- Я пойду, - сказал Алик и встал из-за стола. Еще было много водки,
еще было десять часов вечера, еще были впереди разговоры и укромные минуты
с Яной - всего этого было жалко, было жалко себя, но Алик еще раз сказал:
- Я пойду.
И вышел в коридор темной коммунальной квартиры. В коридоре было
пусто. Пожилые соседки любили Андрея за красоту и интеллигентность и
старались не мешать его досугу.
Алик медленно одевался и слушал, как за близкой дверью Дима наконец
запел: "Сегодня Сонечка справляет аманины". В комнате дружно рявкнули
припев, дверь отворилась, и в коридор вышла Яна.
- Алик! - позвала Яна. Ее слегка шатнуло. Она плотно прикрыла дверь
и, вплотную подойдя к полупьяному Алику, внятно спросила: - Ты любишь
меня, Алик?
Он обнял ее, ощутив где-то у солнечного сплетения ее упругие и мягкие
груди, она нашла слабыми мягкими, готовыми на все губами его рот, и ему
показалось, что он любит ее. Но сказать об этом вслух он не мог, не
хотелось. Задохнувшись, Яна оторвалась от Алика, ударив его кулаком в
грудь (больно), и сказала:
- Ты люби меня, Алик. А мне тебя любить грешно. Грешно. Грешно. - И
пошла в комнату.
Из раскрытой двери шибанул табачный дух. Войдя за ней в комнату уже в
пальто, Алик отыскал на столе чистый стакан, наполнил его до краев и
выпил. Водка долго ходила от кадыка к желудку, потом улеглась и произошел
удар, которого он ожидал. Ноги-руки сделались податливыми посторонним
влияниям, в ушах зашумело, мысли разбежались в разные стороны, и он
оказался на воздухе. Чистый воздух тоже ударил по слабому месту - по
голове.
Алик шел по пустынной и мокрой улице Чернышевского, с удовольствием
ощущая, как ноги его, шагающие по лужам, уже промокли. Он бесконечно шел к
Садовому кольцу, постоянно удивляясь, что во многих окнах небольших
московских домов особенно ярко горит при дожде свет. Он поднимал к этим
окнам лицо, умильно чувствуя, как капли дождя стучат по его щекам.
По еще не позднему Садовому кольцу шуршали машины и троллейбусы.
Улица была похожа на Москву-реку. В ней отражались фонари, она блестела
под фонарями. Переходить Садовое кольцо не хотелось. Не хотелось окунаться
в Москву-реку. Алику становилось холодно. Трезвел.
И слава богу. У круглосуточно работающего продмага (людей в нем было
немного) он пересек Садовую Черногрязскую и пошел Старой Басманной, ныне
Карла Маркса улицей. Дождь поутих, а Алик протрезвел и с радостью стал
узнавать свой путь. От церкви Никиты-великомученника, через Разгуляй, по
еле заметному спуску - к Елоховскому собору, мимо Доброслободской, мимо
МИСИ. Он теперь понял, куда идет. Он шел к трамвайной остановке у метро
"Бауманская", чтобы на трамвае доехать до дома. И пешком, через
железнодорожный переход у Спартаковской можно, но, трезвея, он уставал.
Лучше трамваем.
У трамвайной остановки дождь опять припустил. Но, к счастью, уже
скрежетал по Немецкой расплывчатый в дожде трамвай. Не тот, конечно, не к
Сокольникам, а к Комсомольской площади, но не ждать же под ливнем. К
Красносельской, а там до кинотеатра "Шторм" рукой подать. Трамвай был
новенький, одновагонная коробочка. Алик влез в него.
"Обилечивайтесь!" - тут же предложила пожилая кондукторша, и Алик,
как говорится, обилетился. Кондукторша объявила: "Следующая - Девкины
бани!" Объявила и не за веревку дернула, - на кнопку нажала. Технический
прогресс. Алик стряхнул дождь с волос, с бровей (Был, пижон, без кепки) и
уселся. Было где сесть, хотя народу довольно много: работяги с вечерней,
железнодорожные пассажиры к поздним поездам на Казанский, Ярославский,
Ленинградский вокзалы, продавщицы из только что закрывшихся магазинов.
Трамвай постоял у светофора на Бакунинской и наконец тронулся.
- Девкины бани! - выкрикнула кондукторша, и трамвай остановился.
