Отказываешься ли ты раз и навсегда от всех прав на престол нашей Империи,
охраняемой Фосом?
- Да, конечно. Я отдаю тебе престол по доброй воле. Я...
Время, отпущенное Ортайясу для ответа, истекло, и Туризин остановил
его нетерпеливым жестом.
Гай Филипп еле слышно хмыкнул:
- Некоторые вещи не меняются никогда. Держу пари, этот дохлый ублюдок
сочинил двухчасовую речь об отречении от престола. Она наверняка лежит у
него в кармане, составленная по всем правилам.
- Теперь награда за предательство, - снова заговорил Туризин.
Стражи подняли Ортайяса за ноги и быстро сдернули с него плащ, задрав
его Сфранцезу на голову. Толпа заулюлюкала.
- До чего же щуплый пацан, - пробормотал Гай Филипп.
Один из стражей, более крепкий и мускулистый, чем другие, отступил на
шаг от несчастного Сфранцеза и дал ему хорошего пинка. Ортайяс взвизгнул и
упал на колени.
- Гаврас слишком добр к нему, - разочарованно фыркнул Виридовикс. -
Нужно было собрать большую вязанку хвороста, бросить на нее этого дурня и
всех его приспешников и сжечь их. Такое зрелище народ запомнил бы надолго,
вот уж точно.
- Ты слово в слово повторяешь Комитту Рангаве, - заметил Марк,
раздраженный его варварской жестокостью.
- Так поступают друиды, - истово сказал Виридовикс.
Подобным образом кельтские жрецы ублажали своих богов, принося им в
жертву воров и убийц... или невинных людей, когда преступников не
оказывалось под рукой.
Едва Ортайяс Сфранцез, потирая ушибленную часть тела, поднялся на
ноги, один из жрецов Фоса встал со своего места и приблизился к нему,
держа в руках ножницы и длинную сверкающую бритву. Толпа, замерла: жрецы
всегда были окружены в Видессосе почетом и уважением. Но Марк знал, что
никаких жертвоприношений не будет. Еще один жрец поднялся, держа в руках
простой голубой плащ и священную книгу - великолепный фолиант в покрытом
эмалью бронзовом переплете.
Ортайяс опустил голову и склонился перед первым жрецом. Ножницы
сверкнули в лучах осеннего солнца. Локон светло-каштановых волос упал на
землю у ног Императора, затем еще один и еще, пока на голове Сфранцеза не
осталось несколько жалких клочков. После этого настал черед бритвы, и
вскоре голова юноши блистала подобно золотим шарам, венчающим храмы Фоса.
Второй жрец подошел к Ортайясу, протянул книгу и сказал:
- Повинуйся закону, который отныне станет законом твоей жизни, если
ты захочешь последовать ему. Если же в глубине души ты чувствуешь, что не
сможешь вести монашескую жизнь, то скажи об этом сейчас.
Но Ортайяс, как и все вокруг, прекрасно знал, что его ожидает, если
он откажется, и ответил не колеблясь:
- Я буду вести жизнь монаха.
Сильным голосом герольд повторил его слова. Толпа ответила громким
вздохом. Посвящение в монахи было серьезным делом, даже если и вызвали его
такие явно политические причины. В Империи политика часто переплеталась с
религией. Скаурус вспомнил Земаркоса из Амориона и непроизвольно стиснул
зубы. Жрец повторил предложение еще два раза, получив тот же самый
положительный ответ. Передав второму жрецу книгу, он одел новичка-монаха в
голубую одежду служителя Фоса и произнес:
- Как голубой плащ Фоса защищает твое нагое тело от холода, так пусть
его святость защитит твою душу от зла.
И снова герольд громким голосом повторил его слова.
- Да будет так, - ответил Ортайяс, но голос его потонул в тысяче
других голосов, повторяющих эхом слова посвящения. Несмотря на свое
равнодушие к религии, Марк был невольно тронут этой молитвой и восхищен
силой веры видессиан. Иногда ему почти хотелось разделить ее, но, как и
Горгидас, он был слишком привязан к материальному миру, чтобы слиться с
миром духовным.
