по пустякам отвлекают от работы.
Рут понимающе кивнула. Затем все-таки набралась смелости и робко
произнесла:
- Знаете, что сказали эти два мужлана - Йост и Фунатти - из Особой
Следственной Комиссии? Они сказали, что категорически запрещено кому-либо
покидать это здание.
- Они опять за свое? - усмехнулся Хебстер. - Я понимаю их состояние.
Они и раньше не раз впадали в точно такое же бешенство. Но воли рукам не
давали, понимая, что им никак не удастся пришить мне что-нибудь
по-настоящему серьезное. Вот и сейчас они, можно смело сказать, остались с
носом. Здесь что-то не так... Так вот, Рут, скажите моим телохранителям,
чтобы они отправлялись домой - за исключением того, который остается с
перваками. Пусть он докладывает мне, как дела, каждые два часа, где бы я
ни находился.
С этими словами он зашагал деловой походкой к выходу, ни на мгновенье
не забывая при этом благожелательно улыбнуться каждому третьему служащему
и каждой пятой машинистке в просторном офисе, куда выходили двери
приемной. Персональный лифт и отдельный выход были как нельзя более кстати
в критических ситуациях, в которые то и дело приходилось вляпываться, хотя
обычно Хебстеру нравилось смаковать свои достижения в открытую, в
присутствии как можно большего количества зрителей.
Он заранее предвкушал то немалое удовольствие, которое доставит ему
очередная встреча с Клейнбохером. Лингвистический подход к проблеме
пришельцев казался ему наиболее перспективным - именно на него он возлагал
надежды.
Выделяемые его корпорацией ассигнования втрое расширили
филологический факультет университета. Ведь как-никак, но именно проблема
общения больше всего затрудняла налаживание нормальных взаимоотношений не
только между людьми и пришельцами, но даже и между людьми и перваками.
Любой попытке постичь их науку, приспособить их образ мышления и логику к
более примитивному человеческому разумению должно предшествовать
понимание.
А найти пути к достижению этого самого понимания и предстояло
Клейнбохеру, а не ему. "Я, Хебстер, - рассуждал он, - нанимаю людей для
решения задач, которые им ставлю. А затем извлекаю из этого деньги".
Кто-то заступил ему путь. Еще кто-то взял его под локоть.
- Я Хебстер, - машинально повторил он, но теперь уже вслух. -
Элджернон Хебстер.
- Как раз Хебстер нам и нужен, - сказал Фунатти, крепко держа его за
руку. - Надеюсь, не возражаете прогуляться с нами?
- Это что - арест? - осведомился Хебстер у здоровяка Йоста, который
сделал шаг в сторону, пропуская его вперед.
Кончики пальцев Йоста выразительно поглаживали кобуру с пистолетом.
Оэсковец пожал плечами.
- Какой смысл задавать такие вопросы? - буркнул он Хебстеру. - Идите
вместе с нами и постарайтесь вести себя не очень-то агрессивно. Народ
хочет поговорить с вами.
Хебстер позволил, чтобы его едва ли не выволокли к выходу через весь
вестибюль, украшенный росписью модернистов и дружелюбным кивком выразил
признательность швейцару, который, даже не удостоив взглядом его
похитителей, с воодушевлением произнес:
"Добрый день, мистер Хебстер!". Затем он поудобнее расположился на
заднем сиденьи темно-зеленого автомобиля ОСК последней модели "Хебстер
моноуилл".
- Как-то странно вас видеть без сопровождения телохранителей, -
бросил через плечо Йост, занявший место за рулем.
- О, я предоставил им отгул.
- Как только вам удалось поладить с перваками? М-да, мы так и не
смогли выяснить, где вы их прячете, - признался Фунатти. - Слишком уж
огромные хоромы вы себе отгрохали, мистер. А Особая Следственная Комиссия
ОЧ давно уже печально знаменита своей неукомплектованностью.
- Не забывайте, Фунатти, что не менее печально она знаменита и
мизернейшей оплатой ее сотрудников.
