-- Может быть, ты свяжешь мне носочки? Цвет шерсти очень для
этого подходящий, -- сказала фрекен Снорк.
Маленькая Хемулиха в раздумье уставилась на вязанье.
-- Разве ни у кого из твоих знакомых не мерзнут ноги зимой?
-- спросила Филифьонка.
-- У моей подруги мерзнут, -- призналась Хемулиха.
-- И у моей одной знакомой тоже вечно мерзнут ноги, --
поддержала разговор Филифьонка. -- У жены моего дядюшки, который
служит в театре. Говорят, что там жуткие сквозняки. Что за пытка
служить в театре!
-- Но и здесь сквозняк, -- сказал Муми-тролль.
-- Об этом моему двоюродному братцу следовало бы подумать,
-- робко сказала Хемулиха. -- Если подождете, я свяжу для вас
носочки.
-- Пожалуй, мы умрем, прежде чем они будут готовы, -- мрачно
заметил Муми-тролль.
Маленькая Хемулиха забеспокоилась и осторожно подошла к
клетке.
-- Может, повесить на клетку одеяло? -- предложила она.
Они пожали плечами и еще плотнее прижались друг к дружке,
стуча зубами.
-- Вы и вправду так замерзли, что простудились? -- в ужасе
спросила маленькая Хемулиха.
Фрекен Снорк зашлась кашлем.
-- Может быть, чашка чаю со смородиновым вареньем могла бы
спасти меня, -- сказала фрекен Снорк. -- Кто знает!
Хемулиха долго колебалась. Уткнувшись носом в вязанье, она
поглядывала на узников.
-- Если вы умрете... -- прошептала она дрожащим голосом, --
если вы умрете, моему двоюродному братцу вряд ли будет интересно
сторожить вас.
-- Едва ли, -- согласилась Филифьонка.
-- Может, мне все же снять мерку для носочков?
Они усиленно закивали головами.
Тогда Хемулиха открыла клетку и застенчиво спросила:
-- Может, вы не откажетесь выпить чашку горячего чая? С
вареньем из черной смородины? А носочки получите, как только они
будут готовы. Как хорошо, что вы посоветовали мне связать
носочки! Когда знаешь, для кого вяжешь, работа становится
интересней, наверно, вы поняли, что я хочу сказать.
И вот они отправились домой к маленькой Хемулихе и попили у
нее чаю. Она, не дожидаясь их согласия, испекла им целую гору
пирожков. Это заняло много времени. За окном уже стемнело. Тут
фрекен Снорк поднялась и сказала:
-- Нам пора идти. Огромное спасибо за чай!
-- Мне очень неприятно, что я вынуждена снова посадить вас в
тюрьму, -- сказала, как бы извиняясь, Хемулиха и сняла ключ с
гвоздя.
-- Но мы не собираемся возвращаться в тюрьму, -- возразил
Муми-тролль. -- Мы собираемся идти к себе домой, в театр.
У Хемулихи навернулись слезы на глаза.
-- Мой двоюродный брат будет страшно огорчен, -- сказала она.
-- Но мы ни в чем не виноваты! -- воскликнула Филифьонка.
-- Почему же вы сразу не сказали об этом? -- с облегчением
произнесла маленькая Хемулиха. -- Тогда, конечно, идите в театр.
Хотя, наверно, мне лучше пойти с вами и объяснить все моему
братцу самой.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
О премьере пьесы
Пока маленькая Хемулиха угощала гостей чаем у себя дома,
театральные афиши продолжали кружиться над лесом. Одна из них
спланировала на лесную полянку и прилипла к крыше, которую только
что просмолили.
В тот же миг двадцать четыре малыша вскарабкались на крышу,
чтобы подобрать листок. Каждый из них хотел первым вручить его
Снусмумрику. А поскольку афиша была из тонкой бумаги, она тотчас
превратилась в двадцать четыре клочка (а все, что осталось от
нее, упало в трубу и сгорело).
-- Тебе письмо! -- визжали лесные малыши, скатываясь,
спрыгивая и съезжая с крыши.
-- Морровы дети! -- ворчал Снусмумрик, который стирал их
чулки за домом. -- Вы что, забыли, что мы утром просмолили крышу?
Может, вы хотите, чтобы я ушел от вас, или бросился в море, или
всех вас убил?
-- Не хотим! -- кричали малыши, дергая его за пиджак. --
Прочти лучше письмо!
