и столбы калитки
обвивали гирлянды увядших листьев. Пошатываясь, Снусмумрик добрел
до двери, постучал и стал ждать.
Никто не открывал.
Он забарабанил сильнее. Ни звука. Тогда он толкнул дверь и
вошел в домик. Там никого не было. Цветы на столе тоже увяли, а
часы остановились. Он опустил малышей на пол и подошел к остывшей
плите. Там красовался пирог. Снусмумрик прошел в кладовку. Малыши
терпеливо ожидали его. Стояла тишина. Но вот Снусмумрик вернулся
и поставил на стол горшок с бобами.
-- Ешьте, пока не потолстеете. Затем мы немножко передохнем
и успокоимся, а я тем временем узнаю, как вас зовут. Дайте мне
огонька для трубки!
Все малыши бросились зажигать Снусмумрику трубку, а чуть
позже в очаге уже пылал огонь, а все платьица и штанишки сушились
на веревке. На столе стояло огромное блюдо дымящихся бобов. За
окном с беспросветно-серого неба сплошным потоком лил дождь. Было
слышно, как дождь шелестел по крыше и как дрова потрескивали в
плите.
-- Ну как? -- спросил Снусмумрик. -- Кто хочет играть в
песочнице?
Лесные малыши посмотрели на него, рассмеялись и принялись
поедать коричневые бобы Филифьонки.
Но сама Филифьонка и не подозревала, что к ней явились
гости. Она сидела в тюрьме за нарушение правил общественного
порядка.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
О генеральной репетиции
Шла генеральная репетиция пьесы Муми-папы, и горели все
лампы, хотя до вечера было еще далеко.
Бобрам пообещали контрамарки на премьеру, назначенную на
следующий день. За это они сняли театр с мели и вывели его на
глубину. Сцена, правда, все же была слегка перекошена, что было
довольно неудобно.
Ее закрыли занавесом, красным и таинственным, а перед сценой
покачивалась целая флотилия лодок. Любопытные зрители ждали с
самого восхода солнца. Они запаслись обедом, так как генеральные
репетиции всегда продолжаются долго.
-- Мама, что такое генеральная репетиция? -- спросил
маленький ежик в одной из лодок.
-- Это когда они примериваются в самый последний раз, чтобы
быть совершенно уверенными в том, что все идет как надо, --
ответила мама-ежиха. -- Завтра они будут играть по-настоящему, и
тогда за спектакль нужно будет платить. А сегодня спектакль для
таких бедных ежей, как мы, бесплатный.
Но за занавесом артисты совсем не были уверены, что все идет
как надо. Муми-папа наспех переписывал пьесу. Миса плакала.
-- Мы же сказали, что обе хотим умереть в конце! --
разорялась Мюмла. -- Почему только ее должен съесть лев? Ведь мы
обе невесты льва. Разве ты не помнишь?
-- Хорошо, хорошо, -- нервно бормотал папа. -- Сначала лев
съест тебя, а потом Мису. Но не мешай мне, я пытаюсь думать
гекзаметром!
-- Кто же тогда состоит с ним в родстве? -- озабоченно
спросила мама. -- Вчера Мюмла была замужем за твоим уехавшим
сыном. А теперь, выходит, замужем за ним Миса, а я что же, ее
мама? И Мюмла не замужем?
-- Не хочу быть не замужем, -- тотчас ответила Мюмла.
-- Будьте сестрами! -- в отчаянии воскликнул папа. -- И
тогда Мюмла будет твоей невесткой. Я хочу сказать -- моей.
Вернее, твоей теткой, сестрой твоего отца.
-- Но это никуда не годится, -- вмешался Хомса. -- Если
Муми-мама твоя жена, то невестка не может быть твоей теткой.
-- Все это не имеет никакого значения, -- сказал Муми-папа.
-- И вообще не будет вам никакой пьесы!
-- Успокойтесь и возьмите себя в руки, -- с неожиданным
пониманием сказала Эмма. -- Все обойдется. Публика ведь не за тем
идет в театр, чтобы понимать.
