дискуссионера. А ведь ничего в этом предмете не смыслит! "Никакие это не
марсиане, - заявляет он. - Обыкновенные ребята из столичных пригородов.
Там таких дюжина на каждый трактир". - "Наши сведения о Марсе настолько
скудны, - спокойно говорю я, - что предположение, будто марсиане похожи на
парней из пригородных трактиров, во всяком случае, не противоречит никакой
научной истине". - "Это точно, - вмешивается стоящий рядом незнакомый
фермер. - Это вы очень убедительно сказали,
господин-не-знаю-как-вас-величать. У этого кривого руки по локоть в
татуировке, и все голые бабы. Как засучил он рукава, да как подошел ко мне
с этой кишкой - нет, думаю, ни к чему нам это". - "Так что говорит наука
насчет татуировки у марсиан?" - ехидно спрашивает Морфей. Это он хотел
меня уколоть. Дешевый прием, от него так и разит парикмахерской. Такими
штучками меня не собьешь. "Профессор Зефир, - - говорю я, глядя ему прямо
в глаза, - главный астроном Марафинской обсерватории, ни в одной из своих
многочисленных статей не отрицает такого обыкновения у марсиан". "Это
точно, - подтверждает фермер. - Они в очках, им виднее". И Морфею пришлось
все это проглотить. Он пришипился и со словами: "Пива выпить..." стал
выбираться из толпы, а я остался ждать, что будет дальше.
Некоторое время ничего не было. Все только стояли, глазели и тихо
переговаривались. Фермеры да торговцы - нерешительный народ. Потом в
первых рядах произошло движение. Какой-то сельский житель сорвал вдруг с
себя соломенную шляпу, с размаху ударил ее себе под ноги и громко
закричал: "Эх! Пять монет - тоже деньги, не так, что ли?" Произнеся эти
слова он решительно поднялся по ступенькам деревянной лестнички и
просунулся в дверь фургона, так что нам осталась видна лишь задняя
половина его туловища, вся в пыли и в репьях. Что он там говорил и о чем
спрашивал - за дальностью расстояния осталось неизвестным. Я видел только,
что вначале поза его была напряженной, затем он как бы расслабился,
принялся переступать ногами, сунул руки в карманы и, подавшись назад,
покачал головой. Затем он, ни на кого не глядя, осторожно опустился на
землю, подобрал свою шляпу и, тщательно отряхнув ее от пыли, смешался с
толпой. В двери же фургона возник человек действительно очень большого
роста и действительно кривой на один глаз. Если бы не белый халат, он со
своей черной повязкой через лицо, небритой щетиной и волосатыми
татуированными руками вполне сошел бы за преступного обитателя трущоб.
Мрачно оглядев нас, он неторопливо опустил завернутые рукава, вытащил
сигарету и, закурив, произнес грубым голосом: "А ну, заходи! Пять монет
дается. За каждый стаканчик пять монет. Деньги ведь! Наличными. Ты за пять
монет сколько горб ломать должен? А здесь проглотил кишку, и вся недолга!
Ну?!" Я смотрел на него и не мог надивиться близорукости администрации. Да
как же можно рассчитывать, что обыватель, и даже фермер, согласится
доверить свой организм такому громиле? Я выбрался из толпы и пошел на
"пятачок".
Все наши были уже там, все с дробовиками, а некоторые и с белыми
повязками на рукавах. Полифем напялил старую военную фуражку и, обливаясь
потом, произносил речь. У него выходило, что злодеяния марсиан стали уже
абсолютно нестерпимыми, и что все патриоты стонут и обливаются кровью под
их игом, и что пришла, наконец, пора дать настоящий отпор. А виною всему,
утверждал Полифем, являются дезертиры и предатели вроде толстозадых
зажравшихся генералов, аптекаря Ахиллеса, труса Миртила и этого отступника
Аполлона.