Никто не вышел, а вошли трое.
Один пробежал вагон и распахнул дверцу кабины вагоновожатого. Второй
остался возле кондукторши и вытащил из кармана пистолет. Третий, совсем
молоденький, спросил у того, что с пистолетом:
- Начинать?
- Подожди, - отчеканил тот, раскрыл кондукторскую сумку и выгреб из
нее деньги. Те, что бумажками. Криком приказал дальнему, тому, что
показывал нож вагоновожатому:
- Вели извозчику, чтобы без остановок до моста! И чтоб помедленней!
Трамвай неспешно покатил. Вооруженный пистолетом обратился к
пассажирам:
- Гроши и рыжевье, кольца там, часики - огольцу сдавайте!
Молоденький пошел по рядам. Делать нечего - отдавали. Оголец
злодействовал: обыскивал, если ему казалось, что не все выложили, -
покрикивал. С молодым пижоном поменялся кепками, ему водрузил на самые уши
свою замызганную, а себе на голову возложил его новенькую лондонку.
Сейчас подойдет оголец и станет шарить у него в карманах, а он будет
покорно сидеть, растопырясь, как на гинекологическом кресле. Прелестная
картинка: чемпион Москвы по боксу на гинекологическом кресле. Главное -
пистолет, пистолет!
- А тебе, что, особое приглашение нужно? - кинул ему оголец, румяный
и нахальный от опасности малолетка.
- Пацан, может не надо? - миролюбиво посомневался Алик.
- Ты что?!! - заорал малец. Алик взял руки, которые уже лезли за
пазуху, и вытянул их по предполагаемым швам огольцовых порток.
- Колян, он не дается! - плачуще наябедничал оголец.
Не дойдя до них шага три, тот, что с пистолетом, остановился и
скомандовал:
- А ну, вставай, фрей вонючий! - И, поигрывая пистолетом, стал
наблюдать, как встает Алик.
Алик встал, сделал шаг навстречу.
- Шманай его, живо! - приказал главный огольцу.
Только сейчас, когда оголец еще за спиной. Падая вперед, он мгновенно
подбил левой рукой пистолет вверх и правой нанес жесточайший удар главному
в подбородок. И успел левой нанести прямой удар в челюсть еще не успевшему
упасть грабителю.
Шарахнул выстрел, пуля ушла в потолок, и рука с пистолетом бессильно
легла на пол. Алик ударил каблуком по запястью, носком неизвестно куда
отшвырнул пистолет и развернулся. Он был уверен, что обработанный им уже
не встанет.
Оголец теперь уже без принуждения вытянул руки по швам. Алик коротко
ударил его в солнечное сплетение. Оголец потерял дыхание и осел на пол.
Алик приказал тому, что с ножом:
- Иди сюда.
Бандит ощерился, вытянул руку с ножом: пугал. Был он тщедушен, в
солдатском ватном полупальто.
- Тогда я к тебе иду, - процедил Алик.
Громадный, решительный, только что отключивший главаря, он надвигался
неотвратимо, как танк.
- Не подходи, падло! - взвизгнул бандит, потом метнул нож. Алик ждал
этого - уклонился. Он сблизился с бандитом и обработал его, как грушу на
тренировке. И этот лег.
- Гони к Красносельской и на перекрестке остановись, - приказал Алик
вагоновожатому.
Трамвай помчался. Алик шел по вагону и искал пистолет. Девушка,
сидевшая рядом с кондукторшей, попыталась улыбнуться ему и сказала:
- Он под лавкой.
Он наклонился и достал из-под сиденья пистолет. Бандит лежал рядом и
он рассмотрел его, хотя рассматривать было почти нечего. Обработанное им
лицо на глазах деформировалось. Но вроде дышал. Третий лежал неподвижно.
Что с ним было - неизвестно.
Завизжав на повороте, трамвай помчался по Ольховке. Пассажиры сидели
смирно - не знали, что делать.
В животе была пустота, колени ходили. Алик присел на скамейку.
Подъезжали. Впереди светился вход в метро "Красносельская". На перекрестке
трамвай резко остановился. Кондукторша кинулась к двери и как
Соловей-разбойник засвистела в положенный ей милицейский свисток. Цепляясь
за сиденье, с пола поднимался оголец. Алик встал и тихо сказал,
индифферентно глядя в сторону:
- Беги дурак. Сумку только оставь.
