более важным обстоятельством было то, что преследовать кавалерию пехотой
весьма опасно: если во время погони намдалени решат нанести удар, то
смогут отсечь и уничтожить большую часть его немногочисленного отряда. В
таком беспорядке римляне были достаточно уязвимы для тяжеловооруженных
конных копейщиков.
Катриши и кавалерия Гавраса, преследуя отступающих солдат Сфранцеза,
сделали все возможное, чтобы обратить их в бегство, однако намдалени и
кочевники все еще численно превосходили армию Туризина и отступали в
полном порядке.
Скаурус взглянул на небо и издал удивленный возглас. Солнце,
казалось, всего несколько минут назад светившее прямо им в глаза, ушло уже
далеко на запад. Марк только сейчас понял, что устал, голоден, иссушен,
как видессианское плато в жаркий летний день. Ему необходимо было
отдохнуть. Рана на правой руке, не замеченная им в пылу сражения, дала о
себе знать пульсирующей болью. Попавший в нее пот еще больше усиливал
боль. Трибун сжал и развел пальцы - все в порядке, сухожилия не
повреждены.
Легионеры обыскивали трупы убитых врагов, приканчивали раненых
лошадей и тех намдалени, которых уже невозможно было спасти. Противники с
более слабыми ранениями получали ту же быструю грубоватую помощь, что и
сами римляне, - их можно было обменять на пленных или вернуть за выкуп, и
потому жизни их ничего не угрожало.
Тяжело раненных римлян перенесли на носилках в лагерь, где их уже
должны были ждать Горгидас и Нейпос. Толстенького жреца Марк заметил,
когда тот давал указания десятку женщин, занятых обработкой ран и
повязками. Горгидаса поблизости видно не было, и, удивленный этим, Скаурус
поинтересовался, где находится врач.
- Разве ты не знаешь? - обернулась к трибуну одна из женщин,
помогавших Нейпосу. Марк глупо уставился на нее. Нейпос мягко сказал:
- Ты все узнаешь в своей палатке, Скаурус.
- Что? Почему он?.. Ох! - Марк бегом бросился к палатке, хотя еще
секунду назад еле стоял на подкашивающихся ногах. Он едва не столкнулся с
Горгидасом, появившимся из-под брезентового полога.
- Привет. Как прошла твоя глупая битва? - приветствовал врач трибуна.
- Мы победили, - машинально ответил Марк и, заикаясь, спросил: -
Как?.. Хелвис, я... - больше он не смог выдавить из себя ни слова. Сейчас
у него были более важные дела, чем война.
- Все в порядке, мой друг. У тебя родился сын, - сказал Горгидас. Его
суровое лицо разгладилось, а глаза сияли. Врач взял трибуна за руку.
- А.. а Хелвис? Как она? - спросил Марк, хотя, судя по улыбке грека,
все было в порядке.
- Как следовало ожидать и даже лучше. Пожалуй, это были самые легкие
роды из тех, что я принимал. Заняли всего полдня. У нее широкие бедра, к
тому же это не первый ребенок. Да, с ней все хорошо.
- Благодарю тебя, - сказал трибун.
Горгидас все еще держал его за локоть. Он по-прежнему улыбался, но
глаза его печально смотрели куда-то вдаль.
- Я завидую тебе, - медленно произнес он. - Должно быть, это
прекрасно - быть отцом.
- Так и есть, - ответил Марк, удивленный грустью, прозвучавшей в
голосе грека. Он подумал, что Горгидас, должно быть, очень ранимый
человек, и был тронут его доверием.
- Благодарю тебя, - повторил он снова.
Их глаза встретились, и на какое-то мгновение они почувствовали, что
понимают друг друга полностью. Это длилось недолго, а потом к Горгидасу
вернулась его обычная невозмутимость.
- Некогда мне болтать, - сказал он, слегка подтолкнув трибуна к
палатке. - У меня много дел. Нужно поставить кучу заплаток на дырявые
шкуры дураков, которые предпочитают отнимать жизни, вместо того чтобы
творить их.
С Хелвис была подруга Муниция, Ирэн, со своей двухмесячной девочкой.
