девушке.
- Подойдет?
Она взяла кольцо, вгляделась, затем, улыбнувшись трибуну, дотронулась
до него своими уверенными, умелыми пальцами.
Как она и говорила, ее палатка была неподалеку. Снимая плащ, Скаурус
подумал о том, что девушка едва ли принесет ему то облегчение, которое он
искал. Все еще сомневаясь, он лег рядом и обнял ее.
7
- Казды взяли Резаину?! - спросил Гай Филипп у Виридовикса с
изумлением в голосе. - Когда ты это услышал?
- Один моряк сказал. Он говорит, что уверен в этом. Они ведь плавают
по всему свету, эти моряки, и узнают новости раньше других.
- И эти новости всегда плохие, - сказал Марк, зачерпывая ложкой
неизменную утреннюю кашу. - Далеко на юге сдалась Кибистра, а теперь еще и
это.
Падение Резаины было большим ударом. Этот город лежал в двух днях
пути к югу от залива Риякс, к востоку от Амориона. Если он действительно
пал, то казды бросятся теперь на фанатиков Земаркоса, засевших в Аморионе.
Города западных провинций сдавались под ударами захватчиков один за
другим, в то время как осада Видессоса все еще тянулась и тянулась без
всякого видимого результата. Кое-кто, правда, уходил из города: одни
спускались со стен, другие уплывали на маленьких лодках, принося вести о
том, что в крепости туже затянули пояса. Говорили они и о жестоком и
жадном правительстве, но какими бы ни были трудности, испытываемые
Сфранцезами, на двойных стенах столицы и высоких башнях ее постоянно
маячили солдаты, по-прежнему готовые защищать город.
- У Туризина не слишком много шансов, - мрачно сказал трибун. - Он не
может вернуться через Бычий Брод на тот берег, чтобы начать войну с Каздом
- сначала ему нужно одолеть Ортайяса и Варданеса. Но к тому времени как
Гаврас побьет их, у него уже не останется земель - кочевники завоюют
Империю, пока он осаждает свою столицу.
- Все, что нам нужно сейчас, - это победа. И чем быстрее, тем лучше.
Но это означает штурм, и я дрожу всякий раз, когда думаю об этом, -
проворчал Гай Филипп.
- Ни разу не видал я еще двух таких мрачных мужиков, - заметил
Виридовикс. - Мы не можем идти, мы не можем остаться. Драться мы тоже не
можем. Так, может, просто напьемся, если уж не остается ничего другого?
- Я слышал советы, которые нравились мне меньше, чем этот, - хмыкнул
Гай Филипп.
Отсутствие логики, обычное для кельта, раздражало Марка. Усмехнувшись
и склонив голову, он иронически спросил:
- Ну и что же нам теперь делать, когда ты перебрал все варианты?
- Я еще не исчерпал их, милый мой римлянин, - парировал кельт, и
глаза его сузились. - Ты оставил в стороне коварство и заговор, а Гаврас
этих возможностей не забывает. Ты слишком честен и доверчив, чтобы найти
выход, но, как знать, не отыщут ли его другие?
Скаурус одобрительно замычал - в словах Виридовикса была доля правды.
Однако ему не слишком понравилось то, что кельт подразумевал под словами
"честен и доверчив". "Простофиля" - вот что имел он в виду. Марк не думал,
что заслужил такое определение.
Марк не стал повторять ночи, проведенной с проституткой. Ее объятия
не решили проблем, которые возникли у него с Хелвис. Раздоры их, если уж
на то пошло, стали глубже. Все чаще и чаще тишина, разделявшая их,
напоминала душное одеяло. Трибун вздохнул с облегчением, когда неприятные
мысли эти были прерваны появлением рослого видессианина - императорского
гонца для поручений. Он выпил последний глоток светлого видессианского
пива - вино здесь было слишком сладким, чтобы пить его по утрам - и
сказал:
- Я слушаю тебя.
Гонец поклонился ему, как любому старшему по званию командиру, но
Скаурус заметил его слегка поднятую бровь и поджатые губы - для
аристократов-видессиан пиво было напитком простолюдинов.
