Но через несколько минут он уже ничего не слышал, кроме Мэгги, и
ничего не видел, кроме мячей.
Иван охотился за крайне важным для него ощущением - когда рук как бы
нет, а мячи не взлетают-опускаются, но висят над запрокинутым лицом
наподобие облака, колеблясь в неустойчивом равновесии. А сам Иван чтобы
удерживал в воздухе это облако не ловкостью рук, а силой своего
напряженного взгляда.
Это бывало с ним часто, случилось и на сей раз. Но сколько продлилось
- он не понял, потому что от мелькания искр на серебряных ободках вдруг
ошалел и растерял все свое облако.
В какой-то газетной рецензии мячи сравнили с метеорами. Иван подумал
- и придумал маленькую вселенную из девяти красных планет, которая
зависает над ним, ее творцом, в стремительном вращении. От одного его
взгляда зависела ее судьба. Он ее создавал не несколько минут и отправлял
в небытие. Если же пойти дальше, на каждой планете могло быть свое
маленькое человечество...
Он рисковал миллиардами судеб. Облако опускалось все ниже, планеты
мелькали все быстрее, ощущение власти и силы делалось все острее... и
ехидный Хвостик стукнул Ивана по лбу. Планеты, вредничая, разбежались по
всему манежу.
Это баловство с облаком было просто разминкой и к отлаженному номеру
не имело отношения. В работе Иван баловства не допускал.
За кольца он взялся с неохотой. Приходилось беречь руки. Кожа между
большим и указательным за много лет загрубела, но от больших нагрузок
появлялись болезненные трещины, лечить которые - морока.
Потом Иван поставил кассету с музыкой номера и дважды прогнал его от
начала до конца. Раздражали новые булавы. Иван сам вытачивал ручки в
столярной мастерской и учел вроде бы каждый миллиметр, но они получились
чуть тяжелее старых. Он уже не первый день пытался приспособиться к их
норову и наконец разозлился.
А вот сделаю сейчас с места сорок темпов - сказал он себе. И, не
переводя дыхания, сердито запустил повыше пять булав. Сорок темпов одолел
с пятого захода и вытер лоб.
Тринки рядом уже не было, а ходили ребята в махровых халатах и
устанавливали маленькие трамплины. Три часа пролетели слишком быстро, а
ему по плану из бархатной книги полагалась еще работа с кольцами - всего с
тремя, но они вращались над головой в вертикальной плоскости вокруг своей
оси, успевай только подкручивать! Иван искал такую высоту и такой ритм,
чтобы высвободить время и пространство еще для двух колец. Такую пятерку
до него еще никто не кидал.
Ивана выжили с манежа в форганг, потом и вовсе за кулисы. Тут он
почувствовал, что неплохо бы и пообедать. Утренняя репетиция завершилась.
Потом были его законные два часа на топчанчике в гримерке - с
"Королевой Марго" и Мэгги. Иван старательно осваивал придуманный
шестнадцатый век под лютневые перезвоны и оторвался от книги только ради
чаконы Ганса Найзидлера. Он терпел ее увесистое начало с глухими, словно
уходящими в землю аккордами ради прелестной мелодии, возникающей вслед за
пасмурной темой.
В половине пятого он натянул трико, спустился в манеж, работал там до
семи и допрыгался - увидел входящего в зал первого нетерпеливого зрителя.
Похватав свое имущество, Иван метнулся в форганг и чудом не сбил с
ног ошарашенного униформиста.
Через полчаса, в костюме и загримированный, со связкой воздушных
шаров в одной руке и гигантской картонной ромашкой в другой, он уже
маршировал по манежу в парад-прологе. Потом сходил за чемоданом, вплотную
перед выходом роздал мячи, кольца и подставку для булав униформистам, а
потом совсем некстати вспомнил, что забыл поругаться с осветителями.
Титулы и фамилию Ивана объявляли после эффектного выхода.
- Раз, два, три, четыре! - вслух отсчитал Иван и, запуская перед
собой в воздух булавы, побежал к звезде в центре манежа, а вместе с ним
понесся луч желтого цвета.