В глазах у меня потемнело, когда я услыхал последние слова. Я
совершенно потерял дар речи и опомнился только, заметив, что никто, кроме
меня, Полифема не слушает. Все, оказывается, слушали не одноногого дурака,
а Силена, который только что вернулся из мэрии и рассказывал, будто налоги
впредь будут взиматься исключительно желудочным соком и что из Марафин
пришло указание, приравнивающее отныне желудочный сок к обычным денежным
единицам. Желудочный сок якобы будет теперь иметь хождение наравне с
деньгами и все банки и сберегательные кассы готовы обменивать его на
валюту. Желчный Парал сейчас же заметил: "Окончательно докатились. Золотой
запасец порастранжирили и теперь желудочным соком деньги обеспечить
пытаются". - "Как же это так? - сказал Димант. - Не понимаю. Это что же,
теперь нужно будет посуду специальную заводить, вроде кошельков? А если я
им воды вместо сока принесу?" "Слушай, Силен, - сказал Морфей. - Я тебе
десятку должен. Соком возьмешь?" Очень он оживился, вечно ему денег не
хватало на выпивку, вечно он пил за чужой счет. "Хорошие времена,
старички! - воскликнул он. - Захочется мне, например, выпить, иду это я в
банк, выделяю им излишки, получаю наличными и - в трактир". Тут Полифем
снова заорал. "Купили вас! - орал он. - Продались марсианам за желудочный
сок! Вы тут продались, а они вон по городу разъезжают, как по своему
Марсу!"
И действительно, через площадь медленно и совсем не производя
никакого шума двигалась очень странная машина черного цвета, словно бы
вовсе без колес, без окон и без дверей. За нею с криками и свистом бежали
мальчишки, некоторые пытались прицепиться к ней сзади, но она была
совершенно гладкая, как рояль, и прицепиться им было не за что. Очень
необычная машина. "Неужели она действительно марсианская?" - спросил я.
"Ну, а чья же еще? - раздраженно сказал Полифем. - Твоя, что ли?" "Никто
не говорит, что моя, - возразил я ему. - Мало ли машин на свете, что же
они все марсианские?" - "А я и не говорю, что все, требуха ты старая! -
заорал Полифем. - Я говорю, марсиане, гады, разъезжают по городу, как у
себя дома! А вы тут все продались!" Я только пожал плечами, не желая
связываться, а Силен очень рассудительно ответил ему: "Извини, Полифем, но
твои крики начинают меня утомлять. И не одного меня. По-моему, мы все
исполнили свой долг. Мы вступили в дружину, мы почистили оружие, что же
еще, спрашивается?" - "Патрули! Патрули нужны! - с надрывом сказал
Полифем. - Дороги надо перекрывать! Не пропускать марсиан в город!" - "Да
как же ты их не пропустишь?" - "Да черт бы тебя подрал, Силен! Как не
пропустишь? Очень просто! Стой, кто идет? Буду стрелять! И пали!" Не могу
я этого слушать. Не человек, а казарма. "Ну, может, создадим патрули? -
сказал Димант. - Трудно нам, что ли?" - "Это не наше дело, - решительно
сказал я. - Пусть вот Силен подтвердит, что это незаконно. На это есть
армия. Пускай она и занимается патрулями и всякой стрельбой".
Не выношу я этих военных игр и в особенности, если командует Полифем.
Садизм какой-то. Были, помню, у нас в городе противоатомные учения, так он
для полной имитации разбросал везде дымовые шашки, чтобы никто не
манкировал противогазами. Сколько людей отравилось - это же кошмар. Он же
унтер-офицер, ему ничего поручать нельзя. Или однажды приперся в школу на
урок гимнастики, преподавателя изругал последними словами и принялся на
своей ноге показывать ребятишкам строевой шаг. Ведь если его в патруль
поставить, он будет палить из своего дробовика по каждому, пока в город
продовольствие подвозить не перестанут. Он и по марсианам, пожалуй,
шарахнет, чего доброго, а те в отместку возьмут и город сожгут. Но наше
старичье как дети, ей-богу. В патрули так в патрули. Плюнул я
демонстративно и пошел в мэрию.