-- Вы хотите сказать -- прочти письма? -- спросил Снусмумрик
и вытер мыльную пену о волосы одного из малышей. -- Ладно, ладно!
Что там еще за таинственное письмо?
Он разложил на траве смятые клочки бумаги и попытался
сложить вместе то, что осталось от афиши.
-- Читай вслух! -- закричали малыши.
-- "Одноактная драма... -- читал Снусмумрик. -- "Heвесты
льва, или..." (здесь, кажется, не хватает кусочка)... входная
плата-любая еда (ай-ай!)... сегодня вечером, когда зайдет солнц
(солнце)... если не будет дождя и ветра (здесь все ясно)...
ание... ать (нет, непонятно)... посреди залива Гранвикен..." Ну
вот что, -- сказал Снусмумрик и поднял глаза от письма. -- Это,
мои маленькие злодеи, не письмо, а театральная афиша. Ясно, что
кто-то дает театральное представление сегодня вечером в заливе
Гранвикен. Почему они устраивают спектакль на воде, знает лишь
покровитель всех лесных зверюшек, но, может, по ходу действия им
нужны волны.
-- А малышам вход запрещен? -- спросил самый младший.
-- А лев всамделишный? -- закричали другие. -- Мы сразу туда
пойдем?
Снусмумрик посмотрел на них и понял, что они непременно
должны побывать в театре.
-- Наверно, я смогу заплатить за нас горшочком бобов, --
озабоченно рассуждал он. -- Конечно, если этого будет
достаточно... мы уже съели порядком. Лишь бы не подумали, что все
двадцать четыре -- мои собственные... а не то я засмущаюсь. И ч
ем только я буду кормить их утром?
-- Разве ты не рад тому, что пойдешь в театр? -- спросил
Снусмумрика самый младший и потерся носом о его брючину.
-- Ужасно счастлив, шелковистая мордочка, -- ответил
Снусмумрик. -- А сейчас мы попытаемся привести вас в порядок. Во
всяком случае сделать почище. Платки у вас есть? Ведь мы идем на
спектакль!
Никаких платков у них и в помине не было.
-- Ну ничего, в крайнем случае можно сморкаться в подол
рубашки или во что придется, -- утешил малышей Снусмумрик.
Солнце уже опустилось почти до самого горизонта, когда
Снусмумрик наконец справился со всеми платьицами и штанишками.
Конечно, на них еще виднелись остатки смолы, но по крайней мере
было видно, что он старался вовсю.
Взволнованные и торжественные, отправились они к заливу
Гранвикен.
Снусмумрик шел первым, прижав к груди горшочек бобов, а за
ним парами следовали его лесные малыши, расчесанные на прямой
пробор от бровей до самых хвостиков.
Малышка Мю сидела на шляпе Снусмумрика и распевала. Она
завернулась в этикетку от кофе, так как к вечеру могло
похолодать. По случаю премьеры у берега царило всеобщее
оживление. Залив был битком набит лодками, все они направлялись к
театру.
Самодеятельный оркестр хемулей играл на плоту у самой рампы,
сиявшей огнями.
Был тихий, чудесный вечер.
За две горсти бобов Снусмумрик взял напрокат лодку и стал
грести к театру.
-- Мумрик! -- окликнул его старший из малышей, когда они уже
были на полпути.
-- Что? -- отозвался Снусмумрик.
-- Мы приготовили тебе подарок, -- сказал один из малышей,
покраснев до корней волос.
Снусмумрик отдыхал на веслах, вынув изо рта трубку.
Старший из малышей, прятавший подарок за спиной, достал
что-то скомканное, неопределенного цвета.
-- Это кисет для табака, -- сказал он чуть слышно. -- Мы все
понемножку тайно вышивали его!
Снусмумрик взял кисет, заглянул в него (это была одна из
старых шляпок Филифьонки), потом принюхался.
-- Листья малины! -- горделиво крикнул младший. -- Их можно
курить по воскресеньям!
-- Великолепный кисет! -- одобрительно сказал Снусмумрик. --
И как приятно затянуться таким табачком в воскресенье!
Он пожал каждому малышу лапку и поблагодарил.
- Я не вышивала! -- крикнула малышка Мю, сидя на шляпе
Снусмумрика. -- Но придумала это я!
Гребная лодка подплыла к рампе театра, и Мю удивленно
наморщила носик.
