Иванюк, нарушая, пересек проезжую часть и вдоль штакетника чахлого сквера
направился к недействующему павильону старой линии метро. Казарян вошел в
скверик и присел на лавочку у контрольного пункта троллейбусных маршрутов.
Было без пяти двенадцать. Казарян хорошо видел, как Иванюк подошел к
пивному ларьку у трамвайной остановки и взял две кружки пива, большую и
маленькую.
- Смотри, не обоссысь! - негромко пожелал Казарян, развлекая сам
себя.
Неторопливый паренек был Гена Иванюк. Высосал пиво и тихо так, нога
за ногу, побрел к углу Дорогомиловской улицы. У пивного ларька
остановился.
- Неужели еще пить будешь? - злобным шепотом осведомился Казарян.
Нет, Гена передумал-таки, направился к Бородинскому мосту. Невесть откуда
рядом с ним оказался быстрый гражданин. Скорее всего из-за молодых
деревьев, высаженных в честь трехсотлетия объединения Украины с Россией.
Ромка Цыган? Гражданин обнаружил свой профиль, повернувшись к Иванюку
и продолжая что-то темпераментно втолковывать ему. Точно, Ромка Цыган.
Казарян перебежал к молодым деревцам - поближе бы, поближе. Длинный
поводок чреват неожиданностями. Двое взошли на Бородинский мост. Зазвенел
трамвай, и это был конец. Казарян смотрел, как трамвай поравнялся с
любезной его взору парочкой, и Ромка Цыган побежал, наращивая скорость,
рядом с ним, уцепился за поручень, прыгнул на подножку, сделал
приветственно ручкой и уехал к Плющихе.
Не догнать. Казарян без интереса наблюдал за Иванюком, который
возвратился к метро и исчез в его дверях.
Со злости Казарян зашел в деревяшку, ту, которую так и не посетил
любитель пива Гена Иванюк, и взял кружку. Казарян стоял за столиком у
окна, пил пиво и смотрел на прохожих. Люди в черном, синем, коричневом -
невеселая серая толпа. Казарян вздохнул и допил остатки. К часу дня он был
в МУРе.
Ты где шлялся? - нелюбезно осведомился Смирнов.
- Где надо, - огрызнулся Казарян.
- Надо здесь. Следователь требует уточнений по делу Витеньки Ящика и
Сени Пограничника. Отправляйся-ка к нему.
- А ты?
- А я наконец складское дело полистаю.
Обиженный Казарян ушел. Смирнов открыл сейф, достал дело и углубился
в чтение. Сей момент раздался звонок. Конечно же, Верка-секретарша.
- Александр Иванович, срочно на совещание.
...Все-таки не выспался. Комиссар из главного управления журчал о
профилактике, о неравнодушном подходе и о пользе коллективных комплексных
мероприятий. Укачивало. Александр пялил глаза, чтобы не заснуть,
приказывал себе не спать, старался всерьез думать о не сделанной еще
работе. Не помогало. По-прежнему вело. Тогда он упер локоть в колено,
ладонью решительно закрыл лицо - как бы для глубоких раздумий. И заснул.
Проснулся от криков - начались прения. Кричали долго. Тут не поспишь. Но
все когда-нибудь кончается. Кончилось совещание. Комиссар-начальство пожал
руку нашему комиссару и отбыл.
- Все свободны! - распорядился Сам и добавил: - Смирнов останется.
- Побыстрее - как бы еще кого-нибудь не оставил - все покинули
кабинет.
- Ты почему на совещании спишь? - грозно потребовал ответа комиссар.
Смирнов не испугался, знал, что Иван Васильевич сам бы поспал на этом
совещании, если б мог.
- Потому что не выспался, - отчаянно ответил Смирнов.
- Дерзишь, а начальству дерзить не положено.
- Не положено, чтобы отдел без начальника был. Не могу я, Иван
Васильевич, разорваться - и отделением руководить, и с опергруппой
выезжать и на совещаниях сидеть. Когда же новый начальник отдела придет?
- А сам-то не хочешь начальником быть?
- Пока не хочу.
- Почему так.
- Рано еще. Голову надо в порядок привести. У меня пока голова
оперативника. Не более того.
- Что ж, приводи свою голову в порядок. Может, потом она нам
пригодится. Вот что, Смирнов, ты Скорина из области знаешь?
