казаться тебе такими уж странными, - возразил Виридовикс. - И кроме того,
они дарят столько наслаждения. Не так ли, мои милые пташки?
Он обнял всех трех своих подружек, и по тому, как они тесно прижались
к нему, можно было судить о царившем среди них согласии.
Гай Филипп сделал все возможное, чтобы сохранить невозмутимость.
Марк, вероятно, был единственным, кто заметил, как сжались его челюсти и
похолодели глаза. На этот раз насмешки кельта глубоко задели центуриона,
хотя Виридовикс этого и не понял.
Кельт раскрыл было рот, чтобы выдать очередную шутку, но трибун
поспешно наступил ему на ногу.
- Ой! Чтоб ты провалился, неуклюжий бык! - заорал Виридовикс, прыгая
на одной ноге. - Ты что, не видишь, куда ступаешь?
Скаурус извинился, почти искренне: в спешке он наступил на ногу
шутника несколько сильнее, чем хотел.
- Да ладно, чего уж там, - сказал кельт и с наслаждением потянулся. -
Хорошая драка - совсем недурная вещь, чтобы начать вечерок, хотя она могла
бы быть и погорячей. Ну что ж, идем в другую таверну и начнем все
сначала... Ах, негодяй, это была не неловкость! - взревел Виридовикс,
когда трибун наступил ему на другую ногу.
Кельт нагнулся, набрал снега и кинул римлянину в лицо. Марк бросил
снежок в ответ, его поддержала Хелвис, и через минуту все кидались
снежками, хохоча и радостно вскрикивая при удачных попаданиях. Марк был
доволен: бросаться снегом куда более безопасное развлечение, чем затевать
драки по харчевням.
Сидя в столице, легко было думать, что Империя все еще контролирует
свои земли. Это было бы совсем просто, если бы Скаурусу не приходилось
постоянно воевать с налоговыми документами. В кабинете у него висела карта
западных провинций, на которой били показаны города, поставляющие налоги.
Большинство городов и поселков на побережье были отмечены маленькими
бронзовыми гвоздиками, обозначавшими, что имперские агенты собрали
причитающиеся с них налоги. Однако центральное плато, бывшее привычным
местом кочевья каздов, до сих пор оставалось местом для имперских
чиновников недоступным. Хуже всего было то, что территории, занятые
кочевниками, протянулись на восток едва ли не до долины реки Арандос,
откуда уже рукой подать до Гарсавры. Если город падет, это откроет
захватчикам путь на побережье.
Баанесу Ономагулосу горькая правда была известна не хуже, чем
Скаурусу. Земли этого богатого магната были расположены у самой Гарсавры,
и его терпение подвергалось испытанию при каждом новом донесении о
продвижении каздов к городу. Император знал о причинах беспокойства
Ономагулоса и полностью разделял его тревоги. Он бросил в долину Арандоса
все свободные войска, по мнению Марка, даже больше, чем мог позволить себе
Видессос, которому со всех сторон угрожали враги. На на каждом
императорском совете Ономагулос просил отправить к Гарсавре все новые и
новые отряды. Через шесть дней после Дня Зимы Туризин, в ответ на
очередную просьбу первого маршала послать подкрепление в долину Арандоса,
заявил:
- Баанес, я не располагаю неограниченным числом солдат, а Гарсавра -
не единственное слабое звено Империи. Кочевники пробиваются через
Васпуракан к Питиосу, жгут города и селения на юге западных провинций.
Зимнего холода достаточно, чтобы сковать льдом реку Астрис, каморы вполне
могут пощупать нас на юге. Отряд, который я послал на запад десять дней
назад, вероятно, будет последним.
Ономагулос провел рукой по макушке - жест, как предположил Марк,
вошедший у него в привычку еще с тех времен, когда у маршала была густая
шевелюра.
- Двести семьдесят пять солдат. Ура, - сказал он кисло. - Бог знает,
сколько наемников-намдалени и прочих чужеземцев, - он покосился на
Скауруса, - сидят здесь, в городе, и жрут, как стадо свиней.
Баанесу ответил Дракс, и в словах барона была холодная логика
наемника, которую давно замечал за ним Скаурус.