-- Неужели все театры такие? -- спросила она.
-- Наверно, -- ответил Снусмумрик, -- когда поднимается
занавес, вы должны молчать. И не свалитесь за борт, если на сцене
случится что-нибудь страшное. Когда все закончится, похлопайте
лапками, так вы покажете, что спектакль вам понравился.
Малыши сидели не двигаясь и только таращили глазенки.
Снусмумрик с опаской поглядел по сторонам. Никто не смеялся
над ним. Все взоры были прикованы к освещенному занавесу. Лишь
пожилой хемуль подплыл к ним и сказал:
-- Пожалуйста, заплатите за вход.
Снусмумрик протянул ему горшочек бобов.
-- Это за всех? -- спросил Хемуль и принялся пересчитывать
малышей.
-- Разве мало? -- спросил обеспокоенный Снусмумрик.
-- Я даже верну вам немного обратно, -- сказал Хемуль и
отсыпал плошку бобов Снусмумрику. -- Справедливость -- прежде
всего!
Тут оркестр умолк, и все зааплодировали.
Потом все стихло.
В полной тишине за занавесом раздались три резких удара об
пол.
-- Мне страшно! -- запищал самый маленький и схватил
Снусмумрика за рукав пиджака.
-- Ну-ну, держись за меня, и все обойдется, -- подбодрил его
Снусмумрик. -- Видишь, они уже поднимают занавес.
Перед бесчисленными зрителями предстал скалистый ландшафт.
Справа сидела Мюмла в тюлевой юбочке, и на голове у нее был
венок из бумажных цветов.
Малышка Мю перегнулась через бортик шляпы и сказала:
-- Провалиться мне сквозь землю, если это не моя
старушка-сестрица!
-- Разве ты в родстве с Мюмлой? -- удивился Снусмумрик.
-- Но я же все время болтала о своей сестре, -- сказала Мю с
обидой. -- Ты, видно, совсем не слушал меня.
Снусмумрик глядел на сцену. Его трубка погасла. Он видел,
как слева вышел на сцену Муми-папа и принялся декламировать стихи
об уйме всяких родственников и о льве.
Тут вдруг малышка Мю спрыгнула на колени к Снусмумрику и
возмущенно закричала:
-- Почему Муми-папа злиться на мою сестру? Он не смеет
ругать мою сестру!
-- Тише, тише! Это же пьеса! -- рассеянно ответил Снусмумрик.
Он глядел на маленькую толстую дамочку в красном бархате,
которая утверждала: она, мол, бесконечно счастлива, -- хотя вид у
нее был такой, будто у нее что-то болит.
Кто-то, кого он не знал, все время выкрикивал в глубине
сцены: "О, роковая ночь!"
Снусмумрик еще более удивился, когда увидел, что на сцену
выплыла Муми-мама.
"Что случилось с семейством муми-троллей? -- подумал он. --
Правда, они всегда что-нибудь придумывали, но это уж слишком!
Теперь, чего доброго, выйдет на сцену Муми-тролль и начнет
понемножку декламировать".
Но Муми-тролль не вышел. Зато на сцену выскочил лев и
зарычал.
Малыши закричали и чуть не свалились за борт.
-- Чушь какая-то, -- сказал Хемуль в полицейской фуражке,
сидевший в соседней лодке. -- Это совсем не похоже на ту красивую
пьесу, которую я видел в молодости. О принцессе, уснувшей под
кустом роз. Я даже не возьму в толк, о чем идет речь.
-- Успокойтесь, успокойтесь! -- утихомиривал Снусмумрик
своих перепуганных малышей. -- Ведь лев сделан из старого
покрывала, которым застилают кровать!
Они не верили ему. Они видели, как лев гонялся за Мюмлой по
всей сцене. Малышка Мю вопила во всю глотку.
-- Спасите мою сестру! -- кричала она. -- Убейте льва!
Внезапно в отчаянии она прыгнула на сцену, подбежала ко льву
и вонзила свои маленькие остренькие зубки в его заднюю лапу.
Лев закричал и развалился пополам.
Зрители увидели, как Мюмла подняла малышку Мю и та
поцеловала ее в мордочку. И еще заметили, что уже никто больше не
декламирует гекзаметром, а все говорят обычно. Против этого,
конечно, публика не возражала, потому что наконец поняла, о чем
