- Дима, - сказал Вечеровский, помолчав, - это правда, что тебе
предложили филиал?
- Да. А ты откуда знаешь? Уже и до твоего, значит, института...
- Ты согласился?
- Нет.
- Почему?
Малянов отвернулся и стал смотреть в окно. Седого уже не было около
газика. Шофер в одиночестве стоял, рассматривая обширную грязную тряпку,
которую держал, расправивши перед собой. Потом он пошел вокруг машины,
отряхивая от пыли брезентовый кузов.
- Не хочу, - сказал Малянов, все еще глядя в окно. - Я, извините за
выражение, ученый. Я не хочу быть директором.
- У тебя не осталось идей?
- У меня есть идеи, Фил. Именно поэтому я не хочу превращаться в
администратора. Пока что-то еще шевелится здесь... - от стукнул себя
кулаком в потный лоб. - Пока еще не омертвело напрочь...
- Насколько я знаю, филиалу будут выделены большие деньги Это
задумано как очень серьезное предприятие, и человек, имеющий идеи...
- Ты, кажется, тоже вознамерился уговаривать меня, как девку красную.
- Нет. Я просто хотел бы понять, почему ты отказался.
Малянов смотрел, как шофер, прекративши пыльное свое занятие,
заталкивает тряпку за противотуманную фару. Седой вышел из парадной и
двинулся к машине. Портфеля с ним не было - он держал подмышкой толстенную
ядовито-зеленую папку. Вторая папка, тоже зеленая, по еще более толстая,
висела у него в авоське в другой руке. Шофер кинулся ему помогать, они
погрузились в автомобиль и уехали.
- А черт его знает, почему я отказался, - проговорил наконец Малянов.
- Зло взяло. Какого дьявола? В прошлом году о Малянове и разговаривать не
хотели - молод, видите ли, недостаточно зрел и вообще - участник
бракоразводного процесса. Ладно, отцы! Я на это наплевал и забыл. А теперь
вот, когда у меня самое что ни на есть пошло... Ты помнишь, я тебе
рассказывал про полости макроскопической устойчивости?
- Полости Малянова? - сказал Вечеровский, усмехнувшись.
- Ладно-ладно! Нечего!.. Так вот, я доказал, кажется, что они
существуют. Ты понимаешь, что это означает и что отсюда следует?
- Откровенно говоря, не совсем.
- Не совсем!.. Я и сам еще не совсем понимаю, но я тебе гарантирую,
что это - новая теория звездообразования как минимум, а может быть, я
вообще самая общая теория образования материи в физическом понимании этого
слова. Сечешь?
- Секу помаленьку, - сказал Вечеровский. Он произнес эти слова так,
как мог бы их произнести просвещенный дворянин девятнадцатого зека.
- Это - нобелевка, отец! - сказал Малянов, выкатывая глаза и понизив
голос. - Это нобелевкой пахнет! А они хотят, чтобы я все бросил и занялся
ихним дурацким филиалом? Да гори он огнем! Я и без всяких филиалов
работать не успеваю. Отпуск взял. Представляешь, за свой счет. Чтобы
никакая собака не мешала. Нет же - звонят с утра: почему не хочешь быть
директором? И вообще все как с цепи сорвались - телефон обезумел, дядьки
какие-то прутся с доставкой на дом...
Вечеровский немедленно встал, и Малянов спохватился:
- Стой! Я же не про тебя, Фил!.. Давай, кофейку сейчас сварганим...
- Спасибо, нет... Да и не умеешь ты кофе варить, если откровенно...
- Ну ты заваришь! По-венски, а? А потом омара будем тушить. С
картошкой!
Но Вечеровский уже неудержимо продвигался к двери.
- Я ведь, собственно, забежал к тебе на минутку. У меня же еще лекция
сегодня... Да, кстати, фамилия Снеговой тебе ничего не говорит?
- Арнольд Палыч? - удивился Малянов. - Он вот в той квартире живет.
Дверь дерматином обита.
Они стояли на пороге маляновской квартиры и через лестничную площадку
смотрели на обитую дерматином дверь. Потом Вечеровский проговорил
медленно:
- Вот как?
- А в чем дело? - спросил Малянов. Реакция Вечеровского была ему
непонятна и показалась странной. - Он тебе нужен? Так он уехал только что,
я видел в окно...