- Зачем Его Величество будет бросать моих людей в бой, к которому они
не приспособлены? Наше вооружение и доспехи значительно тяжелее
видессианских, обычно это очень помогает нам, но в глубоком снегу мы
неповоротливы и станем легкой добычей для кавалерии кочевников.
- То же самое можно сказать и о моих легионерах, но нам придется еще
хуже, ведь мы пехотинцы, - добавил Марк.
На этом спор мог бы и прекратиться, поскольку Баанес сам был солдатом
и мог понять доводы военных. К несчастью, случилось так, что на этом
совете Аптранда замещал Сотэрик. Аптранд свалился с сухим кашлем и высоким
жаром. Горячий и нетерпеливый шурин Скауруса принял заявление Баанеса
слишком близко к сердцу и ответил ему не менее резко.
- Значит, мы свиньи? Если бы ты, проклятый индюк, хоть немного знал,
как нужно воевать с кочевниками, то не попался бы в ловушку под Марагхой и
не сидел здесь, лепеча о помощи, которая потребовалась из-за твоей же
собственной глупости!
- Вонючий варвар! - рявкнул Ономагулос. С треском опрокинув свой
стул, он вскочил на ноги, ища рукой меч. Но искалеченная нога подвела его,
и, чтобы сохранить равновесие, ему пришлось ухватиться за край стола. Эту
рану он получил в том бою, о котором говорил Сотэрик, и насмешка намдалени
ужалила его вдвойне.
- Следи за своим ядовитым языком, - прошипел Скаурус своему
родственнику.
Дракс предупреждающе положил руку на плечо Сотэрика, но тот резким
движением сбросил ее. Ни он, ни Аптранд не питали к барону большой любви.
Ономагулос наконец утвердился на ногах и выхватил саблю из ножен.
- Ну, иди сюда, ублюдок! - заорал он вне себя от ярости. - Я и на
одной ноге разделаюсь с сопливым щенком, как ты!
Сотэрик вскочил со стула, но Скаурус и Дракс, сидевшие по обе стороны
от него, схватили буяна за плечи, и тут боевой клич Туризина пригвоздил
всех к месту.
- Довольно! - рявкнул Император. - Довольно, во имя святого света
Фоса! Оба вы не лучше мальчишек, передравшихся из-за конфеты! Метрикес,
дай Баанесу стул. - Зигабенос бросился выполнять приказание. - Так, а
теперь сядьте и сидите спокойно до тех пор, пока у вас не появится
что-нибудь умное в голове, то, что не стыдно произнести при всех.
Под его гневным взором оба спорщика сели. Сотэрик, слегка
сконфуженный, Баанес, все еще разъяренный я едва скрывающий свою злость.
Он не нашел в себе сил помолчать и спустя насколько минут вновь обратился
к Гаврасу, разговаривая с императором, как с маленьким ребенком:
- В Гарсавру нужно послать еще солдат, Туризин. Это очень важный
город, и сам по себе, и как стратегический пункт.
Император напрягся: Баанес так и не удосужился сменить тон, которым
разговаривал с ним много лет. Гаврас, однако, все еще пытался держать себя
в руках и терпеливо ответил:
- Баанес, я дал Гарсавре по крайней мере две с половиной тысячи
солдат. Вместе с защитниками города, твоими подданными и слугами,
пришедшими из поместий, этого должно быть более чем достаточно, чтобы
удержать город до весны. Ты прекрасно знаешь, что кочевники не могут
летать над снегом, они проваливаются в сугробы так же, как и все
остальные. Когда наступит весна, я собираюсь ударить по врагу и не намерен
разбрасывать солдат туда-сюда, пока у меня вообще никого не останется.
Ономагулос упрямо выставил вперед дрожащую острую бороду:
- Мне нужны еще люди для защиты города, говорю я тебе. Почему ты не
понимаешь очевидных вещей?
Никто из сидящих за столом не решался взглянуть в этот момент на
Туризина, которому так бесцеремонно читали нотацию.
- Ты их не получишь, - просто сказал Гаврас, и все присутствующие
услышали в его голосе предупреждение - все, кроме Ономагулоса.
- Твой брат дал бы их мне! - гневно воскликнул маршал.
