супруги. А в один прекрасный день он убедился, что рогат...
Мольер произнес это слово, и мы позволим себе повторить его.
Поначалу император страдал молча, в надежде, что супруга его Берта,
удовлетворив свой каприз, снова станет ему верной женой. Однако за первой
вспышкой последовало множество других. По-видимому, благородная дама вошла
во вкус и категорически не желала лишать себя тех удовольствий, которые
доставляли ей маленькие любовные утехи. В конце концов дело дошло до
открытого скандала. Любовные шашни императрицы стали притчей во языцех, и
вскоре несчастный муж оказался не в состоянии найти ни одного человека среди
придворных, который, говоря об императрице, не назвал бы её "нашей крошкой".
Естественно, это было очень неприятно!
Не желая быть посмешищем, оскорбленный Генрих принял решение расстаться с
легкомысленной императрицей. Он уведомил архиепископа Майнцского о своем
намерении. Последний одобрил решение императора и обратился к папе с
просьбой утвердить развод.
Представитель папы в Германии Петр Дамиани, вместо, того чтобы дать
императору согласие на развод, от имени папы запретил расторгать брак с
неверной женой и даже низложил архиепископа, поторопившегося дать согласие,
ибо "разрешение на развод должно исходить только от самого папы".
На соборе, созванном во Франкфурте, Петр Дамиани произнес от имени
Александра второго следующую речь: "Ваше поведение, сеньор, по отношению к
вашей целомудренной супруге Берте недостойно не только верховного
властителя, но и христианина. Человеческие и церковные законы осуждают вас!
Берегитесь нарушить их! Рим имеет в своем распоряжении оружие, которое лишит
вас императорской власти. Я приказываю вам подчиниться высшим велениям
первосвященника, в противном случае вы заставите нас употребить против вас
церковные каноны во всей их строгости и отнять у вас императорскую корону,
которой вы уже оказались недостойны, поправ религию..."
В ответ на эту речь, которую восторженно приветствовали епископы, бедняга
император смиренно заявил: "Я претерплю свой позор и покорюсь велению
святого отца в назидание моим народам!"
Факт весьма поучительный! Церковь возводит даже прелюбодеяние в степень
национального института! Христиане, обманутые женами! Несите смиренно ваше
звание рогоносцев во имя спасителя: так приказывает папа, наместник Христа!
Разве этот инцидент не говорит о том, что Александр второй весьма удачно
плел свои интриги как против вельможной знати, так и против короля Генриха?
Разумеется, униженный Генрих своим поведением доказал, как мало он
разбирался в делах и традициях римской курии. Он мог найти для себя выход
более благоприятный, чем терпеть похождения своей ветреной супруги Берты, и
избежать глумления со стороны папы. Ему следовало бы призвать к себе Петра
Дамиани и сказать ему:
"Завтра, когда вы явитесь во дворец, мой казначей отсчитает вам некую
сумму золотом, которую вы с моей превеликой благодарностью передадите его
преосвященству".
И весь вопрос разрешился бы к всеобщему удовольствию.
Епископ Герман Бамбергский, отлученный папой за продажу должностей,
кровосмесительство, оказался более догадливым и ловким. Он продолжал
исполнять функции епископа, несмотря на папскую анафему. Александр,
уведомленный об этом акте открытого неповиновения и мятежа, отправил
епископам Анону и Зигфриду распоряжение явиться в Рим со строптивым
Германом, чтобы вторично предать виновного анафеме в присутствии всего
собора Прелаты повиновались. Но предусмотрительный Герман Бамбергский
захватил с собой в Рим сумму, соответствующую его светлейшему достоинству.
Александр сразу сменил гнев на милость и не только восстановил его в звании,
но и удостоил всех привилегий, связанных с кафедрой архиепископа.
Немецкий монах Ламберт Герсфельдский, автор хроник, относящихся к
одиннадцатому веку (кстати, на редкость беспристрастных), рассказывает об
этой истории следующее:
"Святой отец пригласил трех прелатов - Германа, Анона и Зигфрида - на
торжественный пир. К концу пиршества, когда винные пары расположили папу к
откровенности, он признался, что симония вовсе не является в его глазах
столь великим преступлением; он низлагает клириков, обличенных в симонии и
прелюбодеянии, лишь для того, чтобы продать им отпущение грехов. При этом
папа подчеркнул, что с уважением относится к церковникам, которые, став
священниками, не превратились в камень и, не отказываясь от любовных утех,
умеют приумножить свои богатства".
Справедливость изречения "In vino veritas!" редко когда получала более
наглядное подтверждение.
ГРИГОРИЙ СЕДЬМОЙ.
Перед тем как вступить на престол, Григорий назывался Гильдебрандом. Этот
знакомый уже читателю монах, по существу, был папою задолго до того, как
получил папское звание, ибо фактически управлял церковью в течение двадцати
пяти лет. Это он поддерживал избрание Григория шестого, купившего престол
(рассчитывая использовать последнего для проведения своих реформ), а
впоследствии выступал за его низложение. Это благодаря его влиянию и
интригам Николай второй получил тиару; это он заставил кардиналов избрать
Александра второго без санкции императора. Это ему Петр Дамиани написал: "Я
уважаю папу, но тебе я поклоняюсь, простершись ниц: ты делаешь его
господином, а он тебя богом". И далее, жалуясь на его безграничный деспотизм
и огромное честолюбие, он называет его "святым сатаной". Позднейшие историки
именовали Григория седьмого ещё и "адской головешкой".
После смерти Александра второго Гильдебранд решил, что наконец пришла
пора взять в свои руки ту власть, которой он уже много лет распоряжался от
имени других.