Вечеровский пару раз моргнул, все еще глядя на дерматиновую дверь,
потом спросил:
- А кто он, собственно, такой?
- Инженер, по-моему. А что?
- А где работает?
- Не знаю. Кажется, на объекте. Знаешь объект на Южном мысе?
По-моему, там. А что случилось, Фил?
- Где? - странно спросил Вечеровский, обратив наконец на Малянова
своя белесые глаза. Малянов от такого вопроса смешался, и Вечеровский,
отдавши ему что-то вроде чести указательным пальцем, направился к
лестнице.
Малянов работал. Пишмашинка с вставленным полуисписанным листом
стояла теперь на полу в стороне. Ее место на столе занял микрокалькулятор,
и Малянов, нависая над ним, пыхтя и обливаясь потом, пальцем левой руки
набирал программу, считывая ее с длинного листка бумаги. Набрал, запустил
счет. Калькулятор замигал красным окошечком дисплея, а Малянов
удовлетворенно откинулся на спинку стула, отдуваясь и слизывая пот с
верхней губы.
Затрещал телефон. Малянов приподнял к тут же опустил трубку жестом
совершенно механическим.
За окном уже надвигался вечер. Люди появились на улице. У подъезда на
скамеечке сидели неподвижные черные старухи. Жара спадала. Медно-красное
солнце тяжело висело над голыми скалами-сопками, окружившими город.
Малянов быстро писал формулы, строчка за строчкой, густо, ровно, как
по линеечке. Потом вывел с особой тщательностью: "_Л_е_г_к_о
в_и_д_е_т_ь_". Обвел рамкой. Второй. Третьей... Нервно захихикал,
подпрыгивая на стуле. Застыл с идиотской улыбкой, выкатив невидящие глаза.
- Легко видеть! - провозгласил он.
Голос у него был хриплый, и он откашлялся. Телефон брякнул
неуверенно. Малянов строго посмотрел на него и сказал:
- Теперь, на самом деле, надо насчет пучностей уточнить... На самом
деле, насчет пучностей чушь какая-то у нас получилась, Малянов... - Он
принялся перебирать листочки, разбросанные по столу и по полу. - "Отсюда
ясно..." - прочитал он. - Вот тебе и ясно. Ясно, что ничего не ясно...
И тут раздался звонок в дверь.
За порогом квартиры стояла понуро, словно отбывая некое неведомое
наказание, нескладная молоденькая девица в унылой длинной юбке и
затрапезной кофте неопределенного фасона. Испуганные слегка косящие глаза
за толстыми стеклами очков. Костлявые лапки прижимают к животу тоскливого
вида ридикюль. И возвышается у ног чудовищный полуторный чемодан,
обвязанный белой бечевкой...
Малянов, свирепо хмурясь и играя желваками, еще раз перечитал
записку.
- Узнаю свою первую жену, - произнес он с горечью.
- Она сказала, что вы будете только рады... - пролепетала девица.
- Ну еще бы! - сказал Малянов саркастически. - "Она тебе оч.
понрав.", - процитировал он из записки. - Это вы. Вы мне оч. понрав.
- Да... - угасающим голосом проблеяла девица. - Но я не буду мешать.
Малянов глянул на нее почти злобно, но тут же спохватился. В
сущности, он был человек добрый и склонный к сочувствию.
- Ладно, - сказал он. - Победила дружба. Заходите. Лидочка?
- Да, - сказала девица, счастливо заулыбавшись. У нее даже глаза за
очками увлажнились подозрительно. Она подхватила свой чудовищный чемодан и
двинулась вперед. Малянов еле-еле успел чемодан перехватить.
- Ого! - крякнул он. - Что у вас там? Походная библиотека? Нет, вот
сюда, налево...
Он почти протолкнул растерявшуюся Лидочку в бывшую детскую.
Здесь в углу пестрели заброшенные и забытые игрушки. Стены были
увешаны яркими детскими картинками. Кое-где темнели квадраты невыгоревших
обоев - там, где какие-то картинки были сняты...
Малянов грохнул чемодан в угол и приказал Лидочке сесть. Она поспешно
и послушно опустилась на кушетку, глядя на Малянова овечьим взглядом.
- Спать будете здесь! - распорядился Малянов. - Окно можете открыть.
