мгновенного замешательства принц последовал за ней. Она не смотрела в его
сторону, но прекрасно видела краем глаза его золотое одеяние.
- Почему вы всегда одеваетесь в золотое? Таков закон?
- Я думаю, это идет мне.
- Идет, - согласилась она.
-Может быть, мне стоит попробовать другой цвет, для разнообразия?
Зеленый? Или алый?
- Черный. Это будет потрясающе. Илариос полонился, явно испытывая
удовольствие.
- Пусть будет черный. Цвет тайны. Вы замечали это? Если мужчина
предпочитает в одежде один цвет и один фасон, ему стоит только сменить их,
и его никто не узнает.
- Вас узнают все.
- Да? Предлагаю пари, госпожа.
Ставки назначаются вами.
Элиан остановилась. Он смеялся, довольный собой.
- Что вы предлагаете, мой господин?
- Я, моя госпожа... я осмелюсь поставить топаз из моей короны против...
- Он замялся, сверкая глазами. - Против поцелуя.
Она скривила губы.
- В таком случае вы глупец. Если я выиграю, то получу драгоценность,
если проиграю, то ничего не потеряю.
- Тогда два поцелуя и прядь волос.
- И этот нож, которым она будет отрезана.
-- Согласен, моя госпожа. - Он поклонился галантно и в то же время
насмешливо. - Могу ли я проводить вас в вашу комнату?
- Благодарю, - сказала она, - не надо.
Теперь он хорошо знал ее и не пытался давить. Элиан посмотрела ему
вслед, повернулась и пошла, куда несли ее ноги. Она не знала, куда ей
хочется идти.
Некоторые из дворцовых переходов кишели людьми; она пыталась попасть
туда, где народу было поменьше, и бродила по лабиринту, теперь, правда, не
страшась заблудиться. Ни один из детей Халенана не осмеливался делать это,
тем более здесь, в покоях, построенных Красными князьями.
Наконец Элиан остановилась. Дверь, находившаяся перед ней, отличалась
от других, она была украшена богатой резьбой, изображавшей птиц и зверей.
Стоило толкнуть ее, и она с легкостью поддалась.
Внутри было темно и пусто, как в любом помещении, которым никто не
пользуется. Элиан зажгла в ладони колдовской огонь и медленно двинулась
вперед. Ничего не изменилось. Кровать с зелеными драпировками, ковер,
похожий на цветочные луг, стол и большое серебряное зеркало, ее доспехи, в
этом неясном свете похожие на стражника. Поверх них висела шелковая
вуаль, которая была здесь с незапамятных времен и которую Элиан повесила
сюда, повинуясь капризу.
Установив огонек так, чтобы он парил над ее головой, она взяла вуаль.
Огрубевшие пальцы ощутили тонкость ткани. Элиан накинула вуаль,
прикрыв ею щеку. В зеркале отразилась странная картина: королевский
оруженосец с девичьим лицом. Элиан хрипло засмеялась.
Ее платья лежали в своих футлярах и пахли сладкими травами. Зеленое,
золотистое, голубое, белое. А вот алого не было. Красное платье и красные
волосы - неудачное сочетание.
Элиан достала темно-зеленое платье, роскошное, но вместе с тем простое,
сшитое из асанианского бархата и украшенное крошечными сверкающими
камнями. Князь Орсан приказал сшить его для нее, а княгиня и ее дамы
расшили его множеством драгоценностей, - это был подарок ко дню
рождения Элиан.
Платье все еще хорошо сидело на ней. Рост ее остался прежним, и уж ясно,
что она не пополнела, а вот лиф почему-то оказался теснее, чем в те времена,
когда она его носила. Теперь несоответствие между короткой прической
мальчика и телом цветущей девушки еще более усилилось. И ее лицо с
натянутым, недовольным выражением, конечно, больше подходило девушке,
нежели парню.
- Кажется, - сказала Элиан своему отражению, - твоя жизнь не
слишком ладится.
Она села. Юбка широкими складками спадала с ее коленей. Словно птичка,
которая чистит перышки даже в клетке, Элиан бессознательно расправила
юбку, глядя на алую ткань своей формы, валявшейся беспорядочной кучей на
полу. Здесь, именно здесь она все это начала. И сюда в конце концов она
вернулась. Чтобы посмеяться над тем, во что она превратилась, чтобы
порадоваться своей победе, чтобы скорчиться на полу. Душа ее была
слишком холодна, чтобы плакать, и слишком опустошена, чтобы испытывать
ярость.