Но выступление не заладилось. Оркестр спешил, осветители, не получив
взбучки, отставали. Хуже того - Иван перестал чувствовать предметы. Даже
мячи.
Нет, не случилось ни одного завала. Он все-таки был профессионалом.
Просто предметы летели Бог весть куда, может - в руки, а может, и нет.
Номер сложился из серии счастливых случайностей и совпадений. Таких
милостей Фортуны Иван не выносил.
Мучительные семь минут кончились. Иван не желал выслушивать
незаслуженные аплодисменты и поскорее убрался с манежа. Никакими силами не
удалось выгнать его на повторный поклон. Он отругнулся и ушел наверх, в
гримерку. Там он выполз из влажного от пота костюма, кинул его на
перекладину и уселся в плавках перед зеркалом, вытираясь махровым
полотенцем. Мэгги заворковал с середины меланхолический французский танец
турдьон.
- Получше ничего не придумал? - спросил его Иван и скорчил страшную
рожу. Но серые глаза посмотрели на него из зеркала совсем замученно. Семь
минут номера выматывали больше, чем три плюс три часа репетиций. Иван
попытался придать физиономии мужественную бодрость - сдвинул густые брови,
сжал губы, да какое там...
Не рожи ему нужно было корчить, а немедленно получить какую-то
компенсацию за неудачу, заполучить хоть крошечную победу. И сегодня же,
иначе хоть спать не ложись. Но какую?
Если сейчас напиться - прощай завтрашняя репетиция и представление с
ней вместе. В гости он, пожалуй, пошел бы и блеснул за столом байками о
своих заграничных гастролях. Средство испытанное, но в коллективе
давным-давно образовались кружки, семейные и холостяцкие, один он не у
дел. А брести выпрашивать у кого-то полчаса общения - невозможно.
И тут в дверь постучали.
- Открыто! - сказал Иван.
На пороге появилась женщина в пятнистой шубке с капюшоном. Ее лицо до
самого носа было закрыто шарфом.
- Здравствуйте, - сказала она. - Я насчет костюма.
- Вы художница? - сообразил Иван. - Ну так что же вы стоите?
Раздевайтесь!
По ее легкому замешательству он решил, что женщина из тех, кем легко
командовать.
- Совсем раздеваться? - ехидно поинтересовалась женщина. Иван понял,
в чем дело. Он накинул халат и завязал пояс.
- Вячеслав Андреевич сказал, чтобы я немедленно все обсудила с вами,
- сказала художница.
- Вы номер смотрели?
- Смотрела.
Иван насторожился в ожидании незаслуженных комплиментов, но она вдруг
показала рукавичкой на старый костюм, свисавший с перекладины.
- А чем же этот вас не устраивает?
- Он скоро по швам расползется, - буркнул Иван.
- Можно посмотреть?
Иван снисходительно продемонстрировал голубой бифлексовый комбинезон.
Художница осторожно тронула замохнатившуюся влажную парчу аппликации.
- Впору выкручивать... - задумчиво произнесла она.
- Так вы разденетесь или нет? - сварливо поинтересовался Иван, у
которого не было настроения слушать речи о трудовом поте артистов.
- А я вас не испугаю? - вдруг смущенно спросила она. - У меня, видите
ли, флюс, щеку перекосило, рот набекрень...
- Не испугаете, - Иван невольно улыбнулся.
Он помог художнице раздеться.
Ростом она была лишь немного ниже Ивана, стройная, грим употребляла
яркий. Иван с трудом разглядел, что под мохнатыми ресницами в обрамлении
резких черных полосок туши - серые, как у него самого, глаза. И одета она
была довольно ярко. Длинные распущенные темно-русые волосы падали вдоль
лица - явно с целью замаскировать флюс.
- Очень видно? - поймав его взгляд, озабоченно спросила художница.
- Не страшно, - успокоил Иван. - Вас Майей звать? Точно. А мое имя вы
прочли в программке. Ну вот, номер вы уже видели, мой образ в манеже
представляете. Костюм, по-моему, должен быть голубым или бирюзовым. Можно
салатовым. Ни в коем случае красным.
- Естественно, - согласилась Майя. - Ковер на манеже обычно красный,
вы на нем потеряетесь.
