потому совсем незнакомый глаз...
Вернувшись домой, Малянов сразу бросился к телефону, набрал номер и
долго слушал длинные гудки. Потом пробормотал: "Ну да, у него же лекции с
утра..." и положил трубку. Он все еще не мог прийти в себя. Все еще стоял
у него перед глазами огромный страшный Снеговой - как он выволакивает из
кармана пижамы и засовывает в стол черный тусклый пистолет... И звучал
мрачный голос: "Не имею права.." И мертвый глаз сквозь дыру в простыне
смотрел на Малянова, словно с того света...
Малянова передернуло. "Жуть-то какая, господи!.. И глупо же, глупо!"
Он бормотал эти слова, не замечая собственного бормотания, а сам снова и
снова набирал телефон Вечеровского, уже забыв, что тот с утра на лекции.
Телефон вел себя странно - то было занято, то шли бесконечные длинные
гудки.
Потом он швырнул трубку и помчался к дверям детской. Постучал.
Никакого ответа. Потряс дверь. То же самое. Заглянул внутрь. Все очень
чисто, все прибрано и... пусто. Ничего и никого. И исчез громоздкий
чемодан, занимавший весь передний угол, где игрушки.
В полном остолбенении Малянов прошел по квартире, заглядывая во все
углы. Никого и ничего. И все прибрано, вычищено, вылизано - ни пылинки в
доме. И только в ванной на бельевой веревочке сиротливо покачивались на
сквознячке розовый лифчик и розовые же трусики.
- Нет, отцы, это чушь какая-то, - громко сказал Малянов.
Медленно, шаркая ступнями по полу, он вернулся в свой кабинет, присел
было за стол, но тут же сорвался в прихожую, схватил с вешалки пиджак,
обшарил карманы, вытащил бумажник, несколько скомканных кредиток, оглядел
все это со стыдливым изумлением и сунул обратно.
- Все равно, - сказал он громко. - Тут что-то не то. Что-то тут, отцы
мои, не получается...
Он вернулся в кабинет, снова набрал номер Вечеровского, снова
оказалось занято Он бросил трубку, рассеянно взял несколько листочков из
папки, пробежал их глазами, нашарил в столе фломастер и старательно
вычеркнул из рукописи очередное "легко видеть, что..."
И в этот момент в кухне звякнула ложечка.
Малянов вздрогнул и уронил листки.
В кухне кто-то был. Кто-то двигался там - шаркнули подошвы, снова
брякнул металл о стекло, чиркнула спичка... Малянов слез с края стола и
осторожно двинулся в направлении кухни.
Там спиною к Малянову стоял теперь низкорослый странный человек. Он
колдовал с чайником над газовой плитой и, когда повернулся к Малянову, в
одной руке держал заварочный чайник, в другой - распечатанную пачку чая.
Это был огненно-рыжий горбун в душном черном костюме. Сорочка под
пиджаком у него была тоже черная, а галстук белый. И лицо - белое,
длинное, а борода клином, рыжая и ухоженная.
Малянов только рот раскрыл, чтобы рявкнуть: "Кто вы такой, черт вас
побери совсем!", как горбун быстро заговорил:
- Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич. Меня зовут Губарь, Захар
Захарович Губарь... Нет-нет, меня не Лидия сюда к вам пустила, нет, ее уж
не было здесь... Я сам зашел, ибо дверь была настежь... Нет-нет, это вам
показалось только, что кухня пуста, я вот тут стоял, видите? А вы
заглянули и сразу же ушли. Вот я и решил, покуда вы звоните Филиппу
Павловичу, дай-ка я чайку заварю... Но Снеговой, а? Какой кошмар! Тут уж
поневоле голова кругом пойдет и всякое начнет мерещиться... Но нельзя,
нельзя, Дмитрий Алексеевич! Нельзя! Поддаваться никак нельзя, крепиться
надо, держаться... Да вы садитесь, садитесь, я уж у вас тут успел
разобраться, где что, к вас обслужу по первому разряду, и себя не забуду,
правильно?..