Ортайяс Сфранцез прошел через те же ворота, в которые входил в
амфитеатр, рука об руку с двумя жрецами, посвятившими его в монахи.
Вполне удовлетворенный увиденным, народ стал расходиться. Лоточники
громко расхваливали свой товар:
- Вино! Сладкое вино!
- Булочки с корицей!
- Талисманы защитят ваших близких от дурного глаза!
- И-изюм! Сладкий изюм!
Все еще недовольный, Гай Филипп пробурчал:
- Дешево отделался! Теперь он проведет остаток своей жизни,
наслаждаясь прелестями и роскошью столицы, и единственное, что будет
отличать его от других, - это лысая голова и голубой плащ.
- Не совсем так, - хмыкнул Марк. Туризин мог быть прост, но он вряд
ли был наивен. Геннадиосу будет не так одиноко в монастыре на далекой
границе. И несомненно, он найдет о чем поговорить с братом Ортайясом.
10
- То есть как это - нет денег? - спросил Туризин устрашающе спокойным
голосом и устремил на логофета суровый взор, как будто чиновник был
врагом, которого лучше всего немедленно проткнуть мечом.
Палата Девятнадцати Диванов замерла. Марк слышал, как трещат
смолистые факелы и воет снаружи ветер. Если бы он повернул голову, то
увидел бы, как медленно падают снежинки за широкими окнами. Зима в столице
была не такой суровой, как на плато в западных провинциях, но достаточно
холодной. Трибун поплотнее закутался в шерстяной плащ.
Логофет, всхлипнув, втянул в себя воздух. Ему было около тридцати
лет, и выглядел он худым и бледным. Адайос Ворцез - Скаурус с трудом
вспомнил его имя - был дальним родственником губернатора города Имброса,
расположенного на северо-востоке Империи. Ему пришлось собраться с духом,
чтобы продолжить доклад перед лицом разгневанного владыки, и начал он
запинаясь, но потом постепенно оживился, ободренный тем, что Император
слушает его не прерывая.
- Ваше величество слишком многого ожидает от сборщиков налогов. То,
что сейчас вообще могут быть собраны хоть какие-то налоги, уже является
одним из чудес Фоса. Недавние неприятности... - Ага, подумал трибун, это
смягченное бюрократами определение гражданской войны. - ...и, что хуже
всего, присутствие большого количества незваных пришельцев на наших
землях... - Это он, похоже, о войсках каздов. - ...Все это вместе взятое
сделало сбор налогов практически невозможным на западных территориях.
О чем это он говорит? - раздраженно подумал трибун. Его видессианский
язык был уже довольно беглым, но этот бюрократический жаргон совершенно
затуманил ему голову.
"Перевод", сделанный Баанесом Ономагулосом, был грубым, но понятным и
пришелся очень кстати:
- То есть, ты хочешь сказать, что твои драгоценные сборщики налогов
испачкали штаны, завидев кочевников, и удрали, даже не убедившись, враги
перед ними или друзья? - И Баанес хрипло рассмеялся.
- Похоже на то. - Барон Дракс внимательно посмотрел На Ворцеза. - Вы,
я вижу, пускаете в ход любую уловку, любое оправдание, лишь бы не сдавать
налоги в казну. Клянусь Игроком, вам, наверное, кажется, что деньги текут
из ваших личных кошельков, а не из крестьянских карманов.
- Хорошо сказано! - воскликнул Туризин. Недоверие Императора к
островитянам притуплялось, когда их мнения совпадали с его собственным.
Ворцез развернул длинный пергаментный свиток.
- Цифры, приведенные здесь, подтверждают мою правоту...
Но для солдат цифры ничего не значили, а он разговаривал с солдатами.
Туризин смял свиток и отбросил его в сторону, зарычав:
- К дьяволу всю эту чушь! Мне нужно золото, а не ваши оправдания!
- Эти вшивые чернильницы думают, что бумага может залатать все
прорехи, - заметил Элизайос Бурафос. - Я уже давно говорил Вашему
величеству, что вместо денег и рабочих получал от них одни доклады и устал
от этого.
Ворцез в отчаянии произнес:
- Проверив документы, которые я вам принес, вы придете к безусловному
выводу, что...