Вероятно, в ожидании Горгидаса, она начала открывать боковую часть тента,
когда Марк, все еще разгоряченный, в пыльных и грязных доспехах, ввалился
в палатку. Здесь было душно, пахло потом и кровью, как на поле битвы, и
Марк подумал, что у женщин свои сражения, не менее тяжелые, чем у мужчин.
- Что с Муницием? Он не ранен? - спросила Ирэн тревожно.
- Нет, цел и невредим. Он толковый боец и получил всего одну
царапину.
Голос трибуна разбудил дремавшую в постели Хелвис. Марк склонился над
ней и нежно поцеловал ее. Ирэн, успокоенная тем, что ее Муниций жив, тихо
выскользнула из палатки. Хелвис устало улыбнулась трибуну. Ее мягкие
каштановые волосы растрепались и были мокрыми от пота, глубокие тени
лежали под глазами. И все те лицо ее сияло торжеством, когда она подняла
закутанный в одеяло из шерсти ламы сверток и проглянула его Скаурусу.
- Дай, дай мне посмотреть на него, - сказал Марк, осторожно принимая
из ее рук легкую ношу.
- На него? Ты уже видел Горгидаса? - спросила Хелвис обличающим
голосом, но Марк не слушал ее, глядя в лицо своего новорожденного сына.
- Он похож на тебя, - мягко сказала Хелвис.
- Что? Глупости.
Ребенок был красный, в морщинках, с плоским носиком и почти
безволосый. В нем едва можно было признать человека, а уж о каком-то
сходстве говорить и вовсе не приходилось. Большие серо-голубые глаза
остановились на трибуне. Ребенок задвигался. Скаурус, непривычный к таким
вещам, чуть не уронил его. Сморщенная ручка вылезла из-под одеяла, и
показался крошечный кулачок. Марк осторожно подставил палец, и малыш
схватил его с удивительной силой. Трибун поразился идеальной миниатюрности
создания. Ручки, ножки, крошечные коготки - все это умещалось на двух его
ладонях.
- Он полностью завершен, - сказала Хелвис, неправильно истолковав
пристальный взгляд трибуна. - Десять пальцев на руках и ногах. Все, как
полагается.
Они рассмеялись, а ребенок заплакал.
- Дай его мне, - сказала Хелвис и прижала сына к груди. Малыш сразу
успокоился. - назовем его, как договаривались?
- Да, наверное, - вздохнул трибун. Ему не слишком нравилась
заключенная несколько месяцев назад договоренность, он предпочел бы чисто
римское имя, хорошо звучавшее по-латыни, чтобы продолжить род Скаурусов.
Но Хелвис протестовала, считая, что в этом случае будет обойден ее род
Договорились на том, что мальчика в честь ее отца назовут Дости, а когда
будет необходимо, добавят к нему латинское имя Скауруса.
- Дости, сын Амелия Скауруса, - сказал Марк с удовольствием и
усмехнулся, взглянув на малыша - А знаешь, имя нашего сына длиннее, чем он
сам.
- Ты сумасшедший, - сказала Хелвис, но тоже улыбнулась.
5
Летнее солнце стояло высоко в небе. Город Видессос, столица и сердце
Империи, носящей его имя, сверкал в ярких лучах. Белый мрамор, темный
песчаник, красные кирпичи и, конечно же, мириады золотых шаров на храмах
Фоса - все это было так близко, что, казалось, протяни руку и дотронешься
до них. Но между армией, стоящей на западном берегу пролива, называемом
видессианами Бычий Брод, и таким желанным и близким городом неутомимо
сновали патрульные корабли Ортайяса Сфранцеза. Он, правда, потерял дальние
береговые пригороды, но его боевые корабли по-прежнему контролировали
пролив. Когда армия Сфранцеза отступила, она не оставила Гаврасу ничего,
кроме десятка рыбачьих баркасов. Даже Туризин, кипящий от желания
схватиться с предателем, не решался пересечь пролив с такой жалкой
"флотилией" - ведь его ждали боевые корабли. Вынужденный остановиться, он
изливал свое раздражение на армию.
