лекарей.
Он взглянул на нее, и ее красота и печаль глубоко тронули его сердце.
А она посмотрела на него и увидели серьезную нежность в его глазах, и так
как она выросла среди людей войны, она поняла, что перед нею стоит тот, с
кем ни один всадник рохана не сможет соперничать в битве.
- Чего же вы хотите? - снова спросил Фарамир. - Если это в моей
власти, я выполню ваше желание.
- Я хочу, чтобы вы приказали главе выпустить меня, - сказала она; но
хотя слова ее оставались гордыми, сердце ее дрогнуло и впервые она
почувствовала сомнение. Она подумала, что этот высокий человек,
одновременно строгий и мягкий, решит, что она просто капризничает, как
ребенок у которого не хватает твердости, чтобы закончить скучную работу.
- Я сам сейчас подчиняюсь главе, - ответил Фарамир. - Я еще не принял
власть над городом. Но даже если бы я сделал это, я все равно прислушался
бы к его советам и не противоречил бы ему в вопросах его мастерства, разве
лишь в случае крайней необходимости.
- Но я не хочу лечиться, - сказала она. - Я хочу отправиться на
войну, как мой брат Эомер или как король Теоден, который погиб и лежит в
чести и мире.
- Слишком поздно, леди, следовать за капитанами, даже если бы у вас
хватило для этого сил, - сказал Фарамир. - Но смерть в битве может ко всем
нам прийти, хотим мы этого или нет. Вам лучше подготовиться к этому и
исполнять советы лекарей. Вы и я, мы должны терпеливо выносить часы
ожидания.
Она не ответила, но когда он взглянул на нее, ему показалось, что
что-то ней смягчилось, как будто суровый мороз уступил первым признакам
весны. Слезы блеснули на ее глазах и поползли по щеке, как сверкающая
дождевая капля. Ее гордая голова немного опустилась. Потом спокойно,
скорее разговаривая с собой, чем с ним, она сказала:
- Но лекари заставят меня семь дней лежать в постели. А мое окно
выходит не на восток...
Теперь у нее был голос юной и печальной девушки.
Фарамир улыбнулся, хотя сердце его было полно жалости.
- Ваше окно не выходит на восток? Это легко исправить. Я прикажу
главе. Если вы останетесь в этом доме, леди, и будете отдыхать, то вы
сможете гулять в саду на солнце, если захотите; и будете смотреть на
восток, туда, где находятся все наши надежды. И здесь вы найдете меня. Я
тоже буду ходить, ждать и смотреть на восток. Мне будет лучше, если вы
будете гулять и разговаривать со мной.
Она подняла голову и снова посмотрела в его глаза; на ее бледном лице
появился и цвет.
- Чем я облегчу ваше положение, повелитель? - спросила она. - Я не
хочу ни с кем разговаривать.
- Вы хотите получить ясный ответ?
- Да.
- Тогда, Эовин роханская, я скажу, что вы прекрасны. В долинах среди
наших холмов растут прекрасные и яркие цветы, а девушки наши еще краше, но
я не видел в Гондоре ни цветка, ни девушки, столь прекрасных и печальных.
Может быть, лишь несколько дней осталось миру до наступления тьмы; и когда
она придет, я надеюсь мужественно встретить ее. Но у меня будет легче на
сердце, если, пока светит солнце я смогу видеть вас. Мы с вами оба прошли
под крыльями тени, и одна и та же рука вывела нас оттуда.
- Увы, не меня! - возразила она. - Тень все еще лежит на мне. Не
ищите лекарей. Я привыкла к мечу, и рука у меня тяжелая. Благодарю вас за
то, что мне не нужно возвращаться в мою комнату. Я буду гулять, с
позволения наместника города.
И, вежливо поклонившись, она ушла. А Фарамир долго ходил один по
саду, и теперь его взгляд чаще устремлялся на дом, чем на восток.
Вернувшись в свою комнату, он вызвал главу и выслушал то, что тот мог
сказать о леди роханской.
- Не сомневаюсь, повелитель, - сказал глава, - что вы больше узнаете
от невысоклика, который с нею; он ехал с королем и был с нею до конца.
