него наконец и посмотри на себя.
Рядом с кроватью висело зеркало в оправе из полированного серебра.
Поскольку Мирейн поставил Элиан прямо перед ним, то она взглянула на
свое отражение - и увидела кого-то незнакомого. Это был не тот ребенок,
который однажды ночью сбежал из Хан-Гилена. В зеркале отражалось
существо неопределенного пола, с ярко-рыжими волосами, худое и
изнуренное длительным походом, на щеке которого виднелись четыре
параллельных шрама. Глаза Элиан потемнели, губы сжались. От чего? От
боли? От горя? От гнева? От преодоленного смущения? Мирейн яростно
стиснул ее руки.
- Видишь? Как они могут разговаривать с этим? Легче объясниться с
лезвием меча.
- И что они скажут? Что моя красота погибла? Что моя стоимость на
рынке упала до нуля?
- Они скажут, что любят тебя, что горевали, когда ты пропала, и теперь не
находят слов от радости, что ты вернулась.
- Так пусть они это скажут.
- Они скажут. - Его глаза встретились с ее взглядом, отраженным в
зеркале; рядом с ее лицом он увидел собственное, темное и нетерпеливое. -
Пойдем к ним. Прямо сейчас. Они ждут тебя.
Элиан повернулась спиной к нему и к собственному отражению.
- Если они хотят меня видеть, то могут позвать меня. - Она сняла с себя
форму и потянулась за плащом, таким же простым, как и килт, отвергнутый
Мирейном. - Почему бы моему господину не одеться, или он предпочитает,
чтобы я помогла ему?
Отгородившись стеной равнодушия, Элиан уже не чувствовала ни мыслей,
ни настроения Мирейна. Она переоделась, сменив парадную одежду на
повседневную форму, причем ни он, ни она не сделали попытки нарушить
тишину. Когда она проходила мимо него, чтобы взять сапоги, ее пульс
поневоле немного участился. Но Мирейн не задержал ее. Его лицо окаменело
под стать ее собственному.
- Сегодня ночью мне больше не понадобятся твои услуги, - сказал он
холодным тоном, тщательно произнося каждое слово. - Если ты
предпочитаешь не делать того, что я приказал, то тебе лучше остаться в этих
стенах. Я поговорю с тобой позже.
Сидя на своей постели и безвольно держа в руках сапоги, которые она так и
не надела, Элиан уставилась на стену. Ее глаза горели сухим огнем. Он
отправил ее в кровать, словно непослушного ребенка, а почему,
спрашивается? Потому что она не желает подчиняться кому бы то ни было,
даже отцу. И не желает сидеть с матерью и выслушивать произносимое
нежным голосом бесконечное перечисление ее грехов и недостатков, которые
стали пятном на репутации их дома. Она не только обрезала волосы и
переоделась мальчиком; она проехала через весь север Ста Царств одна и без
сопровождения; она убивала в бою людей; она делила постель с мужчиной,
который не только не был ее мужем, по даже не обручился с ней. Она стала
притчей во языцах от западного Асаниана до Восточных островов.
Но она не собирается идти к ним, чтобы вместе с ними проливать слезы и
умолять о прощении. Она не сделает этого. Она слишком горда - или же
крайне труслива.
- Они и сами могут прийти ко мне, - сказала Элиан. - Им известно, где
я. В постели Мирейна?
Она горько рассмеялась.
- Если бы!
Резкими, яростными движениями она сорвала с себя одежду и побросала ее
как попало. Во внешней комнате сияло зеркало. Элиан снова подошла к нему.
Тело было слишком худым, хотя и не всюду. Не возникало никаких
сомнений, что это существо с угрюмым лицом - женщина. Надеть платье,
нанести несколько мазков краски - и она затмит любую проститутку с
Фонарной улицы. Ее волосы уже достаточно отросли, чтобы их можно было
перевязать сзади и даже заплести короткую косичку. Такая длина как раз под-
ходит женщине с испорченной репутацией.
На столе лежал маленький ножичек. Мирейн пользовался им, чтобы резать
мясо во время пира. Рукоятка, украшенная бриллиантами, холодно блестела.
Несмотря на красоту, эту вещицу нельзя было назвать игрушкой. Острое
лезвие несло смерть.
Элиан взяла нож. Осторожно, неторопливо обрезала волосы так, чтобы они
не доставали до плеч.