Туризин собрал своих офицеров в бывшей резиденции губернатора, совсем
недавно удравшего к Ортайясу. В окно, выходящее на восток, открывался
великолепный вид на Бычий Брод и Видессос, и Марк подозревал, что Гаврас
выбрал эту комнату, чтобы подтолкнуть своих военачальников к решительным
действиям.
- Туризин, без кораблей мы состаримся здесь, - сказал Баанес
Ономагулос. - Мы можем набрать армию в десять раз больше этой, но стоить
она будет не больше фальшивого медяка. Нам нужно взять под контроль море.
Баанес ударил палкой по столу. Рана изувечила и укоротила его левую
ногу, но не укротила дух. Туризин гневно сверкнул глазами, его взбесил
покровительственный тон Баанеса. Низкорослый, худой и лысый, Ономагулос
был другом Маврикиоса Гавраса с детства и до сих пор не считал, что
младший брат Императора занял место, полагающееся ему по праву.
- Я не могу создать флот мановением руки, - буркнул Туризин. -
Сфранцез хорошо платит своим капитанам, он прекрасно знает, что только это
и удерживает его голову на плечах.
Марк полагал, что это преувеличение. Отсюда были хорошо видны не
только великолепные здания и чудесные сады города, но и его укрепления,
самые мощные из всех, которые римлянин когда-либо видел. Даже если они
каким-то образом переберутся через Бычий Брод, перспектива брать штурмом
эти двойные стены может устрашить любого военачальника. Ну что ж, сначала
разрешим одну проблему, потом другую, подумал трибун.
- Думаю, Ономагулос прав. Без кораблей мы проиграем. Почему бы не
получить их из Княжества? - впервые подал голос Аптранд, сын Дагобера. Его
островной акцент был так силен, что мог сойти за диалект халога, родичей
намдалени. Солдаты Аптранда, прошедшие путь от Фанаскерта до побережья
через западные равнины, были новичками в Видессосе.
- Так, новая идея, - сухо сказал Туризин. Предложение это явно
пришлось Гаврасу не по душе, но силы Аптранда превышали его собственные на
треть и ему приходилось выбирать выражения.
Намдалени ответил ему ледяной улыбкой. Зима стояла в его холодных
голубых глазах, где, казалось, отражался лед его родины, завоеванной
предками Аптранда двести лет назад. Отвечая иронией на иронию, он спросил:
- Ты ведь не можешь сомневаться в нашей лояльности, верно?
- Разумеется, нет, - ответил Туризин, и фраза эта вызвала у
присутствующих приглушенные смешки. Княжество Намдален было колючкой в
теле Видессоса с момента своего бурного рождения. Завоеватели-халога
недолго оставались грубыми пиратами и многому научились у своих более
цивилизованных подданных. Это сделало их потомков грозными воинами. Они
сражались за Империю, это правда, но как сами намдалени, так и те, кто
платил им, хорошо знали, что островитяне разорвали бы Видессос на части
при первой возможности.
- Так вы наймете наши корабли? - требовательно спросил у Гавраса
Сотэрик, сын Дости. Брат Хелвис сидел по правую руку от Аптранда - молодой
намдалени многого достиг с тех пор, как трибун видел его в последний раз.
- Вы скорее выиграете войну с нашей помощью, чем проиграете ее без нас, а?
Скаурус моргнул: Сотэрик всегда спрашивал так, чтобы можно было
ответить только "да". Длинный гордый нос намдалени напоминал о его
видессианских предках, но в остальном он очень походил на свою сестру.
Туризин посмотрел на Сотэрика, перевел взгляд на трибуна и снова
уставился на намдалени. Марк сжал губы - он знал, что Император все еще
подозрительно относится к дружеским и кровным связям, существующим между
островитянами и римлянами.
- Возможны и другие варианты. - Гаврас прямо взглянул на трибуна. -
Что скажешь ты? Пока что я не слышал от тебя ни слова.
Трибун был рад, что ему удалось ответить спокойно.
- Корабли нам необходимы, но, где их достать, я не знаю. Мы, римляне,
всегда лучше сражались на суше, чем на море. Высади меня на другом берегу
Бычьего Брода, и, клянусь, ты услышишь обо мне.
Туризин мрачно улыбнулся:
- Охотно верю. В тот день, когда ты не скажешь того, что думаешь, я