Так Мерри был послан к Фарамиру, и пока длился день, они долго
разговаривали, и Фарамир узнал многое, гораздо больше, чем было выражено в
словах. И он подумал, что понимает теперь печаль и беспокойство Эовин
роханской. И прекрасным вечером Фарамир и Мерри прогуливались в саду, но
она не пришла.
Но на утро, выйдя из дома, Фарамир увидел ее. Она стояла на стене.
Одетая в белое, она сверкала на солнце. Он позвал ее и она спустилась, и
они гуляли по траве и сидели под зелеными деревьями, иногда молча, иногда
разговаривая. И каждый последующий день они поступали так же. И глава
домов, глядя на них из окна, радовался: он был целитель, и задача его
облегчалась. И хотя дни были тяжелы от страха и дурных предчувствий, эти
двое с каждым днем становились сильнее.
Так наступил пятый день с тех пор, как Эовин впервые пришла к
Фарамиру; они вместе стояли на стене города и смотрели наружу. Все еще не
приходило никаких новостей, и сердца всех были омрачены. Погода тоже стала
хуже. Было холодно. Дул резкий северный ветер, земля вокруг города
выглядела серой и унылой.
Они были одеты в теплую одежду и теплые плащи, а поверх всего на леди
Эовин была большая накидка цвета летней ночи, вся усаженная серебряными
звездами. Фарамир послал за этой накидкой, укутал в нее Эовин; и она
стояла рядом с ним, была прекрасна и горда, как королева. Накидка эта была
изготовлена для матери Фарамира, Финдуилас Амротской, безвременно умершей;
и для него она была лишь смутным воспоминанием о чем-то ласковом и о
первом большом горе; и ее одежда казалась ему соответствующей красоте и
печали Эовин.
Она вздрогнула под звездной накидкой и посмотрела на север.
- Куда вы смотрите, Эовин? - спросил Фарамир.
- Разве не в той стороне черные ворота? И разве он теперь не там?
Прошло семь дней, как он уехал.
- Семь дней, - сказал Фарамир. - Не думайте обо мне плохо, но я скажу
вам: эти семь дней принесли мне радость и печаль, которых я не знал
раньше. Радость видеть вас, и боль, потому что теперь страхи и сомнения
этого злого времени удвоились. Я не хочу конца мира, Эовин, не хочу
утратить так скоро то, что нашел.
- Утратить то, что вы нашли? - повторила она, серьезно глядя на него.
- Я не знаю, о чем вы говорите. Но не будем, друг мой, говорить об этом. Я
стою на самом краю, мрачная пропасть открывается у моих ног, и есть ли
какой-нибудь свет за мной, я не могу сказать. Потому что я еще не могу
повернуться. Я жду знака судьбы.
- Да, мы ждем знака судьбы, - согласился Фарамир. Больше они ничего
не сказали. Им показалось, что ветер стих, свет померк, солнце потемнело и
все звуки города прекратились. Не слышно было ни ветра, ни голоса, ни
крика птицы, ни шелеста листвы и ни их собственного дыхания. Даже биение
сердец не было ощутимо. Время остановилось.
Руки их встретились и сжались, хотя они и не знали этого. Они ждали,
сами не зная чего. И вот им показалось, что над хребтами отдаленных гор
поднимается еще одна огромная гора тьмы, поднимается, как волна, готовая
поглотить весь мир; в ней сверкали молнии. Дрожь пробежала по земле, и они
почувствовали, как затряслись стены города. Земля испустила звук, похожий
на вздох. Сердца их вновь забились.
- Это напомнило мне Нуменор, - сказал Фарамир и сам удивился звуку
собственного голоса.
- Нуменор?
- Да, потонувшую землю запада, и черную волну, поглотившую зеленые
земли и холмы. Мне это часто снилось.
- Значит, вы думаете, что идет тьма? - спросила Эовин. - Тьма
неизбежна? - И она вдруг прижалась к нему.
- Нет, - ответил Фарамир, глядя ей в лицо. - это просто видение. Я не
знаю, что происходит. Разум говорит мне, что приближается большое зло и мы
стоим у конца дней. Но сердце говорит - нет. Тело у меня легкое, и надежда
и радость пришли ко мне, хотя я сам не понимаю, почему, Эовин. Эовин,
белая леди рохана, не верьте в этот час, что тьма победит! - Он наклонился
и поцеловал ее в лоб.
