Но у нас было обязательное задание - эскизы к мультику. Зайчики,
воробышки, прочие киски... Вот после них мне и предложили иллюстрировать
детскую книжку. А у нас тогда после свадьбы финансы пели романсы. Я и
согласилась. Потом подвернулась работа в детском журнале. А я тогда уже
поняла, что в театре мне делать нечего. Я ведь, когда читаю пьесу, сама
себе режиссер, композитор и примадонна. А в театре, сами понимаете, надо
мной - дурак режиссер...
Иван внимательно слушал и кивал. Это он понимал - творчество в
одиночку, когда отчитываешься только перед высшими силами. Это ему
нравилось.
Майя достала со стеллажей и показала тех самых зайчиков и кисок - с
грустными человеческими глазами. Нашла старые, студенческих времен
иллюстрации к Шекспиру...
- К "Гамлету"? - вспомнил Иван слово, которое ассоциировалось с
"Шекспиром".
- Почему же? - удивилась Майя. - Сонеты, "Буря"...
- "Буря" - это тоже Шекспир? - не поверил Иван. - Я ведь плохо знаю
литературу. В школе не любил, в училище не до нее было, вот теперь стал
читать. Не удивляйтесь, если я еще какую-нибудь ерунду брякну. Я еще очень
многого не знаю.
Иван на секунду задумался и завершил упрямо:
- Но буду знать!
- Похвальное решение! - иронически одобрила Майя, но Иван, не обращая
внимания, продолжал:
- Я вот с музыки начал. Мне из дому присылают кассеты. Двоюродный
брат переписывает с пластинок и присылает. У меня сейчас с собой
верджиналисты и Фрескобальди, можно послушать. А книги пока читаю
развлекательные. Вот Дюма на работу хорошо настраивает...
Иван говорил и чувствовал на себе изучающий взгляд Майи. Это был
взгляд человека, столкнувшегося с совершенно непонятным ему, не из его
мира явлением, и размышляющего - а не послать ли это явление куда
подальше? Но, видно, откровенность Ивана ей понравилась.
- "Кориолан", "Зимняя сказка" и "Буря" - последние пьесы Шекспира. И
ничего удивительного, что вы их не знаете - их очень редко ставят, -
подумав, сказала Майя.
- Почему?
- Они скорей для чтения.
- А разве бывают пьесы для чтения?
- Бывают, - со вздохом ответила Майя, раз уж взялась просвещать
самоучку, так надо держаться до конца. - Хотя бы "Жакерия" Проспера
Мериме. Я вам ее дам. Занимательная штука, французский романтизм.
И, не видя интереса на Ивановом лице, добавила:
- Не хуже Дюма.
- Спасибо скажу, - пообещал Иван. И вдруг увидел настенные часы. Было
куда больше десяти.
Время, которое он сам себе отпустил на тихие домашние радости,
истекало. Главное - он не успел спросить о своем будущем номере! А ведь за
тем и ехал... Она знала что-то такое, что ему бы и на ум не пришло, и это
знание так и останется при ней.
- А посуда так и стоит немытая, - проследив взгляд Ивана и удивившись
скоротечности времени, произнесла Майя.
- Помочь? - Ивану страшно хотелось еще что-то поделать в этом
симпатичном хозяйстве.
- Вы лучше книги посмотрите, - любезно предложила Майя.
Когда она вернулась с кухни, он перебирал тома Шекспира. Между
страницами обнаружились квадратики плотной бумаги с акварельными
миниатюрами. Иван разложил их на столе и искал - не найдутся ли еще?
- Это я еще в академии мудрила, - объяснила Майя.
- Вот от этого я обалдел! - честно признался Иван и осекся - таким
несуразным показалось ему расхожее словечко. "Это" было парным
стилизованным портретом в лиловых тонах. Как бы две камеи, на одной -
профиль Ромео, на другой - к нему повернутый профиль Джульетты... С точки
зрения сегодняшней Майи, работа была наивная, но спорить с Иваном она не
стала, понимая, что человеку, в живописи совершенно девственному, надо же
с чего-то начать...
