железных немецких колесах с немецким дульным тормозом - немцы захватывали и
использовали в боях - у них такого чудо-оружия просто не было. Иногда
трофейные советские пушки немцы использовали в том виде, в котором
захватили, а иногда вносили изменения в конструкцию. По каким-то, только им
известным причинам снимали наши колеса, наполненные гусматиком, и ставили
свои немецкие - железные. Видимо, резина у них была не в изобилии. И дульный
тормоз меняли... И использовали против Красной Армии. Много немцам досталось
первоклассного оружия и боеприпасов в приграничных районах Советского Союза
в первые дни войны. А потом - под Харьковом и в Крыму - в 1942-м. А в конце
войны эти пушки, эти сокровища попали в руки Британской армии в качестве
боевого трофея, и вот одна из них стоит в кустах сирени, вроде как в засаде.
Это уже история. И цены ей нет, той пушечке. А рядом в ангарах - наши
тридцатьчетверочка и "Королевский тигр" и много-много еще штук, от
прикосновения к которым у любого нормального человека кружится восторгом
голова.
Если по аллеям пройти, то тут не только танки и пушки, но и мортира
времен Крымской войны и много еще всяких чудес.
Итак, завершился учебный год - ремонт по всем учебным корпусам, стены
красят, полы, в старинном корпусе реставрация, чтобы все было так, как во
времена давние, а рядом в новом корпусе перестраивают компьютер чудовищной
мощи на новые программы.
Нашему брату преподавателю раздолье - забирайся на целый день в
библиотеку и грызи гранит наук, никто не помешает. Библиотека - мечта. На
стенах - коллекции орденов, любой музей позавидует. И коллекции личного
оружия знаменитых генералов, под стеклом - форма парадная с аксельбантами и
эполетами. Полки книжные бесконечного протяжения. Тишина, как в космосе.
Обложился я томами, словно бастионы вокруг себя возвел, оборону
неприступную, чтоб не заметили меня, чтоб от работы не отрывали.
Но нашли меня и оторвали: есть возможность отличиться.
Вызывает большой начальник, ставит задачу: помогать инженерам тот самый
компьютер перестраивать. "Я, - говорю, - в компьютерах не очень..."
А начальник отвечает, что этого от меня и не требуется: там уже шесть
электронных экспертов два месяца колдуют, чародействуют - одного из Японии
выписали, двоих из Америки доставили, остальные - свои. И меня к ним -
великолепная семерка. Интернационал. Компьютер перестраивают на другую
программу. Две недели срока осталось. Свою работу электронную инженеры
крепко знают, но им нужен кто-то, кто бы фантастические военные ситуации
придумывал, что-нибудь вроде войны миров: наши против марсиан или что-нибудь
в этом роде. Компьютер специально создан для моделирования боевых операций.
Их на всю Британию, может, всего пара такой мощи: один боевой, где-нибудь в
подземелье для планирования войны, и один тут - для подготовки операторов,
программистов и высшего командного состава. Если правду сказать, я не знаю,
сколько их, таких компьютеров, в Британии. Просто предположение высказываю.
А во всем мире (на мой взгляд дилетанта) их, может, не больше десятка
наберется.
"Ты, - говорит начальник, - у нас известный чудак, и все в твою голову
какие-то сумасбродные идеи приходят, парадоксальные. Нам твоих идей не
понять. Но твоей способностью сумасбродствовать мы воспользуемся. Иди к
электронным экспертам и выдумывай. Чтобы зря твои идеи не пропадали, иди и
воюй с марсианами".
И я пошел.
Тут надо отвлечься. Отступить от темы.
Мне иногда вопросы задают насчет преподавательской деятельности. Опять же
- участие в настройке военного компьютера невероятной мощи... Это для
ядерной войны. Вопрос мне прямо не формулируют, но как-то связывают: лекции
читаешь, учишь офицериков вражеских, и тут же - про совесть, про брошенную
родину...