Когда в день похорон Александра церковные сановники собрались в базилике
святого Петра, чтобы обсудить двух кандидатов на папский престол - Дидье
монтекасинского аббата, и кардинала Иеронима, - на улице
раздались настойчивые возгласы: "Да будет Гильдебранд нашим епископом!",
"Святой Петр избрал его!
Как выяснилось, инициаторами этого народного волеизъявления были два
священника, затесавшиеся в толпу. Народ ворвался в базилику, где собралась
коллегия. Услышав настойчивые требования толпы, кардиналы тут же поспешно
опубликовали декрет, возводивший Гильдебранда в сан первосвященника.
Григорий седьмой, итальянец по происхождению, родился в Тоскане в 1020
году. Его отец, Бонизо, был ремесленником. Называя его отцом, мы, собственно
говоря, исходим лишь из формальных признаков, подобно тому как евангелисты
считают отцом Иисуса святого Иосифа, супруга Марии. По всей вероятности,
Гильдебранд был сыном своего дяди. Таким образом, роль легендарного голубя
по отношению к матери Григория сыграл аббат Авентинского монастыря - брат
Бонизо.
Начальное образование Григорий получил в монастыре своего дяди, после
чего, на пятнадцатом году жизни, отец Григория отправил его во Францию, где
он закончил свое духовное образование.
Устроившись при дворе императора Генриха Черного, он добился большого
влияния и вскоре приобрел известность в церковных кругах. Вернувшись в Рим с
папой Львом девятым, он сделался одним из его советников. Кроме того, Лев
девятый отдал под его управление монастырь святого Павла, в котором
Гильдебранд ввел жесточайшую дисциплину, требуя от монахов, чтобы они хотя
бы внешне соблюдали правила благочестия и воздержания. После смерти Льва
девятого Гильдебранд был возведен в сан архиепископа и выполнял неоднократно
роль легата при дворе нескольких князей и королей.
Ему было шестьдесят лет, когда он взошел на папский престол. Однако годы
не отразились на нем. Воля его осталась непреклонной. Человек он был
жестокий, хитрый, лицемерный политик, который под маской смирения мог
раздавить человека, как паука. Он мечтал подчинить церковь абсолютной власти
папы, освободить её от светского влияния, от власти императоров и королей.
Словом, Григорий седьмой мечтал об абсолютной церковной монархии. Чтобы
достичь этого, он не останавливался ни перед каким преступлением, ни перед
каким предательством, действуя испытанным оружием клириков и владея им в
совершенстве.
Прежде чем перейти к главным событиям его понтификата, мы позволим себе
изложить некоторые его принципы, которые он сам сформулировал в своей
обширной переписке:
"Бог есть дух, он господствует над материей. Точно так же и духовная
власть стоит над светской властью".
"Только римский первосвященник может быть называем вселенским".
"Он один непогрешим. Только он один может издавать новые законы,
соединять или делить епархии".
"Без его повеления никакой собор не может называться вселенским".
"Он не может быть судим никем".
"Римская церковь никогда не ошибалась и никогда не впадет в ошибку".
"Римский первосвященник имеет право низлагать императоров".
"Он может освобождать подданных от клятвы верности неправедным
государям".
"Папа должен носить на себе знаки императорской власти: народы и короли
обязаны целовать ему ноги. Христиане обязаны безоговорочно повиноваться его
велениям. Они обязаны даже убивать своих властителей, своих отцов и детей,
когда это приказывает папа. Они должны служить лишь орудием в его руках".
Разумеется, папа Григорий был не автором этих теорий, а лишь носителем
традиций. Все это уже встречалось в послании пап, в арсенале канонического
права, в сборнике "Лжеисидоровых декреталий", так что, приведя в систему эти
материалы, он лишь построил единую теорию теократического государства, о
котором издавна мечтало столько пап до него.
Дидье, монте-кассинский аббат, сильно рассчитывал на папский престол
после смерти Александра второго. И действительно, он собрал бы большинство
голосов, если бы не ловкий трюк Гильдебранда. Понимая, что Дидье чрезвычайно
оскорблен, Григорий седьмой на следующий день после своего избрания направил
ему письмо следующего содержания:
"Папы Александра нет больше среди нас, брат мой;
смерть его обрушилась на меня, потрясла до основания, толкает в пропасть.
В то время как над его смертными останками справляли заупокойную службу, в
народе поднялось сильное волнение. Какие-то обезумевшие священники схватили
меня и понесли в Латеранский дворец, где и посадили на трон апостола. Я не
стану утруждать тебя моими горестями, я только прошу твоих молитв и молитв
твоих братьев, чтобы Иисус Христос протянул мне, несчастному, руку и избавил
от мук и опасности, которых я хотел бы избежать. Мы ожидаем тебя, брат мой,
в нашем дворце, ибо ты знаешь, как нуждается римская церковь в твоей
преданности и мудрости".
Дидье откликнулся на призыв лицемерного Гильдебранда, который встретил
его с распростертыми объятиями не только потому, что учитывал популярность
монте-кассинского аббата, а ещё и потому, что хотел использовать его влияние
для освобождения святого престола от инвеституры императора. Добиваясь этого
ещё при своих предшественниках, Григорий седьмой, сам сделавшись папой,
считал, что первая его задача - освободить церковь от всех уз, которые
ставят её в зависимость от власти королей и императоров. Избранный без
участия последнего, Григорий седьмой тотчас направил к императору Дидье в
качестве легата; сообщая о своем избрании, он умолял Генриха четвёртого не
утверждать его, ибо он предпочитает смиренный кров монастырской кельи блеску
папского дворца. Результат оказался неожиданным. Созванный Генрихом
четвёртым собор объявил избрание Гильдебранда незаконным и отказался
утвердить его. Лицемерный монах, убежденный, что его смиренная просьба об