Господин Никострат полировал ногти и на мои стесненные вопросы
ответил примерно так. Финансовая политика правительства в новых условиях
несколько меняется. Большую роль в денежном обращении будет теперь играть
так называемый желудочный сок. Следует ожидать, что в ближайшее время
указанный сок начнет иметь хождение наравне с деньгами. Специального
распоряжения о пенсиях пока нет, но есть веские основания полагать, что
раз налоги принимаются так называемым желудочным соком, то и пенсии будут
выплачиваться все тем же так называемым желудочным соком. Сердце у мен
упало, но я собрался с духом и прямо спросил господина Никострата, нельзя
ли понимать его слова так, что этот так называемый желудочный сок не
является собственно желудочным соком, а представляет собой некий символ
новой финансовой политики. Господин Никострат неопределенно пожал плечами
и, продолжая рассматривать ногти, произнес: "Желудочный сок, господин
Аполлон, это желудочный сок". "Зачем же мне желудочны сок?" - спросил я в
полном отчаянии. Он вторично пожал плечами и заметил: "Вы же прекрасно
знаете, что желудочный сок необходим каждому человеку". Мне было абсолютно
ясно, что господин Никострат либо врет, либо чего-то недоговаривает. Я так
отчаялся, что потребовал свидания с господином мэром. Но мне было
отказано. Тогда я покинул мэрию и записался в патруль.
Если человеку, беспорочно проработавшему тридцать лет на ниве
народного просвещения, предлагают в награду пузырек желудочного сока, то
этот человек вправе демонстрировать любую степень негодования. Марсиане
тут виноваты или не марсиане не имеет решительно никакого значения. Я не
выношу никаких анархических действий, но за свои права готов драться с
оружием в руках. И хотя всем понятно, что протест мой носит чисто
символический характер, пусть они об этом задумаются, пусть они знают, что
имеют дело не с тварью бессловесной. Конечно, если бы донорские пункты
стали у нас системой и если бы банк и сберегательная касса действительно
принимали бы желудочный сок в обмен на валюту, я отнесся ко всему этому
иначе. Однако о банках и сберкассах рассказывал один только Силен, и это
пока всего лишь неподтвержденный слух. А что касается донорских пунктов,
то Морфей, записавшись в патруль и решив немедленно спрыснуть это дело,
отдал себя в руки кривого громилы, вернулся с красными слезящимися глазами
и, показав нам новенькую, хрустящую пятерку, сообщил, что фургоны сейчас
уезжают. Значит, ни о какой системе не может быть и речи: приехали и
уехали. Успел сдать излишки - хорошо, не успел - пеняй на себя. По-моему,
это возмутительно.
Полифем назначил меня в паре с заикой Калаидом патрулировать площадь
согласия и прилегающие к ней улицы с двенадцати до двух часов ночи. Выдав
нам удостоверения, написанные от руки Силеном, он растроганно похлопал
меня по плечу и сказал: "Старая гвардия! Что бы эти дерьмовые шпаки делали
без нас, Феб? Я знал, что в решительный час ты будешь рядом". Мы обнялись
и прослезились оба. В сущности, ведь Полифем неплохой человек, просто он
любит, чтобы ему подчинялись беспрекословно. Вполне понятное желание. Я
попросил у него разрешения быть свободным и направился к Ахиллесу. Патруль
патрулем, а на всякий случай следовало предпринять кое-какие меры. Что
такое желудочный сок, спрашивал я Ахиллеса. Кому он может понадобиться? На
что он годен? Ахиллес сказал, что этот сок нужен для успешного
переваривания пищи и, пожалуй, больше ни для чего. Это я и без него знал.
"Скоро я смогу предложить тебе большую партию так называемого желудочного
сока, - сказал я. - Может быть, возьмешь?" Он ответил, что подумает, и тут
же предложил обменять мой неполный "зоосад" на беззубцовую авиапочту
двадцать восьмого года. Ничего не скажешь, беззубцовочка эта - вещь
уникальная, но у Ахиллеса она с двумя наклейками и с каким-то сальным
пятном. Не знаю, не знаю.
Выйдя из аптеки, я снова увидел марсианскую машину. Возможно, это
была та самая машина, а может быть, и другая. Нарушая все правила уличного
движения, она плыла посередине улицы, двигаясь, правда, со скоростью
