Александр узнал уже в Дрездене о смерти старого фельдмаршала. "Болезненная
и великая не для одних вас, но для всего отечества потеря! Не вы одни
проливаете о нем слезы: с вами плачу я и плачет вся Россия. Бог, позвавший
его к себе, да утешит вас тем, что имя и дела его остаются бессмертными.
Благодарное отечество не забудет никогда заслуг его" [33], - так писал
Александр вдове фельдмаршала, которая, впрочем, хорошо знала цену царским
слезам по поводу смерти ее мужа.
Доверие к царю и высшему командованию, испытавшее такой страшный удар
сначала в Смоленске, потом в Москве в конце лета и в начале осени 1812 г.,
восстановлялось крайне медленно. Убийственные последствия тяжкого
заграничного похода стали сознаваться во всем значении весной и летом 1813
г., когда Наполеон во главе новой созданной им армии начал бить истощенные
русские и прусские войска в кровопролитных сражениях при Лютцене, Бауцене,
Дрездене. Протесты старого, уже тогда покойного, фельдмаршала Кутузова
против продолжения войны с Наполеоном и перенесения ее за границу России
приходили в эту бедственную для союзников первую половину 1813 г. на память
всем тем, кто об этом знал, но и те, кто не знал, были встревожены и
недовольны. Когда Москва узнала о том, что Наполеон разгромил под Дрезденом
и отбросил союзную армию за Эльбу, тревога в столице, еще представлявшей
собой сплошное пожарище, сделалась повсеместной. "Известия, дошедшие сюда
из разных мест об отступлении войск наших за Эльбу, произвели страх и
уныние... Если неизвестность о военных действиях наших продлится долее и не
пресечется или победами, или занятием вторично Дрездена, то много
беспокойства здесь будет. Самые дурно расположенные люди к государю и
правительству суть раскольники и купцы; первые доказали сие делом, а
последние словом", - так писал Ростопчин 7 июня 1813 г.
Кутузов умер перед самым началом этих тяжелых для русских войск весенних и
летних боев 1813 г. с Наполеоном, когда воззрения на то, нужно или не нужно
России продолжать отчаянную борьбу без всяких дальнейших для себя выгод,
стали в умах очень многих и в самой армии приближаться к взглядам покойного
фельдмаршала.
Настроения были в русской армии в это время разные... Когда союзники
заключили с Наполеоном временное перемирие после его побед под Лютценом,
Бауценом, Дрезденом в июне 1813 г., то вот какая сцена произошла при
поездке Коленкура, герцога Виченцского, на русские аванпосты: "Русские
устроили в честь герцога Виченцского празднество. Герцог провозгласил тост:
"За русскую армию!" Русские офицеры ответили тостом: "За храбрую
французскую армию!" и трижды осушили свои стаканы. Присутствовал тут и
прусский генерал".
Но эти новые настроения и эти события выходят уже за хронологические рамки
моей работы.
Кровопролитнейшие войны 1813, 1814, 1815 гг. не могут даже и в самом
кратком виде тут рассматриваться. Агония наполеоновской мировой монархии
длилась необычайно долго. Но смертельную рану всемирному завоевателю нанес
русский народ в двенадцатом году.
Комментарии
[1] ГПБ, рукописн. отд., арх. Н. К. Шильдера, К-6, щ 4. Papiers
interceptes. Duroc, due de Friout, a Montesquieu. Smolensk, le 10 novembre
1812. Копия.
[2] Материалы Военно-учен. арх., Отечественная война, т. XIX, щ 530, стр.
196, 15 ноября.
[3] Харкевич В. Барклай де Толли в Отечественную войну. СПб., 1904, стр.
36.
[4] Харкевич В. Барклай де Толли в Отечественную войну. СПб., 1904, стр.
36.
[5] Отечественная война в письмах современников, щ 236. Роберт
Вильсон-лорду Каткэрту, 7/19 ноября 1812 г.
[6] Отечественная война в письмах современников, щ 219. Роберт Вильсон
-Александру I, 31 октября/12 ноября 1812 г. Лапково.
[7] Харкевич В. 1812 год в дневниках..., т. II, стр. 47.
[8] Левенштерн В. И. Записки-Русская старина, 1901, стр. 123.
[9] Левенштерн В. И. Записки-Русская старина, 1901, стр. 375.
[10] Давыдов Д. В. Сочинения, т. II, стр. 103.
