так же бесстрастно им воспользовалась. Допустим, она была красивая
женщина, престижная женщина высокого полета, более того - хорошо
стряпающая женщина. Но разве все это - повод, чтобы ее не забывать?
Почти как жители разных планет, которые случайно соприкоснулись и
разлетелись по окраинам Космоса, думал Иван, начитавшийся в молодости
всякой космической ахинеи, и даже хуже, чем разных планет. У тех хоть
утешение есть, что они из разного биологического теста...
Возвращаясь после утренней репетиции с реквизитом в гримерку, Иван
увидел, что в коридоре на чьем-то контейнере сидит, болтая ногами,
длинноволосая женщина, похожая на Майю, и разговаривает с каким-то лысым
из дирекции. Иван не удержался - подошел поближе. Она обернулась.
И он воскликнул то, чем приветствовать можно было разве что
возникшего из воздуха джигита Гришу:
- Вах! Шайтан!..
Как оно сорвалось с языка, Иван и сам не понимал.
- Ну, вот и он, - сказала Майя. - Привет. Я уж думала, ты на весь
день репетировать зарядился.
- Надо же и пообедать, - изумленно ответил Иван, подумал и
посоветовал: - Ты причешись, у тебя вся голова белая.
Майя провела рукой по волосам и растерянно посмотрела на полную
пригоршню тополиного пуха.
- Только что причесалась! - пожаловалась она. - Это какое-то
стихийное бедствие!
- Пошли, - сказал Иван, подхватывая ее дорожную сумку.
В парке царила зима - все газоны были затянуты белой пеленой, у ног
гуляла пушистая поземка.
Вечером, после представления, они пришли в тот самый номер-люкс, где,
кроме стульев, на сей раз не было и горячей воды. Иван постелил на
подоконник чистое полотенце и сервировал ужин - бутылку лимонада и пирожки
с мясом.
Все было очень просто - каждый из них поступал, как ему вздумается.
Он ни с того ни с сего оставил ее ночевать в своей гримерке. Она ни с того
ни с сего примчалась к нему в Днепропетровск. Главное - не пытаться понять
друг друга, все равно это невозможно, думал Иван. Хорошо - и ладно.
Кровать, стоявшая посреди странного люкса, была широкой, но довольно
жесткой. Иван оставил открытой дверь на балкон, потому что было жарко, на
шторы задернул - в напрасной надежде спастись от пуха. Майя вышла из
ванной, где кое-как привела себя в порядок, и улыбнулась ему.
- Кусочек секса? - вдруг спросил Иван. Это были единственные слова,
которыми он умел предложить близость. Он сказал эти слова, искренне
надеясь, что Майя поймет - это у него просто такая шутка, и тогда была
шутка, это просто ему нравится так шутливо начинать...
- А почему бы и нет? - ответила она, и он услышал - поняла, поняла...
- Иди сюда, - прошептал Иван, потому что с голосом что-то сделалось.
- Ну, иди...
И сам шагнул ей навстречу.
Надо бы включить Мэгги, подумал Иван, надо бы и хоть свечку в
подсвечник сунуть и зажечь... Но Майя уже гладила его по волосам, по лицу,
приласкала и шрам на виске.
Было все то же, что и обычно. Но почему-то делалось страшно. Уж эта
ночь точно была последней!
Хотелось взять от этой ночи и от этой женщины все, все! Но для этого,
как полагается здоровому и крепкому мужику, дать женщине то, чего она
хочет. Да, но чего она хочет? Если верить ее рукам, ее дыханию, испарине
на ее коже...
У Ивана опять, как тогда, заложило уши.
Не стало времени и воздуха.
Он не услышал, а почувствовал, что Майя шепчет какие-то слова.
Он хотел отжаться, оторваться от ее тела - она не пускала.
Но он все же высвободился.
Прямоугольник широкого окна вместе со шторами поехал вправо.
Качнулся. Поехал влево.
Иван сел и встал. Окно продолжало гулять. И впридачу он ничего не
слышал. Воздух - и тот изменил свои свойства.
Иван попал непонятно куда. Срочно нужно было вернуться.
