- технический исполнитель, вор. Параметры и той, и другой фигуры - весьма
и весьма размыты.
- Ты и вправду молодец, Рома, - серьезно похвалил Казаряна Смирнов. -
Твои соображения считаю хорошей основой для оперативной разработки.
Конечно, хотелось бы, чтобы прошел первый вариант. Очень хотелось бы...
- Они, по сути, равноценны, Саня, - встрял вальяжный от похвалы
Казарян.
- Не скажи, не скажи. В первом варианте вор - почти наверняка
москвич, и москвич, хорошо нам известный. Мы его можем просчитать.
Наводчика - тоже. Просеем всех знакомцев Палагина через мелкое сито, и он
у нас в решете останется. Второй же вариант - полная неизвестность. Кто
этот наниматель? Фанатик-коллекционер? Лауреат? Человек, желающий выгодно
вложить капитал в непреходящие ценности? Иностранец, мечтающий сделать
состояние?
- Ну уж прямо - иностранец! - возразил Ларионов. - Они у нас тихие.
- А Кастаки?
- Кастаки не в счет.
- Все в счет, Сережа. Какой он наниматель, - не будем загадывать. Но,
во всяком случае, ловкий и хитрый. Будет ли такой нанимать московского
домушника, чей почерк и связи, в принципе, нам, МУРу, известны? Не думаю.
Скорее всего - сделка с залетным гастролером, который, провернув операцию,
растворяется в воздухе. И перед нами - пустота. Исчезнувший неизвестно
куда гастролер и наниматель, не имеющий никаких контактов с преступным
миром.
- Да, картиночку ты нарисовал. - Казаряновской вальяжности заметно
поубавилось. - Двенадцатый стул, исчезнувший в недрах Казанского вокзала.
Только Остапу Бендеру было веселей: одиннадцать - за, один - против. А у
нас - два стула, пятьдесят на пятьдесят.
- Срочно разрабатываем первый вариант, - решил Смирнов. - За Сережей
- картотека по домушникам, за Романом - окружение Палагина.
- А за тобой? - не утерпел Роман.
- За мной - общее руководство. Помогать тому, кому делать нечего.
Кстати, Роман, наш клиент с Красноармейской где содержится? В Матросской
тишине?
- У нас пока. Потрясти этого Угланова имеет смысл, это идея, Саня!
Ему скучно, на допросы не водят, и без допросов доказано, что грабанул
нашего знаменитого мастера слова он, и только он; думать о том, сколько
дадут, надоело. Так что для него беседа с симпатичным оперативником на
отвлеченные темы - необходимая и желанная развлекуха.
- Кто у нас симпатичный оперативник? - Смирнов оглядел своих бойцов.
- Симпатичные все. Но самый симпатичный - я, - признался Казарян.
- Тогда потряси его, Рома. На отработку первого варианта вам два дня.
Приступайте.
В пустынном до таинственности коридоре Центрального Комитета
комсомола четко звучали твердые каблуки. У двери с черной табличкой, на
которой золотом было написано имя хозяина кабинета, стук шагов
прекратился.
Владлен Греков вошел в приемную комсомольского вождя. Ему
тренированно улыбнулась секретарша:
- Вас ждут.
- Наслышан, наслышан, - поднялся ему навстречу владелец кабинета,
невольно покосившись на телефонный аппарат с гербом. - Проходи, садись,
будем разговаривать.
- За меня уже, наверное, сказали. - Владлен застенчиво сел на край
кресла, сжал коленями нервно сложенные вместе ладони. - Просто я готов и
очень хочу работать.
- Люблю вас, военную косточку, за ясность и определенность. Такие,
как ты, очень нужны в комсомольской работе. Ты даже представить себе не
можешь, как страдает дело от несерьезности, мальчишеской расхлябанности,
крайней засоренности голов основной массы руководителей первичных
организаций и даже функционеров центральных органов. Четкости в исполнении
заданий, дисциплинированности, отсутствия каких бы то ни было колебаний в
проведении генеральной линии, - именно тех качеств, которыми так славна
армия, - недостает нам, комсомольцам. Ну, так решаем: в отдел
военно-физкультурной подготовки, инструктором.
- Николай Алексеевич, вы должны понять меня...