Вопрос понял. Отвечаю: если моя милая родина и в новом тысячелетии не
откажется от идеи Мировой революции и бросится во всем мире устанавливать
коммунистические порядки, так я не только вражеских офицериков учить буду и
участвовать в настройке военных компьютеров, но и с автоматом в руках пойду
воевать против коммунизма.
Ну а если Мировой революции не случится, если моя прекрасная родина не
бросится в припадке бешенства на всех своих соседей, то мои лекции никому
вреда не принесут. И компьютер тот будет мирно жужжать в прохладном
подземелье.
Итак, спускаюсь я туда, где колдуют электронные корифеи. Сначала вроде с
обидой - от работы отрывают. А потом сообразил: к компьютеру такой мощи в
двадцатом веке вряд ли какой историк будет допущен. Слишком удовольствие
дорогое. Не для игрушек такие штуки создают. И не для исторических
исследований. Я не историк, я просто любитель военной истории. Но
получается, что я один из всех историков, профессионалов и любителей, на
всей земле в двадцатом веке имею возможность доступа к такому чуду. Через
две недели, когда его полностью перестроят и отладят, таким сверчкам, как я,
доступа не будет и загрузят его серьезной работой, о содержании которой
можно только догадываться. А пока...
С собой чемодан справочной литературы принес. Разложил.
И начали. Моделируем некую фантастическую войну.
- Можно армейскую наступательную операцию прокрутить?
- Пожалуйста, - отвечают. - Хоть фронтовую.
Хорошо. Начали. Захожу с того, что прошу ввести температуру воздуха:
минус 41 градус по Цельсию.
Мне показалось, что компьютер сверкнул злостью, заискрился весь и взвыл
от негодования. Ответ мгновенный: задано невыполнимое условие - при такой
температуре ведение наступательных операций невозможно.
Я настаиваю. Компьютер мое требование отвергает. Эксперты начинают
злиться. Мне объясняют, что умная машина дурной информации не примет.
А я уперся.
Но спорить с компьютером - дело проигрышное, вроде как нападать на
Россию. Настаиваю, требую, чтобы ввели минус 41. Эксперты полезли в словари
- если я по-английски не понимаю, вот читай это слово на своем русском: не
принимает компьютер, не воспринимает, не переваривает, такого не ест, не
кушает, не клюет, не жрет, не пожирает, не хавает!
Ладно. Убедили. Понимаю: не хавает.
Слишком, говорят, русский, у тебя воображение расковано. Задавай задачи,
но головой думай, фантазия - дело хорошее, но тормоза имей. И иногда ими
пользуйся.
А я не фантазировал, не войну миров разыгрывал, а нашу несчастную Зимнюю
войну: 30 ноября 1939 года Красная Армия вступила на землю Финляндии. Днем -
терпимо, ночью - кое-как, к утру - минус 41 по Цельсию. А потом в другие дни
и ночи бывало хуже.
Но им-то, басурманским детям, не объяснишь, им до этого дела нет. Им бы
кнопки свои нажимать.
А я делаю первый для себя вывод: поздней осенью 1939 года товарищ Сталин
поставил Красной Армии невыполнимую задачу - прорвать "Линию Маннергейма" на
Карельском перешейке.
КРАСНАЯ АРМИЯ НЕВЫПОЛНИМУЮ ЗАДАЧУ ВЫПОЛНИЛА.
Признаюсь, у меня раньше те же настроения были. Красная Армия в Финляндии
опозорилась на весь мир. Замысел у меня простой был - проиграть войну в
Финляндии на свой манер, не так, как глупые сталинские генералы воевали, а
по-своему по-умному.
Но выяснилось, что ни одна армия мира при минус 41 наступательных
операций не вела. И никто не смеет смеяться над моей армией. Сами
попробуйте. Тогда смейтесь.
Но как же финны оборонялись?