Тут Иван заметил, что у нее на юбке разрез до самого бедра, а в
разрез видны ноги - не хуже, чем у антиподистки Наташи.
- Вот именно, - одобрительно кивнул Иван, имея в виду, скорее всего,
ноги. - Значит, и оранжевый с бордовым вряд ли подойдут. Ой старый, как
видите, черный, но это страшно непрактично - я, когда кульбиты делаю, всю
пыль с манежа на себя собираю. Аппликации - это на ваше усмотрение. Я
длинный, так что не бойтесь поперечных линий.
По лицу Майи Иван прочитал что-то вроде "раз вы такой умный, то и
рисуйте сами!" Но художница воздержалась от колкостей. Она поступила куда
хуже - воззрилась туда, где в углу висело на краю перекладины несуразным
комом лазоревое с блестками.
- А вон то - разве не костюм?
- Костюм, - резко ответил Иван. - Только недействительный.
Он давно уже собирался затолкать парчовые лохмотья в контейнер, чтобы
на досуге спороть с них дефицитные камни и блестки. Оставил, конечно, на
видном месте, даже старым халатом не прикрыл...
- Когда принести эскиз? - спросила Майя и встала. Разрез на юбке
сомкнулся.
Такого быстрого прощания Иван не ожидал. Он был уверен, что Майя
найдет предлог задержаться в гримерке. Это бы в какой-то мере отвлекло от
сегодняшней неудачи. Женщина...
- А как вы его себе представляете? - вдруг спросил Иван. - Да вы
сидите, сидите, бумага и фломастеры у меня есть, сейчас достану...
Он молча следил, как возникают длинные, небрежные, приблизительные
линии, и как будто слышал: "поскорее бы отвязаться..." Не выйдет, думал
Иван, ты у нас дама вполне управляемая, и ты останешься здесь, со мной.
Мне так надо!
Судя по всему, Майя была свободным человеком - руки не попорчены
домашним хозяйством, маникюр безупречный, кольца - всякие разные, только
обручального нет. Возраст ее Иван определил от двадцати семи до тридцати.
Может, они даже были ровесники. Она же увлеклась рисунком и уже пускала по
комбинезону орнамент.
- Я схожу в душ, - заявил Иван. - Это быстро.
Он даже не просил ее подождать, а просто вышел. Теперь она уж точно
останется еще на полчаса, а дальше видно будет.
Под душем Иван подумал - если эта затея все-таки сорвется, надо будет
хоть полчаса покидать шарики в манеже для душевного успокоения. Ночью
манеж уж точно был свободен. Тигриную клетку все равно оставляли для
утренних репетиций Николаева, а между тяжелых тумб только Иван и умудрялся
кидать свои мячики. До купола места хватало...
В соседнем отсеке фыркал под душем велофигурист Сашка - красавец и
балбес.
- Сашик, поможешь? - попросил Иван. Парень, еще в клочьях пены,
осторожно, мелкими и аккуратными движениями, протер намыленной мочалкой
его спину.
Когда Иван возвращался из душевой, вытирая на ходу голову полотенцем,
к нему подошел Вадим, джигит из номера осетина Гриши, и взмолился:
- Слушай, выручи! А?
- Сколько? - кисло осведомился Иван, решив, что речь о деньгах.
- Да нисколько. Жена с мелким приехали. В гримерке кавардак. Приюти
ящик на ночь, а? Утром же заберу. Валета, сволочь пятнистую, девать
некуда, на ночь в гримерке запираю, он там и безобразничает. Приютишь?
- Валяй! - позволил Иван. Вадим сразу же кинулся к себе за ящиком и
Иван услышал, как он костерит на все лады Валета - юного и гораздого на
пакости дога. Валет отлаивался.
Иван внес в гримерку здоровый ящик и потянул носом. Майя без него
выкурила пару сигарет. Ему это настолько не понравилось, что он вытащил
из-за зеркала роскошную табличку "У нас не курят" и выставил на видное
место.
- Давно бросили? - поинтересовалась Майя.
- Еще в Магнитогорске, - буркнул Иван, глядя в угол. Ему показалось,
что лазоревый костюм висит вроде не так, как он его оставил. Меньше всего