Он говорил быстро, весело, но в то же время как бы и с
приличествующей печалью, он отвечал на незаданные вопросы Малянова и
упреждал его инстинктивные действия. И стоило Малянову подумать (с
некоторым испугом): "Губарь?.. Это ведь Снеговой что-то там говорил о
Губаре...", как горбун уже подхватывал:
- Губарь, Губарь моя фамилия. И Снеговой вас имение обо мне
спрашивал, мы с ним были знакомы... познакомились в свое время...
Какая-то неприятно угрожающая интонация прорвалась у горбуна в
последней фразе, но он тут же спохватился:
- А вот и чаек! Прошу вас, Дмитрий Алексеевич. Сейчас, сейчас я все
вам расскажу, зачем я у вас оказался, и почему, и с какой целью... Тогда
вы сами убедитесь, Дмитрий Алексеевич, насколько все это серьезно и
важно...
Малянов молча принял свою любимую чашку - большую цветастую - и отпил
из нее. Ему по-прежнему не удавалось вставить ни одного слова, но ответы
на большинство своих вопросов он уже получил.
- Знаю, Дмитрий Алексеевич, - продолжал между тем горбун, орудуя
чайником, - сам знаю - странно. Все странно. И мое появление тут странно,
и мое поведение, и сами слова, коими я ваши вопросы заглушаю. Однако же -
терпение. Терпение, Дмитрий Алексеевич, и скоро все разъяснится. Ситуация
складывается не совсем обычная, вот почему так странно все и необычно...
В паузах горбун не забывал отхлебнуть чайку. Он и чай даже пил не как
все. Редко кто пьет сейчас чай так - из блюдца, поставив его на
растопыренные пальцы, с шумом и подсасыванием, через кусочек рафинада.
- Нам с вами надобно разрешить всего лишь одну проблему. Дмитрий
Алексеевич, но проблема эта... как бы это выразиться... мучительная
проблема, Дмитрий Алексеевич. И для меня мучительная, и в особенности для
вас... А для начала позвольте вопросик, всего один: над чем вы сейчас
работаете?
Вопрос этот показался Малянову не менее странным и неуместным, чем
все прочее. Он представить себе не мог, что, собственно, понадобилось
этому удивительному горбуну в его, Малянова, доме. Скорее всего, что-то
связанное с исчезновением Лидочки, но, может быть, и не с этим... может
быть, с кончиной Снегового... В самом деле, не маляновская же работа
привела его сюда!
- Над чем работаю? - повторил Малянов, растерявшись. - Что-то
последнее время все интересуются, над чем - я работаю...
- А кто еще? - сейчас же спросил горбун. - Кто еще интересовался?
Он сидел напротив Малянова, далеко отведя в сторону руку с
растопыренными пальцами, на которых картинно дымилось блюдце с чаем, и
смотрел пристально и недобро, как смотрят на противника, а не просто
собеседника.
Впрочем, выражение лица его тут же переменилось на приятное.
- Ну да, ну да! - проворковал он, заговорщически подмигивая. -
Снеговой же и спрашивал... Естественно! Что ему оставалось делать? Никак
он не мог поверить, что все это - никак не случайное совпадение...
- Что "не случайное совпадение"? - спросил Малянов резко. - О чем это
вы все время говорите?
Торжество и неприязнь почудились ему в голосе горбуна, и он вдруг
почувствовал приступ страха. Пусть пока еще необоснованного.
Инстинктивного. И как всегда в такие минуты, голос его слегка сел и
захотелось откашляться. Он откашлялся.
- Да все - не случайное совпадение, - небрежно сказал горбун, вновь
принимаясь отхлебывать и причмокивать. - Неужели же и вы, Дмитрий
Алексеевич, ученый, интеллигент, неужели и вы считаете, что все это
случайные совпадения? И что вам директорство предложили, филиал... в
прошлом году и кандидатуру вашу обсуждать не стали, а в этом - бац! - без
всякого обсуждения взяли и предложили? И что телефонные звонки вам жить не
дают? И омаров вам на дом поставляют... и женщин... Причем очень недурных
женщин, согласитесь!..
Страшная и отвратительная мысль поразила Малянова, но горбун снова не
дал ему раскрыть рта.