Нож выпал из ее рук. Пальцы дрожали. Лицо в зеркале было бледным,
почти зеленоватым под шапкой медных волос; и тем не менее она
улыбнулась, обнажив острые белые зубы.
- Ну вот, теперь пусть они посмотрят, как я намерена поступить. Хан-
Гилен может дать мне кров, но он не удержит меня. Я освободилась. Да, но от
чего?
Элиан сидела в пустом саду и глядела в никуда, не думая ни о чем.
- Госпожа.
Она вздрогнула, словно очнувшись от сна. Над ней склонился Кутхан,
высокий, словно дерево, и яркий подобно солнечной птице в тусклом свете
пасмурного дня. Его лицо, и глаза, и все поведение были одновременно
уверенными и робкими. Элиан подумала, что если бы не его черная бархатная
кожа, то можно было бы заметить, как он покраснел.
- Госпожа, - повторил он, - скоро пойдет дождь.
Элиан взглянула на него почти с ненавистью. - Никакая я не госпожа.
Капитан присел на низкий плоский камень, сжав колени как мальчишка.
Меж его тонких изогнутых бровей пролегла складка.
- Вы отказываетесь от своего имени, но правду этим не изменишь. Вы
остаетесь такой, какой вас сделали ваша кровь и ваше воспитание.
- Я отделила себя от всего этого.
- Вы когда-нибудь пытались перерубить мечом струю крови?
- Мне приходилось рассекать плоть и кость, отнимая жизнь.
- Это сделать легче, чем отречься от собственного рода.
Элиан вскипела от гнева.
- Кто тебя послал? Мирейн? Халенан? Или, может быть... - Ее голос
дрогнул, и это усилило ее злость. - Может быть, мой отец?
- Ваш отец, - спокойно сказал Кутхан, - великий князь, и в Яноне он
назывался бы королем. И он любит вас.
- Он отпустил меня. Мне пришлось вернуться, но не для того, чтобы опять
сесть ему на руку.
- Я сказал о любви, а не о путах или о приманке.
Элиан хотела подняться. Она намеревалась ответить ему хлесткими
словами и уйти, избавившись от этого непрошеного собеседника, в котором
сочетались юношеская застенчивость и заимствованная мудрость, доводив-
шие ее почти до безумия. Но она услышала, как ее голос, который она сама не
признала бы своим, отвечает ему:
- Я пошла в соколятню. Думала, что там будет спокойно. Ястребам и
сокольничим нет дела до длины чьих бы то ни было волос. Там
действительно было тихо, и никого я не интересовала. Но вот моя золотая
соколиха улетела. После моего побега, когда стало понятно, что я не вернусь,
ее выпустили, и она так и не вернулась. А если бы я была там, она вернулась
бы.
- Ой ли?
Элиан вскочила, сжав кулаки.
- Да! Да! Она была моей. Я приручила ее. И я любила ее. Она должна
была вернуться.
- Но ведь вы сами не вернулись, - сказал Кутхан. - И не вернетесь.
- Я не сокол!
- А разве ваш отец сокольничий?
Элиан приказала себе гордо уйти от этой очевидной уловки, от этого потока
чужих слов, выученных им наизусть после бесед со всем племенем ее
родичей. От того, кто, кажется, тоже считал себя ее родственником, несмотря
на сомнительность ее родства: брат побратима ее молочного брата. Позднее
она посмеется над этим. Но сейчас Элиан была не в состоянии даже
пошевелиться. Ее тело будто вросло в эту зимнюю траву под серым небом,
которое стало наливаться ледяными слезами.
- Ты не имеешь права судить меня.
- Конечно, - охотно согласился Кутхан. - Если не считать права
дружбы. Я думал, что мы - друзья.
- Твоим другом был Галан. Теперь ты знаешь, что Галан - ложь.
К ее изумлению, Кутхан весело рассмеялся.
- Я всегда это знал. - Он вытянул руки, словно стараясь отогнать прочь
всю эту ложь и маскировку. - Я только выгляжу как твердолобый дурак.
Одно время я учился на певчего, пока мой учитель не сказал мне, что у меня
прекрасный голос и тонкий ум, но никакого призвания носить серую рясу. Но
даже несмотря на краткость обучения, я знал, что Орсан из Хан-Гилена
никогда не имел внебрачных детей, по крайней мере мальчика такого же
возраста, роста и внешности, какими обладает его знаменитая дочь. И
изрядная доля ее известности связана с ее способностью опережать в скачке,
на охоте и в драке любого мужчину.