- Почему вдруг на "вы"?! - грозно удивился сорокопятилетний
заматерелый хозяин кабинета. - Мы с тобой - комсомольцы, соратники по
Союзу молодежи. Так что ты это чинопочитание брось. Вот в этом мы хотим
отличаться от армии. Так что ты говорил?
- Я на юрфак МГУ, на вечернее, документы сдал. Хочу продолжить
образование, хочу со временем стать на боевые рубежи охраны
социалистической законности Родины. А военно-физкультурные дела весьма
далеки от будущей моей работы.
- Резонно, резонно, - владелец кабинета широко зашагал. - Что ж,
тогда - общий отдел. Тебе там отыщут работенку по профилю. Завтра можешь
ознакомиться, я там скажу кому надо. Ну, как там поживает Сергей Фролович?
Давно-давно не виделись. Все бушует, неугомонная душа?
- Разве он может быть равнодушным или просто спокойным? Такой уж
человек! Вы сами знаете, Николай Александрович.
- Ты знаешь, ты! - поправил Николай Александрович, и послушный
Владлен еле слышно пробормотал:
- Ты же знаешь...
Ларионов любовно раскладывал пасьянс из одиннадцати фотопортретов.
Сначала с ряд выложил всю наличность, потом с сожалением четыре убрал
совсем. Еще четыре перевел во второй ряд. Подумал, подумал - и решился:
вторая четверка последовала за первой. Трое избранных смотрели на него. А
он - на них.
Вошел Казарян, глянул через ларионовское плечо на фотографии,
восхитился:
- Ух вы, мои красавцы! - И сел за свой чистый, без единой бумажки
стол.
- А знаешь, Рома, зря мы домушниками не интересуемся. Конечно,
девяносто процентов из ста - примитивные барахольщики, и правильно, что
ими район занимается, но попадаются, я тебе скажу, любопытнейшие
экземпляры. Любопытнейшие. - Ларионов, будто в три листика играя, поменял
фотографии местами. - Как твои дела?
- Как сажа бела. Под нашу резьбу с величайшим скрипом лишь Миша
Мосин, посредник-комиссионер среди любителей антиквариата, нумизматов,
коллекционеров картин, с которых он имеет большую горбушку белого хлеба с
хорошим куском вологодского, если не парижского сливочного масла.
Напрашивается вопрос: зачем ему уголовщина?
- Напрашивается ответ: чтобы кусок масла стал еще больше.
- Будем на это надеяться. У тебя что?
- Вот эти трое.
- Что ж, надо исповедаться. - Казарян вылез из-за своего стола,
направился к ларионовскому. Взял фотографии, без любопытства посмотрел и
вернул их на свое место, небрежно бросил на стол. Отошел к окну. - Надо,
конечно, надо. Но граждане эти, судя по обложкам, пареньки серьезные.
Пойдут ли они на такое дело во время нынешней заварухи, когда - они не
дураки, они про это знают - мы рыбачим частым неводом? Вот вопрос.
- Не каркай заранее, Рома. Давай действовать по порядку.
- Я не против, Сережа. - Казарян тянул время, не решаясь сказать
важное. Но все же решился. - Ты знаешь, почему Серафим Угланов, по кличке
Ходок, пошел брать писательскую квартиру непохмеленым? Конечно знаешь: у
него не было ни копья. А почему у него не было ни копья, ты не знаешь,
наверняка. А я знаю. У меня с Серафимом душевный разговор был, и он мне
сказал, что накануне скока он вполусмерть укатался в карты. Все спустил,
до копейки.
- Зачем ты мне все это рассказываешь? - настороженно спросил
Ларионов. Он уже догадался, о чем хочет поведать ему Казарян, но не хотел,
чтобы это было правдой.
- Для сведения, Сережа. Раздевал Серафима известный катала Вадик
Клок. И не его одного. Среди пострадавших - кукольник-фармазон Коммерция и
залетный ростовский домушник, не пожелавший никому представиться.
Обращались к нему просто: Ростовский.
- У кого играли? - быстро спросил Ларионов.
- У Гарика Шведова, известного тебе ипподромного жучка, приятеля
Клока.
- Что ж они, не знали, что на каталу нарвались?