- Нет, нет и нет! - очень громко и очень напористо вскричал он. - Ни
в коем случае! И думать не могите, Дмитрий Алексеевич! Вы же и сами должны
понимать, что это смехотворно. Ну какой же я агент иностранной разведки?
Ну сами же посудите: агент должен быть человек тихий, скромный,
малоприметный... А я? Да на меня же любая лошадь на улице оборачивается!
Каждый, можно сказать, верблюд! Нет, нет и нет!.. Да вы ведь и тайн-то
никаких не знаете. Может быть, вы думаете, что нам неизвестно, над чем вы
сейчас работаете? Да прекрасно известно! Вы же в прошлом году на семинаре
сообщение делали, а в феврале догадались, что надо преобразования Гартвига
применить, вот у вас дело сразу и сдвинулось с мертвой точки, пошло как по
маслу... Я ведь вам вопрос о работе только потому задал, что проблема у
нас с вами, повторяю, мучительная... Ее не то что решить - даже и
подойти-то к ней трудно. Надо же было мне как-то завязывать разговор, вот
я и начал с вашей работы - для плавности, так сказать...
- Ну вот что... - начал было Малянов и даже поднялся почти, упираясь
кулаками в столешницу, но горбун вдруг сказал ему: "Сядьте!" - да так
жестко, что Малянов сразу же сел.
- Давайте без истерик! - продолжал горбун все так же жестко и без
всякого уже ерничества в голосе. - Никакой измены Родине от вас не
потребуется. Выкиньте этот бред из головы. Речь будет идти только о вас и
о вашей работе. Больше ни о чем. Никаких государственных и военных тайн,
никаких подписок, ничего подобного. Все дело в вашей работе, точнее, в
вашей последней статье, еще точнее - в вашей теореме о макроскопической
устойчивости. Нам это мешает, и мы самым убедительным образом просим вас
дальнейшие размышления в этом направлении прекратить. Самым
убедительнейшим образом, Дмитрий Алексеевич! - он постучал ногтем
указательного пальца по крышке стола для вящей убедительности, что ли, и
продолжал все так же жестко, словно гвозди вонзал: - К сожалению, скрытыми
средствами отвлечения вас остановить не удалось. Администратором вы стать
не пожелали, даже крупным. Обыкновенные житейские помехи на вас не
действуют. Женщина вас по-настоящему ни отвлечь, ни увлечь не в состоянии.
Даже смерть Снегового... - горбун резко и словно бы с отвращением
отодвинул от себя блюдце с недопитым чаем. - Даже смерть Снегового, к
сожалению... - он снова не закончил фразы. - Впрочем, об этом у вас еще
будет время подумать... Сейчас вы должны ясно понять следующее. Ваша
работа нам мешает. Следовательно, она вредна. Следовательно, ее надлежит
прекратить. Следовательно, она и будет прекращена. Настоятельно советую
вам проявить благоразумие, Дмитрий Алексеевич!
Малянов слушал все это, холодея. Неправдоподобность и даже
иррациональность происходящего возбудила в нем животный страх, какой у
нормального добропорядочного человека бывает разве что в тяжелом душном
кошмаре. И, как в кошмаре, он испытывал дурное оцепенение, язык не
слушался его и руки-ноги тоже.
А горбун - опять же ни с того ни с сего, словно его переключили на
другую программу, - вдруг засуетился, замельтешил почти угодливо.
- А как насчет еще чайку? А? Свеженького? Понятно! Айн момент! - и он
мигом принялся за дело, вновь и вновь опережая Малянова в вопросах и
движениях. - Кто такие "мы", чтобы требовать от вас чего-то, советовать,
угрожать и так далее? Какое мы на то имеем право и откуда у нас на это
власть? Резонно, резонно, но вы уж поверьте мне, Дмитрий Алексеевич, есть
у нас и такое право, и такая власть... Ах, почему не живем мы с вами в
благословенном девятнадцатом веке! Представился бы я вам генералом
какого-нибудь таинственного ордена или жрецом Союза Девяти... Слыхали про
Союз Девяти? Он учрежден был в незапамятные времена легендарным индийским
царем Ашокою и существует до сих пор. Чудесно, тайно, авторитетно...
Девять почти бессмертных старцев пристально следят за развитием науки на