Вот, значит, в чем заключается исполнение ее присяги. Закрытая дверь и
темная комната, и нет никого, кому было бы дело до нее. Не у кого спросить,
некому рассказать... Она вскочила на ноги.
- Будь они все прокляты!
Князя не было в его комнате, княгини - в ее беседке; кровать, которую
они делили, была пуста, их слуги встретили разгоряченную Элиан с
озабоченно-вежливыми лицами. Раз уж она унизилась так сильно, ей была
нестерпима любая помеха.
- Где они все в конце концов? - взорвалась она. Ей ответил камердинер
отца. Он всегда держался с большим достоинством, но когда Элиан была
совсем маленькой девочкой и он играл с ней в прятки, глаза его,
устремленные на нее, были теплыми и до краев наполненными сияющей
радостью.
- Разумеется, моя госпожа знает, где они. Они у моего господина
Халенана.
Халенана, который находился подле своей жены в своем большом доме, в
скорлупе молчания. Ни один ребенок правителей Хан-Гилена не должен был
подвергнуться зловредному действию вражеского . колдовства, поэтому
каждого новорожденного прикрывал щит силы всего его рода. Элиан так
сильно была поглощена собственными переживаниями, что напрочь забыла
об этом.
Она застыла в нерешительности. Конечно, ее дела могут подождать. К ней
вернулись страх, и робость, и что-то похожее на ее прежнее упрямство. Утро
станет хорошим временем, благословенным временем, намного лучше и
радостнее, чем этот вечер. Сейчас она никому не нужна. Ей остается только
держаться в сторонке.
Каким-то образом на ней оказалась мантия, паж нес перед ней лампу, а
стражники давали ей дорогу и кланялись, завидев ее.
Дом Халенана, под лучами солнца казавшийся высоким и красивым, был
построен с подветренной стороны храма и окружен садами, посаженными по
берегам реки. В эту темную ночь он нависал, как скала Эндроса, ворота были
затворены и заперты, а все вокруг погрузилось в полнейшую тишину.
Стражник долго не шел на зов Элиан, еще дольше отпирал ворота. Но он не
посмел запретить ей войти, хотя внимательно смотрел на нее, и в его взгляде
она почувствовала подозрение.
Внутри этой защиты была другая. То, что задержало ее на пороге, имело
темный отблеск и принадлежало ее отцу. Элиан зажгла в ответ свой красно-
золотой огонек. Защита медленно отступила, но только на мгновение; позади
Элиан вновь встал прочный заслон против любого предательства.
Даже в своем меховом плаще она замерзла. Но разве не так было всегда?
Она еще находилась снаружи, а ее сердце уже присоединило свою силу к
могуществу остальных. Элиан подобрала юбки и ускорила шаг.
Еще дважды ее останавливали, и дважды ей приходилось заявлять свое
право на проход. Наконец перед ней открылась дверь, которую охраняла
женщина, - а за ней находилась комната роженицы.
Отец Элиан сидел на подоконнике у закрытого ставнями окна, закрыв глаза
и тем не менее наблюдая за всем, что творится вокруг, при помощи своего
волшебного могущества. Ее мать, как всегда красивая и элегантная, сидела
рядом с ним, держа в руках какое-то рукоделие. Анаки лежала в кровати, над
ней склонилась яркая голова Хала, а повитуха суетилась вокруг них. Это
напоминало видение в воде: все было тихо, только слышалось дыхание
Анаки; разум тоже ничего больше не слышал.
Глаза князя открылись. Княгиня повернула голову. Халенан взглянул на
дверь.
Элиан переступила порог и пошатнулась. Боль - но в таких случаях боль
всегда есть. Это было хуже... хуже...
Она сама не поняла, как прошла через комнату, как оказалась возле
постели. Нежное лицо Анаки, покрытое потом, исказилось от боли, но она
заставила себя улыбнуться и сказать:
- Сестра, я так рада...
Халенан ласково велел ей замолчать. Ему улыбка далась еще труднее, чем
его жене, но голос звучал громче.
- Да, сестричка, мы рады.
- Что, - еле выговорила Элиан. -- Что это...
- Наша дочь, - ответил он почти радостно, - похожа на тебя. Все делает
наперекор и спорит с нами.