[11] Там же, стр. 108-109.
[12] Архив Ин-та истории АН СССР, бумаги Воронцова, письма к сыну, щ 192,
510, Londres, le 4 decembre 1812.
[13] ГПБ, рукописн. отд., арх. Н. К. Шильдера, К-7, щ 6. Материалы к
истории 1812 г. Тормасов-Сакену, 7 июля 1812 г.
[14] Correspondance, t. XXIV, щ 19340, стр. 340. Doubrovna, 18 novembre
1812, от той же даты щ 19341; 19342 (от 19 ноября).
[15] ГПБ, рукописн. отд. XIV, А. 1023. Критическое положение Наполеона при
переправе французской армии через Березину. СПб., 1833.
[16] Давыдов Д. В. Сочинения, т. II, стр. 122.
[17] Отечественная война в письмах современников, щ 251. 18/30 ноября 1812
г. Орехов.
[18] Левенштерн В. И. Записки.-Русская старина, 1901, стр. 365;
[19] Левенштерн В. И. Записки.-Русская старина, стр. 376-377.
[20] Левенштерн В. И. Записки.-Русская старина, стр. 374, 378.
[21] Записки Мартоса- Русский архив, 1893, стр. 500, 502.
[22] Русский архив, 1868, т. 6, стр. 1988.
[23] Seguг. Цит. соч., т. II, стр. 392.
[24] Давыдов Д. В. Сочинения, т. II, стр. 141.
[25] ГПБ, рукописн. отд., арх. К. А. Военского, Ковно в 1812 г. Рукопись.
Дневник особенных происшествий в уездном ковенском училище.
[26] ГПБ, рукописн. отд., арх. К. А. Военского, Ковно в 1812 г. Рукопись.
Дневник особенных происшествий в уездном ковенском училище.
[27] Отечественная война в письмах современников, щ 310. Extrait d'une
lettre de Varsovie (первая строка: Au passage de Napoleon par Varsovie, le
10 decembre 1812 ...).
[28] ИРЛИ, арх. Кутузова, письма высочайших особ, собственноручное письмо
Александра, "Полотцк (sic!), Понедельник 9 дек. 1812".
[29] Wilson R. Цит. соч., стр. 356-357.
[30] ГПБ, рукописн. отд., арх. Н. К. Шильдера, К-7, щ 8, бумаги Рунича,
рапорт (неподписанный) - министру внутренних дел Козодавлеву. Москва, 26
декабря 1812 г.
[31] ГПБ, рукописн. отд., арх. Н. К. Шильдера, К-7, щ 8, бумаги Рунича.
Донесения губернских почтмейстеров - Д. П. Руничу. Донесение Бабаева. Тула,
4 августа 1813 г.
[32] ГПБ, рукописн. отд., арх. Н. К. Шильдера, К-8, щ 1. Шильдер до
которого, передаваясь от поколения к поколению, дошло это известие, не мог
им воспользоваться в своей биографии Александра I, очевидно, по цензурным
условиям.
[33] ИРЛИ, арх. Кутузова, письма высочайших особ, письмо Александра I -
Екатерине Ильиничне Кутузовой. Дрезден, 25 апреля (7 мая) 1813 г.
(собственноручное).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1
Война 1812 г. имела колоссальные последствия и оставила глубокий след во
всемирной истории. Попытаемся в нескольких словах подвести главнейшие
итоги. Попытаемся определить значение нашествия Наполеона как для Западной
Европы, так и для России. Для Европы исход войны двенадцатого года оказался
сигналом к восстанию против наполеоновского владычества.