- Значит, Игоря к нам - начальником. Другого не надо, Иван
Васильевич.
- С тобой, Смирнов, хорошо дерьмо есть. Обязательно изо рта вырвешь.
- Не прогадаете, Иван Васильевич, ей богу, не прогадаете!
- Ну, раз такой человек, как ты, одобряет, значит, будем назначать.
...От радостного этого известия расхотелось спать, и поэтому дело
читалось легко. Он проштудировал половину, когда вернулся Казарян.
- Три часа задаром убил! Ну, буквоед, ну, зануда! - Казарян сел.
- Теперь хоть все в порядке?
- Как в канцелярии у господа бога, - Казарян вытянул ноги и
признался: - Я сегодня, Саня, Цыгана упустил.
- Что так? - хладнокровно поинтересовался Смирнов.
- На длинном поводке вел, чтоб не узнали, а он на ходу в трамвайчик,
и будь здоров. Мальчики нам нужны, и чтоб понезаметнее были, похожие на
всех, как стертый пятак.
- И чтобы роту. Не меньше.
- Иронизируй, иронизируй! Все равно без наружного наблюдения
настоящей работы не будет.
- Надо мечтать! Кто это сказал? - задумался Смирнов. - А в общем,
некогда нам мечтать, Рома. Давай-ка по делу пройдемся. Кое-что занятное
имеется...
Зазвонил телефон. Оба с ненавистью смотрели на него.
Грабанули известного писателя. И, естественно, - сразу же МУР. В
помощь райотделу. Муровская бригада прибыла в роскошный дом на углу
Скаковой и Ленинградского шоссе, когда там всю ночь шуровали районные.
- Вам помочь? - спросил Александр у старшего группы, который диктовал
протокол осмотра. Тот, оторвавшись от дела, кинул недовольный взор на
печального гражданина, скромно стоявшего у притолоки, и ответил, как бы не
отвечая:
- Раз знаменитость, значит, МУР подавай, районные пентюхи обязательно
завалят!
- Мы собачку привезли, - сообщил Казарян.
Районный пожал плечами:
- Пробуйте. Только, по-моему, сильно все затоптали.
Казарян спустился к машине, чтобы позвать Семеныча с его Верным, а
Смирнов подошел к печальному гражданину.
- Вы хозяин квартиры? - спросил Александр.
Гражданин печально кивнул и вдруг быстро-быстро заговорил, уцепившись
сильными пальцами за борт смирновского пальто.
- Я не могу понять, почему он сердится. Я никого не вызывал, я только
позвонил в союз оргсекретарю, спросил, что делать в таких случаях. Он
сказал, что все возьмет на себя.
- А в районное отделение кто сообщил?
- Дворник наш, Галия Асхатовна. Она всегда после трех к нам убираться
приходит. Пришла - а дверь не заперта, и никого нет. Она сразу к
участковому.
- А вы, э-э-э... - Смирнов намекнул на то, чтобы писатель назвался.
- Василий Константинович, если позволите, э-э-э...
- Александр Иванович. А вы, Василий Константинович, всегда в первой
половине дня изволите отсутствовать?
- Ни боже мой, Александр Иванович. Жена - да, дочка тоже. Жена на
работе, дочка в институте, а я с утра до двух за письменным столом.
- Почему же сегодня вас не было?
- Срочно вызвали на заседание секции прозы.
Старший из-за плеча на них недовольно посмотрел, давал понять, что
разговор ему сильно мешает. Смирнов взял писателя под руку:
- Мы мешаем, Василий Константинович. Где мы можем без помех
поговорить?
- Пойдемте на кухню, Александр Иванович.
В стерильно чистой кухне на столе стоял пустой графинчик и пустой
стакан. Смирнов понятливо ухмыльнулся:
- От расстройства чувств позволили?
- Не скрою: хотел было. Да он меня опередил.
- Кто "он"?
- Да вор этот.
- Интересно. А много в графинчике было?
Василий Константинович указал пальцем уровень. Грамм по сто-сто
пятьдесят, не больше.
- Я, честно говоря, днем не употребляю. Но сегодня, сами понимаете...
- неизвестно почему оправдываясь, пояснил писатель.
- А еще какая-нибудь выпивка в доме есть?