Спасти могли только они - мячи.
В сумке лежали старые, с которыми он не расставался. Иван побрел в
прихожую, удержался за косяк и выволок сумку. Открыл... не нашел в себе
сил даже удивиться...
В сумке лежали его рабочие мячи, которым сейчас полагалось ночевать в
цирке. И Хвостик - верхним...
Примолкший было Мэгги забормотал, загудел органными аккордами. По
улице пронесся поздний автомобиль, свет фар проскочил в комнату и метнулся
в глаза с застежек бархатной книги.
Стараясь не оборачиваться к Майе, Иван взял из сумки семь надежных
мячей. Перед ним не было того цветного витража, было лишь окно. Ну, пусть
окно... За ним все-таки небо.
Он запустил первую комбинацию - и еле успел собрать выброшенные вверх
мячи. Они показались чугунными ядрами. Как будто он репетировал круглые
сутки.
Иван повторил ее, выбросив мячи с такой силой, что они ударились в
потолок. И опять он собрал их лишь чудом.
Но спасти, вернуть слух и ощущение реальности, могли только они.
Иван кидал мячи, обливаясь потом, безумно боясь одного - что они
опять нальются чугуном и окажутся ему не под силу. Кидал, повторяя все
комбинации, которые входили в номер, и никак не мог вернуться... не
получалось...
Мячи давили, прижимали его к земле, высоты не хватало. Он упал на
колени - стало легче, но и опаснее. Он уже не мог прибрать к рукам косо
полетевший мяч. Нужна была высота.
Иван осторожно поднялся на ноги. Высота была за балконной дверью. Как
отодвинуть штору, не выпуская мячей?
Штора сама медленно отползла в сторону. Мячи потянуло, словно
сквозняком, туда - на свежий воздух. Ивана потянуло за мячами.
Ночь ждала его. Он удивился - как это ему раньше не приходило в
голову кидать под ночным небом? Уж тут-то он точно был наедине с собой и
Мадонной.
Над балконом нависал другой балкон. Но, если стать спиной к улице и
запрокинуться, для мячей открывалась неслыханная высота. Он так и сделал.
Ему уже приходилось из баловства жонглировать лежа. Руки это умели.
Вот и сейчас он лег голой спиной на прохладный и приятный ночной воздух. В
нем висели ласковые пушистые снежинки. Иван даже улыбнулся - вот так и
должно быть! Если Мадонна есть, ей это должно понравиться.
Мячи колебались в воздухе. Иван понял - они не от его рук отрываются
и в руки возвращаются, а скачут по ступеням у подножия незримого
пьедестала. Вот что пригодится для номера... вот откуда начнется тема
Мадонны...
И ступени действительно возникли. Устланные пухом, эти стеклянные
ступени висели в воздухе и вели к пьедесталу. На них валялось, не
соскальзывая, что-то пестрое, изломанное, с радужными боками. Иван
запрокинулся еще больше - далекая фигурка возникла в той точке, куда
сходились ступени. Мадонна не спускалась с пьедестала - просто фигурка
росла, оставаясь при том неподвижной.
Ивану становилось все труднее держать прогиб, но и терять высоту он
тоже не мог. Фигура в мантии приближалась. И вдруг ее движение
остановилось.
Так не могло продолжаться вечно! Она замерла, а он продолжал
удерживать над головой облако мячей, растворенное в снежном облаке, -
теряя при этом силы. Вот и шея заныла. И воздух перестал проходить
напряженным горлом... да что же это такое?
Я делаю невероятное, думал Иван, а она все не сходит с пьедестала!
Впрочем, пьедестал еще приблизился. Теперь Иван ясно видел
математически точные параллельные складки мантии и круглые завитки кудрей,
безупречный белый овал, в котором должно было возникнуть и никак не
возникало лицо.
Но это чудовище не может сойти с пьедестала, чтобы отереть лоб
умирающему Жонглеру, понял вдруг Иван, у него и ног-то там, под складками,
нет!