- В палатке Его Величества во втором часу дня будет проходить
офицерский совет.
В Видессосе, как и в Риме, день и ночь делили на двенадцать частей,
считая от восхода солнца до заката. Трибун взглянул на небо.
- Ну что ж, времени достаточно, чтобы подготовиться.
- Не желаешь ли ты глоток эля? - спросил Виридовикс посланца,
протягивая ему маленький бочонок с пивом. Марк видел, как под
огненно-рыжими усами кельта зазмеилась улыбка.
- К сожалению, не могу, - ответил посланец Туризина. Голос его
по-прежнему ничего не выражал. - Мне нужно передать поручение другим
офицерам.
Поклонившись во второй раз, он исчез.
Как только гонец скрылся с глаз, Гай Филипп хлопнул Виридовикса по
спине.
- "К сожалению, не могу", - передразнил он видессианина. Центурион и
кельт громко рассмеялись, забыв свои ссоры.
- А не выпьешь ли ты глоток эля? - спросил его Виридовикс.
- Я? Великие боги, нет! Терпеть его не могу.
- Ну что ж, нет смысла пропадать хорошему напитку, - сказал
Виридовикс и, припав к бочонку, сделал большой глоток.
Командиров, собравшихся в палатке Туризина, было легко разделить на
тех, кто знал о падении Резаины, и тех, кто еще не знал об этом. Волны
нетерпения пробегали по первой группе, хотя едва ли кто-нибудь мог
сказать, чего, собственно, ждет. Остальные сидели спокойно, как на любом
другом офицерском совете, когда ничего особенного ожидать не приходится. В
течение первых десяти минут казалось, что так оно и будет.
Совет начался с того, что двое крепких охранников приволокли в
палатку видессианского лейтенанта с длинной козлиной бородкой и
испуганными глазами.
- Ну, что еще стряслось? - нетерпеливо спросил Туризин, барабаня
пальцами по столу. У него были куда более срочные и важные дела, чем этот
трясущийся юнец, что бы он там ни натворил.
- Ваше Величество... - дрожащим голосом начал лейтенант, но Гаврас
взглядом заставил его замолчать и обратил взор на старшего стражника.
- Арестованный, зовущийся Пастиллас Монотэс, вчера вечером в
присутствии своих солдат нанес Вашему Величеству злобное и грязное
оскорбление. - Голос солдата, обвинявшего Монотэса, был лишен всякого
выражения.
Видессианские офицеры, сидящие за столом, замерли с вытянувшимися
лицами, а Туризин насторожился. Намдалени, каморы и римляне понимали
свободу выражений как нечто само собой разумеющееся, но здесь была
Империя, старое государство, переполненное правилами, строго
регламентирующими отношение к членам императорской фамилии. Даже такой не
вполне традиционный император, как Туризин, не мог потерпеть неуважения к
своей высокой особе без того, чтобы не упасть в глазах подданных. Марк
сочувствовал испуганному молодому офицеру, но знал, что не осмелится
вмешаться в решение этого совета.
- Чем же именно этот Монотэс оскорбил меня? - спросил Император. В
его тоне слышалась официальность, принятая при дворе.
- Ваше величество, арестованный говорил, что единственное, на что вы
способны, - это осадить Видессос, что вы трусливый шакал, евнух с сердцем
курицы и человек с рыком льва и душой мыши. Это его собственные слова,
сказанные им, по-видимому, в состоянии сильного опьянения.- При последних
словах в тоне гвардейца проскользнула наконец нотка человечности.
Туризин внимательно посмотрел на Монотэса, который от страха;
казалось, становился все меньше и меньше прямо на глазах.
- Любопытную помесь зверей я собой представляю, а? - сказал он и
усмехнулся.
Надежды Скауруса на благополучный исход дела возросли. Замечание
Императора не было похоже на прелюдию к суровому приговору. Искренне
заинтересованный, Гаврас спросил:
- Мальчик, неужели ты действительно сказал обо мне все это?