Марку хотелось провалиться сквозь землю: ничего худшего Баанес
сказать не мог. Ревность Туризина к дружбе между Маврикиосом и
Ономагулосом была более чем очевидна.
Забыв о приличиях и своем императорском достоинстве, Гаврас подался
вперед и заорал:
- Он дал бы тебе! Он дал бы тебе по шее за твою наглость, паршивый
пес!
- Неоперившийся птенец, щенок, у тебя еще глаза не прорезались, чтобы
увидеть мир таким, как он есть! - Забывшись, Баанес кричал не на
Автократора видессиан, а на младшего братишку своего покойного друга.
- Кусок вонючего навоза! Ты думаешь, что твои драгоценные земли стоят
больше, чем вся Империя!
- Я менял твои мокрые пеленки, сосунок!
Не обращая внимания на окружающих, они выкрикивали оскорбления и
проклятия целую минуту. Наконец Ономагулос снова поднялся из-за стола,
крикнув напоследок:
- Гарсавра получит еще одного человека, клянусь Фосом! Я не останусь
в одном городе с тобой - ты смердишь на всю столицу, и здесь невозможно
дышать!
- Этого более чем достаточно, - парировал Гаврас. - Убирайся ко всем
чертям! Видессос обойдется без твоей помощи!
Пора бы уже мне привыкнуть к виду людей, убегающих с императорского
совета, подумал Скаурус. Баанес Ономагулос, правда, не бежал, а ковылял,
но это ничего не меняло. Подойдя к дверям из полированной бронзы, маршал
повернулся и, сердито зарычав, гневно помахал Туризину кулаком, на что
Император ответил непристойным жестом. Баанес сплюнул на пол, как делали
все видессиане перед едой и питьем, проклиная Скотоса. После этого он
распахнул двери и с грохотом захлопнул их за собой.
- Так. На чем же мы остановились? - спросил Император.
Марк ожидал, что вскоре Баанес опять будет в милости: гнев Императора
поднимался, как паводок, и так же быстро спадал. На этот раз, однако,
вышло иначе. Через два дня после бурной сцены на совете Ономагулос сдержал
обещание: переправился через Бычий Брод и двинулся к Гарсавре.
- Мне это не нравится, - сказал трибун, узнав о действиях маршала. -
Он уходит и фактически плюет Императору в лицо.
Марк был у себя в казарме и все же осмотрелся, прежде чем заговорить:
жизнь в Империи научила его высказывать некоторые соображения приглушенным
голосом.
- Боюсь, что ты прав, - согласился Гай Филипп. - Будь я на месте
Гавраса, давно уже приказал бы привести его закованным в цепи.
- Вы оба мелете чепуху, - пожаловался Виридовикс. - Гаврас сам
приказал ему убираться.
- Приказал провалиться сквозь землю или убираться к дьяволу -
возможно, - поправил кельта Горгидас. - Когда ты наконец поймешь, что
слова могут звучать одинаково, а означать разное?
- Ты думаешь, что ты очень хитрый грек. Вот что я тебе скажу. Если бы
мой дом был в опасности, я отправился бы туда или, вернее, полетел на
крыльях и плевал бы на тех, кто хочет меня остановить, будь то даже сам
император.
Кельт скрестил руки на груди, словно бросал вызов любому, кто станет
с ним спорить. Гай Филипп презрительно фыркнул.
- Скорее всего, ты бы так и сделал. И, возможно, потерял бы свой дом
и дома своих соседей в подачу. Именно так и происходит, если сперва
думаешь о себе и только потом о друзьях. Как ты полагаешь, почему Цезарь
разбивает кельтские кланы поодиночке?
Виридовикс задумчиво пожевал длинный ус. Выпад старшего центуриона
был близок к правде. Потом усмехнулся и махнул рукой:
- В конце концов, это не важно. Разделенные или объединенные, мы
когда-нибудь прогоним вас, и вы улизнете в ваш Рим, зажав хвосты между
ног.
- Этого не будет никогда, - заявил Гай Филипп, и их старый спор
возобновился. С тех пор как римляне попали в Видессос, центурион и
Виридовикс ругались до хрипоты, выясняя, кто выиграет Галльскую войну,