Оголец разжал пальцы и незаметно уронил на пол самодельную тряпичную
сумку, в которую он собирал добычу. Кондукторша продолжала яростно
свистеть. Оголец подбежал к дверям, оттолкнул кондукторшу, спрыгнул с
подножки и от ужаса зигзагами побежал, побежал к угловому дому, к арке у
булочной, выходящей к путям Казанской железной дороги.
- Стой, бандюга! Стой, ворюга! Стрелять буду!!! - прекратив свистеть,
заорала кондукторша. Оголец продолжал бежать. Тогда кондукторша
повернулась к Алику и приказала: - Стреляй в него! Чего стоишь?!
Алик заставил себя усмехнуться, подбросил на ладони тяжелый пистолет
и вдруг понял, что у него дьявольски болит кисть правой руки. Выбил
пальцы, большой и указательный. Первый раз бил с такой силой без
боксерских перчаток.
- Эх ты! - осудила кондукторша.
В трамвай влез милицейский старшина, посмотрел на одного лежащего, на
второго и осведомился официально:
- Что здесь происходит, граждане?
- Произошло, - поправил его Алик.
Он с трудом - болели руки - открыл входную дверь своим ключом и,
стараясь особенно не шуметь, стараясь особенно не испачкать чисто вымытый
коридорный коммунальный пол, на цыпочках пошел к своей комнате. Все-то он
делал тихо-тихо, но в дверях комнаты стояла Варя в халате и смотрела на
него. Пропустив Алика в комнату и закрыв за ним дверь, Варя бесстрастным
шепотом поинтересовалась:
- Ты где был?
В маленькой кровати, разметавшись, спала Нюшка. Рот ее был раскрыт и
издавал негромкие нежные звуки.
- Да понимаешь, Андрею из Еревана коньяку прислали. Какого-то
особенного. Позвал попробовать. Ну и напробовались.
- О господи! - сказала Варя.
На этот раз Иванюка-младшего вели вплотную, не стесняясь. Без пяти
двенадцать дружно вышли из метро "Калужская" и стали прогуливаться.
Прогуляли минут десять. Надоело. Зашли в знаменитую своей воблой пивную,
подождали, пока Иванюк-младший удовлетворит свою неизбывную тягу к
бочковому пиву.
Потом опять гуляли. Гуляли по Житной, прошлись мимо книгофабрики
Ханжонкова, мимо кинотеатра "Буревестник". Доходили до метро
"Серпуховская". Потом опять возвращались к "Калужской".
Не давали ногам покоя до часу дня. Стало ясно, что Цыган не придет.
Тогда Сергей Ларионов распустил команду по домам.
Андрей жег "Лайф". Он рвал тугую меловую бумагу и по кусочкам жег в
пепельнице. Алик сидел на диване и давал советы, потому что буржуйская
толстая и сверкающая бумага горела плохо. Дверь их комнаты была закрыта на
ключ, и поэтому Андрей занимался этим делом безбоязненно. Он жег "Лайф" и
говорил:
- Два года срок немалый. Чего мы добились? Ничего. Редакционные
дамочки называют нас мальчиками, а главный - нигилистами. В определении
тематической политики газеты мы не играем никакой роли. По-прежнему, всем
вертят старики, живущие прошлым. Они наверху и всячески стараются задавить
все новое, все правдивое, все свежее, чтобы остаться наверху. Пора нам
начинать атаку на них.
- Подари мне обложку, Андрей. Я кусок с заглавием отрежу, а Грейс
Келли под стекло положу. - Алик любовно рассматривал соблазнительный бюст
цветной хорошо обнаженной талантливой артистки.
- Алик, тебя тут один товарищ ищет! - крикнула из-за двери секретарша
Маша. Алик пошел открывать.
- Подожди. - Андрей спешно вытер следы и, получив подтверждение своей
мысли в машкином крике, продолжил: - Почему Алик? Почему Андрюша? До каких
лет? И какое право имеет Машка обращаться к нам на амикошонское "ты"?
- Готов? - спросил Алик.
- Готов - Андрей сдул остатки пепла со стекла. - Открывай.
Они устроились на скамейке у Чистых прудов. Алик длинно плюнул в воду
с остатками льда похмельной слюной и спросил у Владлена:
- Ну и что ты теперь, после демобилизации, собираешься делать?