Оборона - другое дело. Двадцать лет практически весь военный бюджет
Финляндии уходил на создание укреплений на Карельском перешейке. Была
построена оборонительная линия протяженностью 135 километров и глубиной до
90 километров. Фланги упирались в Финский залив и Ладожское озеро. За
бескрайними минными полями, за противотанковыми рвами и гранитными
надолбами, за железобетонными тетраэдрами и проволочными заграждениями в
десять, двадцать, тридцать рядов (на высоте 65,5 - сорок семь рядов густой
минированной колючей проволоки на металлических кольях, центральные ряды -
вбитые в землю рельсы вместо кольев), так вот, за этими заграждениями -
железобетонные казематы: три, четыре, пять этажей под землю, перекрытия -
полтора-два метра фортификационного железобетона, напольные стенки прикрыты
броневы ми плитами, все это завалено многотонными гранитными валунами и
засыпано грунтом. Все замаскировано. Над этими казематами уже поднялись
густые еловые леса. А леса снегом засыпаны. Пулеметчики, стрелки,
артиллеристы сидят за броней и бетоном, глубокие амбразуры гасят вспышки
выстрелов, искажают и глушат звук стрельбы - стреляют в упор, а нам все
кажется - стрельба из-за дальнего леса... А внутри у них, в каждом каземате
- склад боеприпасов и топлива, внутри - теплые спальные помещения, - комната
отдыха, и кухня, и столовая, и туалет, и водопровод, и электростанция.
Командные пункты, узлы связи, госпитали - все под землей, все под бетоном,
под лесной чащей, под снегом. И все - в тепле. Снайпер, который сутками
выжидает свою жертву, бойцы легких лыжных отрядов, действующих по тылам
Красной Армии, тепло одеты, хорошо экипированы. Солдаты Финляндии рождены,
воспитаны и подготовлены для действий именно в этих условиях. Они знают, что
через несколько дней после боевого дежурства или лыжного рейда их накормят
горячим супом, их ждет уютный отсек в подземном бункере, где они выспятся в
тепле перед новым заданием. Они знают, что в случае ранения их ждет
операционная палата глубоко под землей, там чисто, сухо, и опять же - тепло.
Но попробуйте наступать в этих условиях. Попробуйте отрезать раненому
ногу, когда за тоненькой стеной госпитальной палатки минус 40, а внутри -
минус 30.
Так вот, при минус сорока и ниже способна наступать только моя армия.
Только она способна творить чудеса, творить то, что невозможно.
Одним словом, компьютер минус 41 не принял. Не переварил. Не съел. Не
сожрал. Не скушал. Не схавал.
- Ладно, - говорю, - допустим, что температуры вообще никакой не было.
Бывает же такое, что нет температуры.
Заулыбались электронные мудрецы: это лучше, так к реальной жизни ближе...
Врать я не мог, минус 25 не мог вводить в электронные мозги, если на самом
деле было минус 40 и ниже. Потому компромисс - нет температуры. Нет - и
баста.
Вводим второй параметр: глубина снежного покрова - полтора.
- Полтора? Чего полтора? Сантиметра, дюйма, фута?
- Метра, - отвечаю. - Метра, ребятушки.
И опять компьютер взревел.
Мой читатель, вы никому не рассказывайте, а я вам тайну военную открою: у
них на Западе вообще все военные компьютеры слабонервные.
И чем умнее, тем нервишки слабее. Закономерность такая. Обратная
пропорция. Мне достался один из самых умных и мощных, потому нервная его
система была расшатана выше допустимых пределов. Он тут же и вспылил: так
воевать нельзя!
Невозможно.
Я уточняю, что под снегом болота, которые не замерзают - снег их от
мороза бережет. Я объясняю, что под снегом озера. На озерах тонкий лед. Та
же причина: глубокий снег - изолятор. Там, где снега нет, вода промерзает до
дна, а там, где на льду глубокий снег, там лед тоненький совсем, там танк
провалится. Финляндия - страна тысячи озер, но пойди ж ты разбери, где
озеро, а где поле? Все кругом белое да пушистое, да искристое. А еще под
снегом - валуны гранитные. На вид поле ровное, снег да и снег, но пошли
танки и переломали катки, гусеницы порвали. Еще до того, как попали на
минное поле. Местность, так сказать, противотанковая. Танкам тут делать
нечего: или поле в валунах, или озеро, или чаща непролазная. И все это
