рассказал о каких-то сверхъестественных видениях на вершине Эвереста, и мне
приходится разочаровывать людей. Многие стремятся прикоснуться ко мне, думая
таким образом исцелиться от болезни. Были и такие, которые во что бы то ни
стало хотели видеть во мне второго Будду или земное воплощение Шивы, а
однажды в Мадрасе несколько старух зажгли лампады и повалились ниц передо
мной. Мне оставалось только ласково заговорить с ними и помочь. им подняться
на ноги.
У меня было много возможностей заработать деньги. Конечно, мое
состояние не сравнишь с богатством какого-нибудь магараджи, но все же я живу
значительно обеспеченнее, чем прежде. Помимо гонорара от Юнайтед Пресс и
даров городов и организаций мне предлагали немало денег различные фирмы,
желавшие использовать мое имя для рекламы. Правда, я принял только два таких
предложения, после чего решил, что лучше не впутываться в подобные дела.
Я уже говорил о двух камнях, которые подобрал у самой вершины Эвереста.
Было у меня и еще несколько штук, взятых немного ниже, и едва из печати
стало известно о камнях с Эвереста, как любители сувениров стали предлагать
мне большие деньги за них. Однако я не стал ничего продавать. Несколько
камешков я подарил Неру, остальные оставил себе. Кроме шарфа Ламбера,
который я отослал хозяину, я не расстанусь ни с чем из того, что было на мне
во время заключительного восхождения. Слишком дорог мне Эверест, слишком
велик, чтобы я мог позволить себе наживаться таким путем.
В начале 1954 года я получил от нью-йоркского Клуба исследователей
приглашение посетить США. Приглашение было передано через моего друга принца
Петера греческого и датского, проживающего близ Калимпонга. Как ни хотелось
мне согласиться, я решил в конце концов, что самым правильным будет
отказаться. Причин было несколько, и все самые простые и исключительно
личного порядка. Во-первых, в этот момент была в самом разгаре перестройка
моего дома. Он обошелся мне вдвое дороже, чем предполагалось, подобно
большинству домов, и я предпочитал оставаться дома, чтобы наблюдать за
работами. Затем надо было сделать кое-что для альпинистской школы, в которой
мне уже шло жалованье от правительства Западной Бенгалии. Далее, я не смог
бы взять с собой жену и дочерей, да еще клуб сообщил, что не может оплатить
проезд Роби Митра, а он был мне просто необходим как переводчик и советник.
И наконец, я счел самым правильным отложить поездку в Америку до издания
моей книги, которая уже тогда планировалась и на которую я возлагал большие
надежды. "Если я поеду теперь, -- писал я принцу Петеру, -- это будет все
равно что возить напоказ дурачка и люди получат обо мне неправильное
представление".
Все эти причины казались мне простыми и естественными. Тем не менее и
на этот раз разгорелись политические страсти, стали говорить, что мне
запретили ехать из-за натянутых отношений между Индией и США в связи с
американской военной помощью Пакистану. Это сильно задело меня. Я не люблю,
когда меня втягивают в подобные истории или используют мое имя в целях
определенной пропаганды. Могу только повторить по этому поводу то же, что
говорил раньше. Мой отказ объясняется отнюдь не политическими, а
исключительно личными причинами. Ни Неру, ни кто-либо другой из индийского
правительства не запрещал мне ехать и не оказывал на меня никакого давления.
Так я сказал тогда американскому послу мистеру Джорджу Аллену, который
приехал в Дарджилинг побеседовать со мной, это же я повторю и теперь самым
настоятельным образом. Мистер Аллен отнесся весьма приветливо и с полным
пониманием к моему объяснению и не стал настаивать.
Позднее, когда он снова приехал в Дарджилинг, чтобы вручить мне медаль
американского Национального географического общества, мы долго самым
дружеским образом беседовали о том, как и когда я посещу его страну.