Белье - в шкафу. Сортир - налево за углом. Найдете. Ванна там же. Очень
удобно. Я буду работать. Пока я работаю, в доме должна дарить абсолютная
тишина. Ваша подруга, она же моя первая жена, этого не понимала, поэтому я
ее выгнал. Сечете?
В косеньких глазах появился ужас. Малянову это очень понравилось.
- Можете лежать, сидеть, читать. Можете играть вот с тем зайцем. Но
тихо! Никакой беготни, никаких этик считалок, песенок и та да...
Внезапно чудовищный чемодан поехал сам собою по полу и повалился
набок. Загудело за окном. Качнулась люстра. Лидочка ошеломленно ойкнула и
вцепилась обеими руками в кушетку.
- Спокойно! - сказал Малянов - Это маленькое землетрясение. В вашу
честь. У нас тут бывает... А завтра ожидается даже небольшое солнечное
затмение. Тоже - в вашу, как я понимаю, честь...
За окном было уже совсем темно. Малянов включил настольную лампу и
сидел за столом, положив волосатые кулаки на обе стороны от чистого листка
бумаги, набычившись, выдвинув челюсть, лаки по обе стороны от чистого
листка словно собирался наброситься на кого-то, кто сидит по ту сторону
стола. Но там никого не было. И в комнате никого не было. Дверь закрыта.
Слышно, как ворчит вода в ванной и позвякивает посудой Лидочка на кухне.
Потом там раздается отчаянный сдавленный вопль, дребезг стекла, и
наступает мертвая тишина.
Малянов вздрогнул и посмотрел на закрытую дверь. Выражение лица его
переменилось. Он вытянул губы дудкой, повел носом, как всегда, когда
намеревался сострить, но тут же забыл обо всем, схватил фломастер и
нарисовал на листке жирный красный контур, а на контуре - стрелку. Взял
другой фломастер - зеленый. Рядом со стрелкой красиво вывел е. Откинулся
на спинку, чиркнул спичкой, закурил удовлетворенно, но тут скрипнула дверь
и Лидочка, просунувшись в комнату половинкой жалкой физиономии,
пролепетала горестно:
- Дмитрий Алексеевич, я чашку разбила.
- Как! - театрально провозгласил Малянов, развлекаясь. - Еще одну?
- Да. Синюю. С корабликом.
Малянов встал.
- Черт побери! - сказал он уже без всякой театральности. - Извините,
Лидия, но вы все-таки поразительная корова!
- Я нечаянно, Дмитрий Алексеевич!..
Малянов проследовал на кухню. Стол там был накрыт к ужину, и со
вкусом. Кушанья разложены по тарелочкам. Салат. Зелень. Капельки воды
весело искрились на свежевымытой редиске...
А на углу стола лежала синяя чашка в трех частях. Малянов взял в руки
одну из частей и бережно покрутил ее в пальцах. Взял вторую. Попытался
сложить. Части сложились охотно, и образовалась золотистая надпись:
"...ому папе на день рожде..."
Малянов посмотрел на Лидочку. Та обессиленно опустилась под его
взглядом на табуретку, и поза ее выразила такое отчаяние, что он
смягчился.
- Ладно уж, - сказал он. - Долой сантименты! Где ведро?
- Не надо в ведро, - сказала Лидочка. - Я сама склею.
- С вашими способностями вам знаете, что надо склеивать?
- Не знаю, - сказала Лидочка отчаянно. - Я вам еще доску расколола.
- Какую доску?!
- Деревянную. Для хлеба.
Малянов картинно развел руки.
- Ну это уже все! - провозгласил он. - Вызываю специалиста. Пора.
- Не смейтесь! - сказала Лидочка. - Ничего смешного здесь нет! Вы
просто ничего не понимаете... Вы как каменный... Шуточки, прибауточки, а
глаза - мертвые, пустые, и весь вы там... - Она ткнула пальцем в сторону
кабинета. - С вашими дурацкими проклятыми формулами!.. Вы же не соизволили
узнать меня. Я для вас сейчас чучело гороховое, посмешище, а тогда
ухаживали, руки целовали... цветы...
Малянов не глядя нащупал стул и уселся.
- Какие цветы? - сказал он растерянно. - Когда?
- Четыре года назад. В Гаграх. Вы еще ходили в такой желтенькой