Так стояли они на стене города, дул сильный ветер, и их волосы,
черные и золотые, смешивались при порывах ветра. И тень ушла, и солнце
горячо ударило лучами, и всюду стало светло. Воды Андуина сверкали
серебром, и во всех домах города запели от радости, овладевшей их сердцами
неизвестно почему.
И прежде чем солнце стало склоняться к закату, прилетел большой орел.
Он выкрикивал новости от капитанов запада:
Пойте, люди башни Анора:
Королевство Саурона кончилось навсегда,
И Башня Тьмы разрушена.
Пойте и радуйтесь, люди Башни Стражи
Ваша вахта была не напрасной, черные ворота разбиты
Ваш король в них, он непобедим.
Пойте и радуйтесь, дети запада: ваш король вернулся,
Он будет жить среди вас все дни вашей жизни.
И увядшее дерево зацветет вновь,
И король вырастит его в высоких местах,
И город будет благословенен.
Пойте все, вы, люди!
И люди во всем городе пели.
Следующие дни были золотыми, весна и лето соединились и пировали на
полях Гондора. Быстрые всадники привезли от Каир Андроса сообщения о всем
случившемся, и город готовился к прибытию короля. Мерри был вызван и уехал
с телегами, которые везли припасы в Осгилиат и оттуда кораблями к Каир
андросу; но Фарамир остался - вылечившись, он принял на себя власть и
наместничество, хотя и ненадолго. Его обязанностью было подготовить все
для того, кто его сменит.
И Эовин не уехала, хотя брат просил ее прибыть на поле Кормаллен.
Фарамир дивился этому, но он редко видел ее, будучи занятым многими
делами; она продолжала жить в домах излечения и одна ходила по саду, и
лицо ее снова побледнело, и казалось, что во всем городе она одна была
нездорова и печальна. Глава домов забеспокоился и поговорил с Фарамиром.
Тогда Фарамир пришел и увидел ее, и они снова вместе стояли на стене.
И он сказал ей:
- Эовин, почему вы задержались здесь и не отправились в Кормаллен за
Ктаир Андросом, где вас ждет ваш брат?
И она сказала:
- Разве вы не знаете?
Но он ответил:
- Могут быть две причины, но которая из них истинная, я не знаю.
И она сказала:
- Я не хочу играть в прятки. Говорите яснее.
- Если хотите, леди, - согласился он, - вы не пошли, потому что вас
звал только ваш брат, и вид лорда Арагорна, потомка Элендила, в его
торжестве теперь не принесет вам радости. Или же потому, что я не пошел, а
вы хотите оставаться рядом со мной. А может, верны обе причины, и вы сами
не можете выбрать. Эовин, любите ли вы меня, полюбите ли когда-нибудь?
- Я желала быть любимой другим, - ответила она. - Но мне не нужна
ничья жалость.
- Это я знаю, - сказал он. - Вы желали любви лорда Арагорна. Он велик
и могуществен, а вы хотели славы, хотели быть поднятой над всеми, кто
ползает по земле. Он казался вам восхитительным, как великий капитан юному
солдату. И он действительно величайший из людей. Но когда он ответил вам
лишь пониманием и жалостью, вы не захотели ничего, вы искали доблестной
смерти в битве. Посмотрите на меня, Эовин.
И Эовин долго смотрела на Фарамира, и Фарамир сказал:
- Не называйте жалостью дар верного сердца, Эовин! Я не предлагаю вам
жалость. Вы высокая и доблестная леди и сами заслужили славу, которая не
будет забыта. И вы прекрасны, даже в языке Эльфов не найдется слов для
описания вашей красоты, и я люблю вас. Раньше я жалел вас. Но теперь, даже
если бы у вас не было никаких печалей, если бы не было у вас страхов, если
бы вы были благословенной королевой Гондора, я все равно любил бы вас,
Эовин, любите ли вы меня?
И тогда сердце Эовин смягчилось, или она сама поняла его. Неожиданно