Это чудовище может только требовать его жизни, как требует сию
минуту, питаться ею и наконец пожрать без остатка, ничего не оставляя на
завтра. Завтра найдется другой дурак. Даже если он сейчас упадет и умрет,
оно даже не поймет - примет как должное. Потому как ему нечем понимать -
бледно-золотые кудри приклеены к чему-то плоскому.
Майя разгадала чудовище, она пыталась предупредить! Но она еще не
понимала, что творится у нее на глазах. Иначе...
Иван хотел собрать мячи - и не смог. Как раньше он силой взгляда
держал над запрокинутой головой красное мерцающее облако, так оно теперь
держало его, двигало его руками, не отпускало его глаз.
И он желая освободить горло и вернуть дыхание, прогибался все больше.
Глаза уже застлало белое, нежное, ласковое, шелковистое... и все... и лечь
на растворенную в воздухе белизну...
Позвать на помощь было нечем.
Вдруг тонкие руки обхватили его, рванули к себе, встряхнули.
Потерявшие опору и власть мячи посыпались вниз, даже не задев его. Они
семь раз стукнули об асфальт и разбежались, легли отдыхать в пуховых
покрывалах.
- Сумасшедший! - крикнула Майя. - Нет, ты действительно сумасшедший!
Стой, стой... вот так... Только не оборачивайся, милый, не надо, не
оборачивайся... все в порядке...
Когда она втащила его в комнату, Иван освободился от ее рук.
Наваждение немного отступило, но все еще висело в воздухе там, за
балконной дверью, которая сама задернулась шторой. Штора задела бархатную
книгу и та, раскрывшись на лету, упала.
- Пойду мячи соберу, - смутно соображая, сказал Иван.
- Успеешь!
Майя отвела его к постели и усадила. Потом встала коленом на постель
и прижала к груди его мокрую голову.
- Господи, какой же ты сумасшедший... - повторяла она. - Иначе ты не
можешь? То апельсины, то мячи... Горе ты мое...
И стерла тополиный пух с влажного лица краем измятой простыни.
Иван молчал. Он не понимал, что такое с ним случилось. Мир вокруг
никак не становился прежним, нормальным миром, уши не отпускало, время и
воздух неохотно возвращались.
- Ты же мог упасть, - причитала перепуганная Майя. - Это же шестой
этаж...
Он хотел ответить, но голос отказал. Да и слова все рассыпались, как
мячи, разбежались, спрятались, улеглись в белых пуховых просторах и стали
недосягаемы.
Иван помотал головой. Майя отстранилась - и тут-то он наконец
действительно ощутил испуг.
Обхватив Майю, неловко прижав ее к себе, Иван уткнулся лицом ей в
грудь, так, что еле дышал. И она тоже обнимала его, и наваждение меркло, и
если бы Ивану хоть раз в жизни довелось переплывать буйную реку, тонуть,
чудом выбираться на мелководье и без сил падать на мокрый песок с единой
мыслью - спасен! - он бы наверняка вспомнил сейчас это.
В комнате становилось все светлее.
Посреди нее, словно в королевской опочивальне, стояла постель. Едва
прикрытые простыней, там спали мужчина и женщина.
Мужчина вздрогнул, забормотал, сел с закрытыми глазами и поднес к
лицу сжатые кулаки. Женщина, как бы и не просыпаясь, тоже села, обняла его
и мягко уложила обратно. Только голову мужчины устроила не на подушке, а
на своем голом плече.
- Все хорошо, все хорошо, милый, спи... - прошептала она.
Он обнял ее, прижался - и действительно кошмарный сон погас, лицо
мужчины прояснилось. Она же лежала с открытыми глазами, в неудобной позе,
придерживая рукой плечи мужчины. Но усталость была велика - женщина
уснула, сохраняя неловкое и крепкое объятие.
На полу лежала раскрытая книга в бархатном переплете и с застежками.
Еще ночью она упала с подоконника, на котором и без нее всякого добра
хватало - в комнате, кроме постели и телевизора, мебели не было.
Раскрылась она картинкой вверх.
Картинка была прочно приклеена к странице каким-то неудачным клеем -
края ее оказались как бы в желтой рамке с потеками.
Это была небольшая, но очень тщательно выполненная акриловыми