Повидать Соединенные Штаты -- одно из моих самых сокровенных желаний. Это
такая большая страна, полная жизни, людей, идей и предметов! Когда я поеду
туда, то в числе прочего мои мысли будет занимать "джип" и киноаппарат. Еще
я мечтаю вдоволь покататься по большим, широким дорогам. Подобно большинству
моих знакомых-американцев, я люблю скорость. Если я научусь сам водить
машину до того, как приеду в Америку, то не избежать мне {тиккета}41!
Я только что сказал о своей книге -- это для меня очень важная вещь.
Всю свою жизнь восходителя я имел дело с людьми, которые писали книги. Во
многих из этих книг упоминается и мое имя. Мой дом полон книг. А после
взятия Эвереста мне больше всего на свете хотелось иметь свою собственную
книгу. К сожалению, я столкнулся со множеством препятствий и затруднений.
Поскольку я не умею писать сам, требовался помощник, и поначалу мне
казалось, что лучше всего найти себе помощника из индийцев. Однако агентство
Юнайтед Пресс, с которым у меня был контракт, включая право на издание
книги, хотело, чтобы запись вел западный литератор -- такая книга будет
более доступной для широкого читателя во всем мире, говорили они. Наиболее
подходящей казалась им кандидатура какого-нибудь англичанина, и они
предложили мне ряд имен на выбор. После долгого размышления я отверг эту
мысль.
Подобно многому другому, что произошло после взятия Эвереста, этот
отказ тоже дал повод к пересудам и извращениям. А ведь дело совсем не в том,
что мне не нравятся англичане или у меня есть против них какое-то
предубеждение, -- просто мне подумалось, что если индиец не подходит в
качестве сотрудника, то и англичанин не подойдет. Что ни говори, во время
восхождения имели место известные осложнения и недоразумения. И хотя -- я
повторяю это снова и снова -- они сами по себе не имели большого значения,
зато для меня было важно иметь возможность рассказать свою историю просто и
искренне, не смущая других и не смущаясь самому. Все это задержало, к
сожалению, появление книги; порой мне казалось, что ее вообще не будет42.
Все же в конце концов было достигнуто соглашение с американским литератором
Джеймсом Рамзаем Ульманом. Весной 1954 года он приехал в Дарджилинг работать
со мной. Случилось так, что начало нашей работы пришлось на день, который в
моей религии называется Будда Пурнима (День полной луны) -- трижды
благословенный день рождения, обожествления и смерти Будды. Я сказал Джеймсу
Ульману с улыбкой:
-- Что ж, будем надеяться, это счастливый признак.
К этому времени я получил много приглашений участвовать в новых
экспедициях. После на редкость напряженной работы -- три восхождения на
Эверест на протяжении немногим более года -- о каком-либо большом
восхождении в тот момент говорить не приходилось, однако я охотно пошел бы с
небольшой экспедицией, особенно с англо-индийским смешанным отрядом,
собиравшимся в район Эвереста на поиски "ужасного снежного человека" --
йети. К сожалению, мои многочисленные обязанности не допускали этого. Помимо
всего прочего, в ту весну в Индии начался показ фильма "Покорение Эвереста",
и меня так сердечно и настойчиво просили присутствовать на премьере в Дели и
Бомбее, что я просто не мог отказать. И пожалел вскоре об этом -- к
утомлению от восхождений прибавилось еще большее утомление от бесконечных
приемов и бесед, которые не прекращались уже девятый месяц. Я потерял в весе
свыше десяти килограммов, мое здоровье было сильно подорвано. В Бомбее как
раз стояла необычная жара, и тут я заболел. У меня поднялась высокая
температура, напала страшная слабость. Пришлось прервать поездку и ехать
домой. Доктор Рой (он не только глава правительства Западной Бенгалии, но и
один из лучших врачей Индии) прописал мне длительный отдых. Несколько недель
я провел в полном покое, занятый только этой книгой. Я отдыхал от людей, от
возбуждения, и постепенно мой вес и здоровье восстановились.