- Да, ваше величество, - пролепетал несчастный юноша, и его лицо
стало бледным, как шелк-сырец. Он глубоко вздохнул и вдруг выпалил: -
Худшего мне было бы не придумать, даже если бы я выпил море вина!
- Какое неуважение, - пробормотал Баанес Ономагулос, но Туризин
весело улыбнулся и закашлялся, чтобы скрыть разбиравший его смех.
- Заберите его и выведите наружу, - приказал он страже. - Дайте ему
несколько тычков по заднице и гоняйте, пока винные пары не улетучатся из
его башки. Я трусливая мышь, а? - фыркнул Император, вытирая выступившие
от смеха слезы. - Ну, убирайся отсюда, живо. Чего ты здесь торчишь? -
обратился он к бормотавшему слова благодарности Монотэсу.
Юноша чуть не рухнул на землю, когда стражи отпустили его, и кое-как
выполз из палатки.
Вместе с ним исчезло и веселье Туризина.
- Все ли здесь? - спросил Император.
Несколько стульев еще пустовало. Когда наконец последний вождь
каморов ввалился в палатку, Туризин бросил на него яростный взгляд,
нисколько, впрочем, не смутивший кочевника. Гнев оседлого человека не
много стоил в его глазах - даже если тот и был Императором.
- Очень приятно, что ты соизволил присоединиться к нам, - начал
Гаврас и тут же, оборвав сам себя, выпалил. - Предлагаю передвинуть
палатки к стенам и начать штурм города через два дня.
Наступила тишина, взорвавшаяся через секунду множеством голосов.
Скаурус еще никогда не видел, чтобы командиры Туризина так возмущались.
- Тогда ты лопух и потерял остатки мозгов, которые у тебя еще были! -
перекрывая все вопли, гремел голос Сотэрика.
- Как ты объяснишь это сумасшествие? - вторил ему Аптранд, сын
Дагобера.
В то время как Сотэрик пылал гневом, в голосе более старшего
намдалени слышалось только холодное любопытство. Он глядел на Туризина
так, словно перед ним был трудный текст, описывающий древние деяния Фоса.
- Намдалени никогда не знают, что происходит вокруг, - заметил Гай
Филипп, однако недовольные крики сидящих вокруг офицеров заглушили его
голос, в котором прозвучала легкая неприязнь - для профессионального
солдата информация означала иногда жизнь. Намдалени наемники по призванию,
слишком часто попадали впросак из-за своей неосведомленности. Скаурус
понимал неодобрение старшего центуриона, как понимал и то, почему солдаты
Княжества порой не знали о происходящих вокруг событиях. В глазах
видессиан они были не только еретиками, но и людьми, готовыми напасть на
Империю, если ситуация будет подходящей. Неудивительно, что новости так
медленно доходили до них.
Туризин подождал, пока утихнет шум, и Марк, зная, что Император
наиболее опасен, когда контролирует свой гнев, насторожился.
- Я потерял свои мозги? - холодно повторил Гаврас, смерив Сотэрика
взглядом, словно орел, глядящий на бегущего далеко внизу волчонка. Сотэрик
дрогнул и отвел глаза. Трибун невольно восхитился силой духа своего
шурина, если не его здравым смыслом.
- Да, клянусь Игроком, - ответил намдалени. - Сколько времени мы
просидели здесь, ничего не делая и ожидая, пока осажденные подохнут с
голоду? Чего ради сейчас тебе вдруг приспичило лезть на стены? Из-за того,
что какой-то щенок недостаточно почтительно отозвался о своем Императоре,
ты готов начать этот дурацкий штурм и угробить свою армию? Это настоящий
идиотизм, я тебе скажу.
- Следи за своим языком, островитянин, не забывайся! - прорычал
Баанес Ономагулос, испытывавший к намдалени застарелую неприязнь, которая
поборола даже его неоднозначные чувства к Туризину.
Другие видессианские офицеры неодобрительно заворчали. Если бы
Сотэрик говорил таким тоном с Маврикиосом Гаврасом в присутствии Туризина,
младший брат Императора наверняка бы взорвался. Но сейчас дерзкая речь
намдалени была обращена к нему самому, и Туризин ответил серьезно и прямо,