- Как неожиданно получилось, - сказал Иван, осторожно собирая в
стопочку миниатюры. - Я вдруг у вас дома, ем рыбу, пью чай, говорю об
искусстве. Я уже давно ни с кем так долго не разговаривал.
- Комплимент? - иронический тон у Майи не получился.
- Просто мне в коллективе не с кем особенно разговаривать. Ребята у
нас неплохие... они у меня книги берут почитать... и возвращают... и
вообще... На я все равно, даже когда выпиваем вместе, все равно как-то не
с ними. У вас не бывало такого ощущения?
- Бывало, - нехотя призналась Майя.
И наступило молчание.
Иван не хотел смотреть на Майю, потому что сам знал - взгляд у него
сейчас просительный. Часы показывали много - и истекали последние минуты в
теплом доме. Иван всегда и везде был гостем, хуже того - уходящим гостем,
и безумно боялся, что это и будет прочитано в его взгляде.
- Уже поздно, - сказал он, чтобы не услышать от нее намека на время.
Но сказал как бы вопросительно. И по тому, как чуть-чуть отстранилась
Майя, понял, что действительно нужно уходить.
С какими-то вежливыми до нелепости словами она вывела его в прихожую.
Он долго вытягивал из рукава шарф, потом проверил, в котором кармане
кошелек. Она молчала. Она хорошо выдержала эту роль благовоспитанной
хозяйки - и на ее лице было написано, что большего от нее требовать,
кажется, нельзя.
И вдруг она усмехнулась.
- Ладно, - сказала она. - Чего уж там...
И чуть-чуть отступила назад, в комнату, как бы приглашая следовать за
собой.
Иван отлично помнил, как она ночью убегала из цирка, такая обиженная,
с разболевшимся зубом. Помнил ее резкие слова. Понимал, что вся
благожелательность этого вечера - просто маленькая месть, урок невежде.
Но, выходит, обо всем этом следовало немедленно забыть?
Он пошел следом, стягивая на ходу куртку, а потом, стоя посреди
комнаты, не знал, куда ее девать. Ясно было одно - его почему-то не
выставили за порог вместе с равнодушно мурлыкающим Мэгги и освобожденными
от апельсинов руками.
Майя, хотя и более изящно, оставляла его себе примерно так же, как он
ее - в гримерке. Ситуация вывернулась наизнанку, Майя наслаждалась ею,
Иван смотрел на Майю и думал, что сейчас надо бы обнять. И что-то сказать,
потому что молчание уж больно затянулось.
Говорить с женщинами на нежные темы он никогда не умел. Было в
арсенале несколько фраз - и их вполне хватало.
- Кусочек секса? - тихо спросил Иван. Фраза была свеженькая, еще не
обкатанная, и прозвучала как-то испуганно.
- Почему бы и нет? - шепотом ответила Майя.
После чего они-таки обнялись и стали целоваться.
Потом Майя пошла принять душ, а Иван разложил постель и поставил у
изголовья корзиночку с апельсинами. На пол он поставил Мэгги и включил
задумчивую павану Орландо Гиббонса. Свет он тоже придумал - принес лампу с
рабочего стола Майи и прикрыл абажур цветастым платком.
Когда Майя пришла из ванной, Иван, стоя спиной к двери, как раз
возился с этим самым платком. Он быстро повернулся, но Майя успела
заметить рваные шрамы на плечах и спине.
- Что это? Кто тебя так? - даже испугалась она.
- Было дело... - туманно объяснил Иван и, во избежание расспросов,
поскорее притянул ее к себе.
Они неторопливо легли и как-то очень спокойно соединились. И это было
похоже на размеренную, безупречную по ритму павану, которой потчевал их
Мэгги. Иван ощутил, как нарастает напряжение, и отпустил себя на
свободу...
Потом он несколько мгновений пребывал в невесомости. Резко
приподнявшись на локте, окинул взглядом комнату. Тело разрядилось - но
азарт еще не нашел выхода! Разгулявшаяся внутри сила просилась на волю.
Тут Иван заметил апельсины.
Его как будто сдернуло с постели. Как был, схватив корзиночку, он
кинулся к окну, где не рисковал задеть люстру, и стал с упоением кидать
четыре, пять, шесть апельсинов, больше не было, он и корзиночку запустил в
работу...