Когда начался показ "Покорения Эвереста" в Дарджилинге, я чувствовал
себя уже достаточно хорошо, чтобы присутствовать на премьере. Это было 29
мая, в день первой годовщины штурма, намечался большой праздник. Но тут из
Непала пришла весть, что Эдмунд Хиллари, возглавлявший в этом году
новозеландскую экспедицию на Макалу II, заболел в горах. К счастью, он
быстро поправился, однако поначалу опасались, что это серьезно, поэтому я
попросил свести праздник к минимуму. В кинотеатре я сказал несколько слов
по-непальски перед началом сеанса.
-- Я глубоко сожалею, что мой друг Хиллари болен, -- говорил я. --
Сейчас не время веселиться -- надо молиться за его быстрейшую поправку.
Эверест был взят благодаря совместным усилиям многих людей, и я шлю
наилучшие пожелания и поздравления моему товарищу по победе.
Есть ли необходимость лишний раз подчеркивать момент, который так важен
для меня? Или и без того очевидно, что я не сказал бы так о человеке, если
бы питал и нему неприязнь или злобу.
Открытие школы альпинизма намечалось на осень, а лето мы с майором
Джайялом должны были провести в Швейцарии в качестве почетных гостей фонда
содействия альпийским исследованиям для изучения лучших достижений техники
восхождений и методики преподавания. К счастью, в начале июня здоровье
позволило мне выехать, и я снова очутился в Альпах вместе с друзьями по
прежним восхождениям. Не обошлось и на этот раз без "зиндабада" -- толпы
людей, приемы, интервью, -- но в гораздо меньшем количестве, чем в
предыдущем году. В общем и целом я мог жить спокойно, наслаждаться горами и
заниматься тем делом, ради которого приехал. Сначала мы отправились в
деревню Шампе, где молодые швейцарские альпинисты сдавали экзамены на звание
проводника. Там, к сожалению, не обошлось без неприятностей: мне стало
казаться, что со мной обращаются как с новичком.
Впрочем, в конечном счете все наладилось. Я по-прежнему любил
Швейцарию, в ее горах я чувствовал себя так, словно попал в родные Гималаи.
"Здесь совсем как в Солу Кхумбу", -- думал я не раз, только не тогда, когда
смотрел на шоссе и железные дороги, мосты и электростанции.
Несколько позже приехали из Индии еще шестеро шерпов. Их также
пригласили швейцарцы пройти тренировочный курс для будущей работы в школе
альпинизма; я сам отобрал этих людей перед отъездом из Дарджилинга. Среди
них были ветераны Анг Тхаркей, Гьялцен Микчен -- сирдар, Да Намгьял и Анг
Темпа, участники экспедиций на Эверест, а также мои племянники Гомбу и
Топгей. Мы перебрались в Розенлауи, где находилась школа Глатхарда, и за
несколько недель узнали много ценного о разных видах восхождений. В конце
лета возвратились домой, а 4 ноября 1954 года Неру официально открыл нашу
собственную школу.
В первом сезоне можно было, разумеется, только положить начало работе
школы. К концу года, когда стало слишком холодно, я опять оказался на
некоторое время свободным и совершил путешествие, о котором давно мечтал. Я
снова отправился в Солу Кхумбу, но только на этот раз взял с собой Пем-Пем и
Ниму. Мы выехали из Дарджилинга на рождество, поездом и автомашиной
добрались до Джайнагара и Дхарана, около границы Непала, а оттуда продолжали
путь пешком, причем девочки несли поклажу на спине, как и положено
путешествующим шерпам. Для них это было совершенно ново, и мы немало
повеселились. Но вместе с тем наше путешествие было своего рода
паломничеством -- ведь они еще никогда не были на родине своего народа, не
видали своей бабушки, моей матери, которой исполнилось уже восемьдесят
четыре года. В стране шерпов нас встретили веселье, пляски. Побыв некоторое