Нашествие Наполеона на Россию было самой откровенной "грабительской
империалистской" войной самодержавного диктатора, твердо связавшего свое
владычество с интересами французской крупной буржуазии. Наполеоновское
владычество уже в 1803 - 1804 гг., но особенно с 1805 г., ощущалось во всех
германских государствах и в Австрии как тяжелый экономический гнет,
проводимый политикой открытого насилия, политикой завоеваний, произвольных
отторжений территорий, приемами военно-полицейского террора, причем
диктатор сознательно вредил, сознательно и целеустремленно препятствовал
экономической деятельности вообще и техническому прогрессу в особенности во
всех покоренных им странах средней и северной Европы. В Италии этот гнет
ощущался уже с 1796, а особенно с 1800 г., с так называемого "вторичного
завоевания" Бонапартом Италии. Наконец, с 1807 г. этот тяжкий гнет усилился
в невероятной степени и в то же время он охватил и придушил экономическое
развитие таких стран, которые до тех пор еще умудрялись отстаивать свою
торговлю и промышленность. Присоединение Голландии к Французской империи,
присоединение ганзейских городов, захват всех северогерманских княжеств,
беспощадная по своей жестокости и одна из наиболее циничных по своей
грабительской откровенности войн Наполеона - попытка захвата Португалии и
Испании, арест римского папы и захват Рима, наконец, те приемы, которые
Наполеон стал применять с 1810 г. в деле реализации континентальной
блокады, - все это ясно говорило буржуазии всех европейских стран,
покоренных Наполеоном, что европейский континент быстро идет к тому, чтобы
стать политически бесправным и экономически несостоятельным объектом для
монопольной эксплуатации со стороны французской буржуазии.
Если в первые годы континентальной блокады жаловалась торговая буржуазия,
то ликовала промышленная и делала на первых порах золотые дела, будучи
избавленной от английской конкуренции. Потом начались жалобы и со стороны
промышленников. Без английских колониальных продуктов, без хлопка, без
индиго, без сахарного тростника (несмотря на все удачные опыты со
свекловицей) обходиться было трудно. И вот тут-то, с 1810 - 1811 гг., и
обнаружилось все подневольное положение буржуазии покоренных стран:
Наполеон давал своим купцам, своим французским промышленникам "лицензии"
(разрешения) покупать у англичан на известных условиях нужное колониальное
сырье, а купцам и промышленникам покоренных стран воспрещал это делать.
Злоба, обида за все унижения, сознание грядущего разорения - вот чувства,
которые наполеоновская диктатура возбуждала в Европе накануне нашествия
1812 г.
Что касается крестьян южной и средней Европы, то они, некогда получившие в
результате наполеоновских завоеваний и потрясения феодальной системы
кое-где свободу от крепостного права, кое-где сильное ослабление
крепостничества, теперь (в 1807 - 1812 гг.) ощущали "великую империю" как
ненасытное чудовище, требующее "налога крови" и получающее этот налог путем
жестоких и постоянных рекрутских наборов. Хвалился же Наполеон тем, что в
русском походе погибло "всего" 50 тысяч "настоящих" французов, а остальные
сотни тысяч были немцы, итальянцы, голландцы, поляки, испанцы, далматинцы и
т. д. А если так, то стоит ли, вопрошал император, очень кручиниться? Этот
"налог крови" в покоренных странах несли именно крестьяне и рабочие,
привилегированные классы откупались, выставляя за себя заместителей.
Все эти тяжкие последствия установления в Европе наполеоновского
владычества ощущались особенно болезненно из-за беспощадно сурового
характера мер, которыми это владычество поддерживалось. Пресса в Европе
была задавлена вполне, не было немца, итальянца, голландца и т. д., который
мог бы спокойно существовать, если он имел несчастье возбудить
подозрительность всесильной, вездесущей, всеведущей императорской полиции.
Вот почему, когда первые эшелоны русских войск перешли через границу в
январе 1813 г. и явились в Пруссию, то раздались сначала полушепотом, а
вскоре очень громко радостные слова: "Русские освободители идут!" И этот
клич на разных языках раздавался в течение всего 1813 г.
Конечно, в Пруссии, например, восстание 1813 г., обусловленное только что
указанными причинами, было также подготовлено терпеливой и успешной работой
Штейна, Гарденберга, Шарнгорста, Гнейзенау и других патриотически
настроенных в лучшем смысле слова людей, но достоверно и то, что без 1812
г. едва ли Пруссия и вся Европа так скоро освободились бы от Наполеона.
Послушаем фельдмаршала Гнейзенау, одного из самых значительных людей этого
прусского движения против Наполеона. Он был человеком прямодушным и не
льстил. Замечу кстати, что он и в 1826 г. (в письме к Дибичу) повторил
точь-в-точь то свое глубокое убеждение, которое высказал тогда, когда
освобождение Пруссии от Наполеона только что совершилось.
Летом 1814 г., уже после первого отречения Наполеона, Гнейзенау писал
Александру: "Если бы не превосходный дух русской нации, если бы не ее
ненависть против чуждого угнетения, если бы не благородное упорство ее
возвышенного властителя, то цивилизованный мир погиб бы, подпав под
деспотизм неистового тирана".