Иван не чувствовал своего тела, рук, пальцев, веса приходивших точно
в ладони апельсинов. Все получалось само собой - и получалось прекрасно.
Это была такая радость, что куда там до нее постельной... Он сейчас был
победителем почище, чем на манеже.
- Ничего себе... - сказала Майя. Она сидела, обхватив колени, и
смотрела на него даже без особого удивления, просто с любопытством.
Иван расхохотался, апельсины сами по очереди влетели в подставленную
корзиночку. Вот теперь все было в порядке, он получил полное
удовлетворение.
- Ты что? - спросил он Майю, которая глядела как-то недовольно. -
Что-то не так?
- Все так, - ответила она, и Ивану почудились совсем другие слова -
"так мне и надо..."
Он лег, уложил Майю рядом и укутал одеялом. Она отвернулась.
Иван вздохнул, выключил лампу и Мэгги, закрыл глаза. И все. Поплыл...
Растворился... Тепло и хорошо...
Майя молчала. И это его вполне устраивало.
Утро было суматошным. Майя куда-то опаздывала, у Ивана горела
репетиция. Ни прощального поцелуя, ни договоренности насчет будущей
встречи не получилось.
И в других городах бывали у Ивана время от времени короткие связи,
без признаний и обещаний. Он относился к этому достаточно спокойно. Обычно
инициативу проявляла женщина. Света, цирковая бухгалтерша из Кемерово,
как-то вечером увязалась за ним в общежитие, да там и осталась. Галина,
которая сломала электросамовар, была дежурной по этажу в новосибирской
гостинице. Она под каким-то несложным предлогом зашла в номер к Ивану - и
он не устоял.
Приезжая в очередной город, он знал, что и тут не останется без
женской ласки.
И вот Иван впервые за несколько лет сам проявил инициативу которая,
как известно, наказуема. И вместо того, что ему действительно требовалось
- необременительной, чисто телесной связи, чтобы голова и душа оставались
свободны, - он устроил себе странный подарочек...
Интересная женщина позволяет заезжему гастролеру запереть себя на
ночь в гримерке. Потом вроде ведет себя, как положено обиженной женщине из
приличного общества. Но в завершение сама вешается ему на шею...
Во всем этом было что-то странное, чего Иван не понимал.
Возле цирка он первым образом налетел на самого себя - и Майя исчезла
из головы. Наконец прислали из Москвы давно заказанные фотоафиши, на
которых он, сверкая улыбкой, в дорогой импортной куртке, жонглировал
снежками на фоне зимнего леса. Вовремя додумались, ехидно прокомментировал
Иван, лето на носу, а они новогодний пейзаж вывесили...
Потом он пошел к главрежу - сурово спрашивать насчет костюма. Главреж
растолковал, в какую дверь театральной мастерской стучать и какого Семена
Семеныча спрашивать. Иван удивился, но сдержанно поблагодарил и отправился
репетировать.
Служебные помещения лежали как бы подковой вокруг манежа. Полукруглый
коридор, заставленный реквизитом, обрадовал угол с широким и длинным
проходом, ведущим от конюшни к форгангу. Из-за этого угла вылетел джигит
Гриша и шарахнулся от Ивана.
- Слушай, дарагой, зачэм абижаишь? Какой шайтан? Я не шайтан, я Иван!
- ответил Иван на кавказский лад. Гриша без всякого акцента сказал
"привет" и побежал дальше.
Наташа с мужем уже несла на манеж тринку и прочее антиподистское
имущество. На конюшне лаяли собаки. Вадим проволок на коротком поводке
упиравшегося Валета. Клоуны, Вася и Олег, приспосабливали к тачке, на
какой возят ковер, что-то подозрительное, а старший униформист Кочетков
пророчески бубнил, что толку от этого будет мало. Где-то поблизости,
очевидно, налетев на реквизит и набив шишку, громко заревел ребенок.
Вдруг Иван сперва резко замедлил шаг, а потом так же резко его
ускорил. Но маневр был напрасен - избежать встречи с Николаевым ему не