- Интересно, есть ли здесь кто-нибудь, кто не знал правды? - угрюмо
спросила Элиан.
Его глаза расширились и потемнели от удивления.
- Но кто еще мог ее знать? Кроме Мирейна, конечно. И Вадина. Вадин
всегда знает все, что знает Мирейн. Но мы никому ничего не говорили. Мы
даже друг с другом не говорили об этом, пока тайна сама не раскрылась.
- Это многое объясняет. Вы все время были поблизости. И во время боя
окружали меня.
У него хватило любезности, чтобы сохранять робкий вид, и нахальства,
чтобы обороняться.
- Я никого не окружал. Я делал только то, что сделал бы любой человек
для своего друга. У меня никогда и в мыслях не было унизить вас.
- Ах вот как? - Губы ее скривились. - Ну разумеется. Ведь я женщина.
Нежная, хрупкая, легкомысленная. Меня унизить невозможно. Меня можно
только защищать до смерти.
- Госпожа, - сказал Кутхан с героическим терпением, - открытое
неповиновение для вас - словно боевые доспехи. Не соблаговолите снять
хотя бы шлем и посмотреть вокруг? Ведь единственный человек, который
мучает вас, - это вы сами.
Рука Элиан взметнулась, чтобы ударить его. Она с огромным усилием
заставила себя опустить ее.
- Сколько же тебе заплатили мои родственники, чтобы ты сказал мне это?
Черные глаза вспыхнули быстрым и страшным огнем, напомнившем ей о
лесном пожаре.
- Может, я и варвар и не сын короля, но я никогда не был наемником. Я
видел боль моего короля и его брата, боль господина и госпожи, уважать
которых я издавна научился. Изрядную долю этой боли я чувствовал и у
моего друга, волею судьбы оказавшегося женщиной. Теперь я понимаю, что
видел друга там, где его не было. Разве что у вас на юге считается естест-
венным встречать любовь, оскалив зубы и выпустив когти. На севере даже
лесная рысь не делает этого. - Кутхан поднялся. На лице его застыло
жесткое и холодное выражение. Он слегка поклонился, словно чужаку.
- Я по крайней мере не собираюсь мокнуть под дождем. Желаю приятного
дня, госпожа.
Это обращение прозвучало как пощечина. Элиан смотрела ему вслед, не в
состоянии двигаться, не в силах говорить, не пытаясь спрятаться от первых
капель ледяного дождя.
Она забилась в какой-то уединенный темный уголок и скрючилась там,
дрожа от озноба. Сильнее и глубже ярости, ненависти или даже ужаса была
гордость, которая и порождала все остальные чувства. Промокнув до нитки,
но не изменив себе, Элиан наконец вернулась в комнату Мирейна.
Он сидел там, как она того и ожидала, совершенно один, что крайне
удивило ее. Она хотела бы спрятаться среди шумной большой компании, но
эта одинокая фигура в длинном белом одеянии, подбитом мехом, застывшая
возле жаровни с книгой на коленях, заставила ее замереть в
нерешительности.
Глаза его смотрели вниз, хотя книга была закрыта, л ее свитки связаны
золотыми шнурами. Он так глубоко задумался, что не услышал прихода
Элиан. Она замялась на пороге, готовая убежать, и капли с ее одежды падали
на ковер. Мирейн выглядел так же, как Кутхан. Чертовски похоже. Но дождь
смыл остатки гнева с ее души, оставив только его отголоски и пустоту.
Что-то отвлекло его, наверное, клацанье ее зубов. Внезапный блеск его глаз
чуть не свалил Элиан с ног. Обжигающе горячими руками Мирейн втащил ее
в комнату, усадил возле жаровни и снял с нее мокрую одежду. Обернув
Элиан собственной мантией и застегнув ее высоко под подбородком, он взял
ледяные ладони девушки в свои и принялся растирать их до тех пор, пока она
не почувствовала, что они болезненно горят.
Она хотела отстраниться. Он был королем, и не пристало ему
прислуживать своему вассалу.
Мирейн нежно удержал ее на стуле, вытирая намокшие и спутавшиеся
волосы своим полотенцем. Она стерпела это, как стерпела горькие слова
Кутхана, с внутренним сопротивлением, показной беспомощностью.
Когда Элиан высохла и почти согрелась, Мирейн потянулся за гребнем,
который принес вместе с чистой одеждой. Она схватила его за руку. В ее