- Я бы не смог об этом забыть, сколько бы ни старался, - заверил
коллегу Фунатти. - Знаете что, мистер Хебстер, я бы на вашем месте и шагу
бы не делал без сопровождения охраны. Вам сейчас грозит гораздо более
серьезная опасность, чем перваки. Я имею в виду горлопанов из
"Человечества превыше всего".
- Выкормышей Вандермеера Демпси? Благодарю покорно, но я как-нибудь
проживу и без вашей помощи.
- Так-то оно так, только никогда не зарекайтесь в отношении
отдаленного будущего. Это движение набирает все большую силу и становится
не в меру агрессивным. Взгляните-ка, каким чудовищным стал тираж одного
только "Вечернего гуманиста". А если к этому присовокупить еженедельники,
грошовые брошюрки и разбрасываемые повсюду листовки, то можно заметить,
что общий объем пропаганды выглядит весьма внушительно. День за днем их
передовицы мечут громы и молнии на головы тех, кто делает деньги на
пришельцах и перваках. Главной целью их, естественно, является как всегда
ОЧ, но если вы повстречаетесь с обычным чепэвистом где-нибудь в темном
переулке, то считайте, что вам здорово повезло, если он не перережет вам
глотку. Вас это не очень-то интересует? Что ж, может быть, вам в таком
случае понравится вот это. "Вечерний гуманист" придумал для вас очень
остроумную кличку.
Йост расхохотался.
- Скажи ему, Фунатти.
- Вас прозвали, - Фунатти явно растягивал удовольствие, смакуя то,
что собрался произнести вслух, - вас прозвали "межпланетным сутенером"!
Вынырнув наконец из пересекающего весь город подземного туннеля,
машина ОСК помчалась по незадолго до этого построенному истсайдскому
высотному многополосному путепроводу - в народе прозванному "заходом
пикировщика", - целью его создания было хоть немного ослабить хватку
уличного транспорта, фактически удушавшую центральную часть Нью-Йорка. Не
доезжая до 42-й стрит, являвшейся главными въездными воротами Манхэттена и
особенно запруженной транспортом, Йост зазевался и не успел своевременно
подать знак несущимся справа машинам о своем намерении выехать на полосу,
ведущую к спиральному выезду на Сорок Вторую. Он рассеянно чертыхнулся, а
Хебстер неожиданно для самого себя обнаружил, что выразил кивком головы
свое согласие с недовольством водителя и притом в той непринужденной
манере, которая скорее бы приличествовала пассажиру, а не конвоируемому
для дачи показаний в следственной комиссии бизнесмену, подозреваемому в
противозаконной деятельности.
Теперь свернуть в центральную часть Манхэттена можно было только из
левых рядов, это означало, что придется добрых минут пять, а то и десять,
проторчать в пробке у светофора, разрешающего прохождение транспорта со
стороны гавани, среди сотни других машин, чьи водители еще не освоились с
ездой по совсем недавно введенной в эксплуатацию скоростной магистрали и
соответствующими выездами из нее.
- Глядите-ка! Вон туда, вверх! Видите?
Хебстер и Фунатти устремили взоры в направлении вытянутого, слегка
подрагивавшего указательного пальца Йоста. В метрах шестидесяти к северу
от пересечения путепровода с сорок второй стрит на высоте почти в четверть
мили завис коричневого цвета предмет. Впечатление было такое, будто он,
как зачарованный, наблюдает за создавшейся на перекрестке суматохой. Через
регулярные промежутки времени ярко сверкавшая голубая точка оживляла
угрюмый сумрак, заключенный внутри этого похожего на пузатую бутылку
предмета, и тут же сдвигалась в сторону, а на ее месте вскоре появлялась
другая.
- Глаза? Вот вы что думаете на сей счет - это на самом деле глаза? -
спросил у Хебстера Фунатти. - Я знаю, что говорят ученые: что каждая точка
является эквивалентом одной особи, а вся бутылка - нечто вроде отдельного
клана или даже, может быть, города. Только вот откуда им это известно? Это
все гипотезы, предположения. А вот я так уверен, что это глаза.