Действительно наперекор. Элиан, распрямляя такие, как у нее завитки,
увидела, что головка ребенка поднята вверх, а ножки напряжены. Будучи от
рождения наделена магией, девочка не только всем своим телом, но и всем
своим детским могуществом сражалась с насилием, вынуждавшим ее выйти
на этот безжалостный свет. Ослепленная ужасом, она нападала на свою мать.
Анаки имела собственную силу, мощную и спокойную, но она была
изнурена; она больше не могла терпеть боль и одновременно успокаивать
ребенка.
- Ей нужен лекарь более могущественный, чем я, - сказал Красный
князь.
Он подошел к Элиан и взял ее за руку, спокойно, как будто между ними
ничего и не происходило. Ее холодные пальцы легли в его теплую сильную
ладонь. Она почувствовала вялость и безволие, словно ей пришлось долго
плакать. Конечно, иначе и быть не могло. Так должно быть. Хотя...
- Мирейн, - сказала она, - у него есть сила. Он сможет...
Брат взглянул на нее. Просто посмотрел, без мольбы или осуждения.
Элиан отвела глаза. Анаки напряглась в руках акушерки, извиваясь и
натужно крича. Удар необузданной силы, действовавшей внутри нее,
превратил крик в пронзительный вопль.
Сила Элиан без ее приказа, чисто инстинктивно протянулась к ребенку,
обнимая его и заставляя подчиниться. И зазвучали слова: <О нет, дитя.
Неужели ты убьешь свою мать? Пойдем со мной. Пойдем... вот так...>
- Элиан.
Она уставилась на то, что дал ей в руки Халенан. Темно-красный комочек,
слабо корчащийся и отчаянно орущий. Над ним парила ослепительная
улыбка счастливого отца.
- И еще одна Элиан, - сказал он весело. - Ну разве можно подобрать
лучшее имя для твоей точной копии?
- Моей точной... - Элиан прижала к себе свою тезку и ответила брату
поначалу неуверенной, а затем все более смелой улыбкой. - Она прекрасна,
правда?
- Просто дух захватывает.
Халенан забрал своего новоявленного отпрыска, чтобы передать его в руки
матери. Анаки была очень бледна и утомлена, но улыбалась.
Колени Элиан подогнулись. Ее подхватили чьи-то руки. Много рук: отца,
матери, Мирейна. Она моргнула.
- Откуда... как...
- Сначала отдохни.
Она высвободилась, во все глаза глядя на Мирейна.
- Ты знал! Ты все это затеял. Ты заставил меня...
- Да, - согласился Мирейн. - Позже, если тебе будет угодно, можешь
продолжать вести себя как трусиха. Но сегодня тебе придется соблюдать
приличия. И это приказ, сударыня.
Его глаза блеснули. В них искрился смех,- но вместе с тем они были
серьезны. Элиан посмотрела поверх его плеча. Она воспитывалась в гордом
семействе. Ее родные никогда не стали бы жаловаться и просить, даже не
намекнули бы на это. И тем не менее глаза, устремленные на нее, были полны
теплоты и обещаний. Ей же оставалось только решить, соглашаться или нет.
У нее перехватило горло. Она протянула руки.
- Раз уж... раз уж мой король приказывает... и раз уж...
Все, кто только мог, и Анаки, принялись обнимать ее. И в этом кругу она,
которая мечтала показать им свою твердость, не выдержала и расплакалась
как ребенок.
17
С крытой галереи можно было смотреть вниз на зал и оставаться
незамеченным. Вот почему этот узкий балкончик назывался женской
беседкой или будкой часового.
Элиан считала, что является отчасти и тем и другим. Хотя она снова носила
форму Мирейна, несколько платьев нашли приют в ее сундуке среди плащей
и штанов. Во взгляде ее матери не было и тени подозрения. Радость от
воссоединения была еще слишком сильна и смешана со страхом нового
расставания.
Не так давно Элиан радовалась бы, что мать пытается говорить без
осуждения, принимая ее такой, какая она есть. Но теперь, одержав победу,
она считала, что это не имеет значения. Победы всегда таковы: пресные на
вкус и даже вызывают слабое чувство стыда.
Элиан встряхнулась. Эта победа не заслуживала сладости. Лучшим в ней
была радость, что Элиан снова обрела семью, что битва с родными оказалась