- Отсутствует. - Писатель вздохнул. - Меня Ирина Всеволодовна бдит.
- Что же из квартиры взяли, Василий Константинович?
- Шубу жены, довольно дорогую, из обезьяны, каракулевую дочкину, два
моих костюма, и так, по мелочам.
- Что за мелочи?
- Побрякушки всякие. Кольца, кулоны, часы. Они все в шкатулке лежали.
- Действительно побрякушки или золото настоящее?
- Золотые, естественно. Кольцо - маркиза с бриллиантами, кольцо с
порядочным изумрудом, бирюзовый гарнитур, часы швейцарские в осыпи...
- Ничего себе побрякушки. А деньги?
- Денег в доме не держу. Понемногу в карманах, в сумках. А он, видно,
деньги искал. Весь мой стол перевернул, мерзавец.
- Спасибо, Василий Константинович. Скажите, а ребята стакан и
графинчик смотрели?
- Смотрели, смотрели. Сказали, что отпечатков нет, в перчатках, мол,
работал.
Смирнов прошел в спальню, куда уже переместилась группа. Старший
вопросительно посмотрел на него.
- По-моему, Скачок, - поделился своими соображениями Александр.
- По-моему, тоже, - саркастически согласился старший.
- Высокий профессионал. Работал в перчатках, ни одного пальчика.
Замок отжат мастерски, взято все по точному выбору.
- Скажите, - робко поинтересовался писатель, - почему когда вот
здесь, в спальне, стояли прекрасные кожаные чемоданы, он, для того, чтобы
уложить вещи, полез на антресоли и достал драный фибровый?
Из-за спины писателя Казарян дал нужные разъяснения:
- Чтобы все соответствовало, товарищ писатель. Вор чемодану и чемодан
вору.
- Не понял, - обернулся к Казаряну писатель.
В ватнике и кирзачах и с заграничным чемоданом, представляете?
Лакомый кусок для любого милиционера.
- Теперь понял! - ужасно обрадовался писатель.
- Мы вам не нужны? - спросил у старшего Смирнов.
- Да уж как-нибудь обойдемся.
- Эксперта я вам оставлю. А мы, Рома, с тобой пойдем погуляем.
На улице встретили недовольного Семеныча и удрученного Верного.
Семеныч, чтобы избежать подначки, начал первым:
- Вы бы еще нас на улицу Горького вывели или на площадь Свердлова!
Найдешь тут! Только собаку нервируют.
- Докуда хоть довел? - миролюбиво поинтересовался Александр.
- До Беговой. А там уж полный бардак, только нюх собаке портить.
Смирнов посмотрел на Верного. Тот, будто понимая, виновато отвел
глаза.
- Не унывай, кабыздох!
- Собачку не смей обижать. Если что - я виноват, - сказал Семеныч.
Ничего не ответив, Смирнов ободряюще похлопал того по спине и вместе с
Казаряном пошел дальше. Они пересекли Беговую и поплелись вдоль церковной
ограды стадиона Юных пионеров. Из-за угла выползал трамвай. Двадцать
третий номер.
- А ну-ка покажи, как от тебя Цыган ушел! - требовательно предложил
Александр.
- А вот так! - заорал Казарян и с ходу набрал немыслимую скорость.
Хотел вспрыгнуть на подножку, хотел, чтобы этого не смог сделать Смирнов,
хотел уехать один, показал кукиш оставшемуся Александру. Казарян вспрыгнул
на первую площадку прицепного вагона и торжествующе обернулся. Смирнов из
последних сил бежал рядом с последней площадкой. Успел-таки, зацепился,
прыгнул на подножку, глянул на Казаряна и показал ему кукиш. Роман
ликующим криком вопросил:
- Куда едем, Саня?
- За кудыкину гору! - весело ответил Александр.
За счастье - стоять на подножке мотающегося вагона и весело
перекрикиваться с приятелем, стоящим на другой. Это счастье - ехать по
знакомой, привычно любимой Москве, где они - ее истинные жители. Это
счастье - ни о чем ни думать и лицом ощущать плотный несущий на тебя
воздух. Молодые были еще тогда, здоровые...
Они пересекли Ленинградское шоссе и по Дворцовой аллее вышли к устью
Красноармейской улицы. Справа, на отшибе и от Красноармейской, и от