Йост, изогнувшись всем своим достаточно громоздким туловищем,
наполовину высунулся из открытого окна и прикрыл глаза от солнца, сдвинув
чуть ли не к самой переносице козырек форменной фуражки.
- Вы только поглядите на них! - услышали сидевшие на заднем сиденьи
Фунатти и Хебстер брошенные им через плечо слова. Гнусавое произношение
человека, вышедшего из самых низов, так до конца и не искорененное за
многие годы тщательного самоконтроля, а только загнанное в глубь естества,
вдруг снова дало о себе знать в его голосе - взбурлившие в нем эмоции
прорвали искусственно созданную плотину. - Расположились себе там и
смотрят. Их прямо-таки чертовски интересует, как это нам удается
забираться на это сплошь забитое машинами шоссе, а затем выбираться из
создавшихся на нем пробок! И при этом не обращают на нас никакого
внимания, когда мы пытаемся заговорить с ними, когда пытаемся выяснить,
что им надобно, откуда они сюда явились, что из себя представляют. Э, нет!
Они слишком горды, чтобы снизойти к общению с такими, как мы! Но зато
наблюдают за нами денно и нощно, зимою и летом, час за часом, минута за
минутой. Они могут без устали наблюдать за всем, чем только мы ни
занимаемся. И всякий раз, когда мы, тупые двуногие животные, пытаемся
сделать что-то стоящее и сталкиваемся при этом с какими-нибудь вполне
естественными трудностями - они уже тут как тут. Появляются эти "точки в
бутылке", чтобы подглядывать - что это там у этих безмозглых червяков не
получается - и посмеиваться над нами. А бывает и так, что и...
- Эй, приятель! - Фунатти наклонился вперед и потянул коллегу за полу
фирменного френча. - Полегче! Мы из ОСК, при исполнении служебных
обязанностей.
- Не все ли равно! - тоскливо огрызнулся Йост, плюхаясь на сиденье и
нажимая на кнопку включения привода. - Жаль, что нет при мне старого
отцовского "Гранда М-1" [самозарядная винтовка], - при этих словах машина
наконец тронулась с места и с грехом пополам свернула со сверхмагистрали.
- Так бы и пальнул, несмотря на риск схлопотать "дзыньку".
"И это сотрудник ОЧ! - подумал Хебстер, чувствуя себя крайне неуютно.
- И не просто сотрудник, а особый агент, прошедший тщательный отбор -
главным критерием при этом считалось отсутствие каких-либо
антиперваковских предубеждений, - присягнувший поддерживать правопорядок
без малейшей дискриминации по отношению к кому бы то ни было и посвятивший
себя достижению поистине святой цели - помочь человеку стать вровень с
пришельцами".
Впрочем, чего же еще можно ожидать от погрязшего в предрассудках
простонародья? То есть, от людей без деловой жилки. Его отцу, к счастью,
удалось выбраться из рабочей бригады путейцев-ремонтников, способных
орудовать только лопатой да кувалдой, и привить единственному сыну
неуемное стремление к достижению все более высокого положения,
позволяющего изыскивать новые возможности получения максимальной прибыли.
А вот у большинства людей, похоже, не было такой всепоглощающей
страсти, - это Элджернон Хебстер давно уже понял.
Такие люди обнаруживали неспособность сжиться с теми нововведениями,
которые возникли после появления на Земле пришельцев. Совершенно
невозможно было свыкнуться с мыслью о том, что самые выдающиеся научные и
технические свершения человечества, для достижения которых требовались
напряженная работа мысли, высочайший профессионализм и недюжинное
мастерство, могли быть мгновенно, как по мановению волшебной палочки,
продублированы - и даже превзойдены! - пришельцами, представляя для них
интерес скорее всего в качестве объектов коллекционирования. Ощущение
собственной неполноценности достаточно ужасно даже тогда, когда оно всего
лишь плод больного воображения. Но когда это уже не ощущение, а ясное