- Поймать его, дурачки хотели. Боюсь, Сережа, что Санины опасения
оправдаются, и нам достанется второй вариант. - Ничего не знал Казарян
(официально) об отношениях Ларионова с Клоком, он и не предполагал ничего,
сообщил только сведения о некоторых представителях преступного мира.
- Когда пойдем Смирнову сдаваться: сегодня вечером или завтра утром?
Правда, сегодняшний вечер еще наш.
- Завтра, - не глядя на Казаряна, решил Ларионов. - Мне кое-что
проверить надо.
Была пятница, поэтому его пришлось искать, искать весь вечер.
Нашел-таки. Нашел в бильярдной Дома кино, временно расположенного в
гостинице "Советская", в связи с ремонтом здания на Васильковской.
В светлом уютном помещении Вадик Клок гонял пирамидку с молодым
лысоватым кавказцем. Кавказец, играя на выигрыш, вел партию по-маркерски
осторожно, а Вадик, шикуя, рисковал. Ларионов дал ему проиграть пятьсот, а
потом глазами указал на дверь. Клок, передавая кий саженному красавцу,
попросил его слезно:
- На одного тебя надежда, Эрик. Попотроши Карлена как следует. За
меня.
Красавец ослепительно улыбнулся и склонил маленькую голову с
идеальным пробором в знак согласия. Клок тихо расплатился с кавказцем и
побрел к выходу. Подождав немного, направился за ним и Ларионов.
Они шли бульваром к метро "Динамо".
- Что ж так неосторожно, Алексеич? - укорил Клок. Ларионов
остановился, осмотрелся. Никого поблизости не было. Тогда он быстро,
коротким крюком левой, жестоко ударил Вадика в печень. Вадика скрутило, и
он стал оседать. Ларионов удержал его левой, а с правой дал под дых. И
отпустил. Вадик сел на дорожку. Ларионов смотрел, как его корежит. Наконец
Вадик хватанул воздуха почти нормально. Ларионов посоветовал:
- Вставай, а то простудишься.
- За что?
- За дело, - ответил Ларионов.
- Ты со мной поосторожнее, Алексеевич, - посоветовал Вадик, вставая.
- Я тихий, но зубастый. Я и укусить могу. Смотри, Алексеевич!
- Зубы обломаешь, кролик, - презрительно отрезал Ларионов. - Пойдем
на скамеечку присядем.
Сели рядом, как два добрых приятеля.
- Чего ты от меня хочешь? - завывая, спросил Клок.
- О чем я тебя вчера, скот, спрашивал?
- О чем спрашивал, то я тебе и сказал.
- Ты вчера, видимо, не понял меня. Поэтому сегодня спрашиваю еще раз:
что тебе известно о последних делах домушников?
- Еще раз отвечаю: с домушниками дела не имею.
Ларионов, делая каблуками на серой земле черные полосы, вытянул ноги,
засунул руки в карманы пиджака, и засвистал умело модную тогда песенку
"Мишка, Мишка, где твоя улыбка". Свистал он мастерски. Клок дослушал свист
до конца и сказал, тихим голосом выдавая искренность:
- Ей-богу, ничего не знаю.
- Ты кого катал у Гарика Шведова?
- Откуда мне знать. Кого привели, того и катал.
- Слушай меня внимательно, Клок. Здесь тишина, народу нет. Сейчас я
встану со скамеечки, тебя подниму и разделаю, как бог черепаху. Руки-ноги
переломаю, искалечу так, что мама не узнает, и брошу здесь подыхать.
- Не надо так со мной разговаривать, начальник.
- Я с тобой не разговариваю, я тебе перспективу рисую. Будешь
говорить?
- Куда мне деваться, начальник.
- Про Ходока и Коммерцию мне все, что надо известно. Расскажи про
третьего.
- Ростовского этого Косой рекомендовал и Ходока тоже. Скучают,
говорит, мальчишечки, и лошкануть не прочь. Я их и принял. Они меня
поймать хотели.
- А у тебя Коммерция - подставной, - догадался Ларионов. - Ростовский
этот и Ходок знакомы друг с другом были?
- Вроде бы нет. Договорились они, по-моему, когда за водкой для
начала пошли.
- Ты мне, Вадик, поподробнее про Ростовского этого.