- ...бюрократы обирают честных людей, - закончил за Ворцеза
Ономагулос. - Это известно еще со времен моего деда. Все, чего вы хотите,
- это удержать власть в своих скользких лапах. А когда на троне, несмотря
на ваши фокусы, оказался солдат, вы морите его голодом и устраиваете
всякие пакости, как вот сейчас.
Марк не испытывал сострадания к несчастному логофету, но в тоне
чиновника чувствовалась убежденность в своей правоте, и трибун понял это.
- Мне кажется, в том, что говорит этот человек, есть доля правды.
Туризин и его генералы в изумлении уставились на Марка.
- Это как же надо понимать? Уж не перешел ли ты на сторону этих
чернильниц? - грозно нахмурился Император.
В благодарном взгляде, брошенном Адайосом Ворцезом на трибуна,
сквозила нерешительность Чиновник, казалось, предчувствовал ловушку,
сулящую ему в будущем большие неприятности. Лицо Алипии Гавры, внимательно
наблюдавшей за трибуном, было, как обычно, невозмутимо, но в глазах ее
Скаурус не прочел неодобрения. В отличие от большинства присутствующих
здесь видессиан, трибун обладал опытом ведения не только военных, но и
гражданских дел и прекрасно понимал, как легко потратить и как трудно
собрать деньги.
Не обращая внимания на полуобвинение Туризина, Скаурус настойчиво
продолжал:
- Сборщики налогов и чиновники Ортайяса соскребли все, что могли, с
западных провинций, но не получили необходимых денег. Это и не удивительно
- когда вокруг рыщут орды каздов, большая часть Империи становится
недоступной. Кроме того, земли, сожженные и выпотрошенные каздами, вряд ли
смогут помочь Империи деньгами - нельзя получить шерсть с остриженной
овцы.
- Наемник, разбирающийся в проблемах финансов, - это просто
невероятно, - пробормотал Ворцез. И чуть громче добавил: - Благодарю вас.
Император задумался, а Баанес Ономагулос помрачнел. Увидев, как
побагровела лысина генерала, Скаурус пожалел о сорвавшемся с его языка
сравнении, в котором упоминалась остриженная овца.
Алипия тоже кольнула генерала.
- Не во всех неудачах виноваты сборщики налогов. Если бы крупные
землевладельцы своевременно вносили установленный налог, казна была бы в
лучшем состоянии, - заметила Алипия.
- Совершенно справедливо, - поддержал принцессу Ворцез. - Многие
финансовые чиновники подвергались нападениям, а кое-кто был убит при
попытке собрать просроченные налоги с больших поместий; часть этих усадеб
принадлежит знатным семействам, проживающим здесь, в столице.
Хотя имя Ономагулоса не было названо, прозвучавшие намеки поняли все
присутствующие, а яростного взгляда Баанеса оказалось недостаточно, чтобы
испепелить Алипию, Марка и чиновника. Увидев, как брови принцессы сошлись
в прямую линию, трибун кивнул, подтверждая, что сознает надвигающуюся
опасность.
Как и в библиотеке Бальзамона, Элизайос Бурафос попытался смягчить
гнев Ономагулоса, положив руку на его плечо и заговорив с ним мягким
приглушенным голосом. Однако адмирал и сам был владельцем обширного
поместья, так что намеки, принятые Баанесом на свой счет, в не меньшей
степени касались и его.
- Ты знаешь, почему мы удерживаем налоги, - обратился он к Туризину.
- Ты ведь и сам делал то же самое до того, как твой брат скинул
Стробилоса. Зачем же давать бюрократам в руки веревку, на которой они нас
повесят?
- Не скажу, что ты неправ, - хмыкнул Император. - Но так как я не
принадлежу к племени "чернильных душ", Элизайос, то, разумеется, _м_н_е
ты выплатишь налоги без стона?
- Разумеется, - сказал Бурафос, после чего застонал так натурально,
что сидящие за столом прыснули. Даже Адайос Ворцез скривил рот в улыбке.
Марк добавил к характеристике адмирала чувство юмора.
Аптранд, сын Дагобера, заговорил, и суровое предупреждение,
