- Ты же за рулем.
- Милиционеры к хорошеньким женщинам снисходительны.
- Это к хорошеньким, - показал, наконец, зубки Сырцов.
- А ты, хотя тоже мент, не снисходителен.
- Я - бывший мент.
- А теперь топтун, - добавила за него Татьяна Вячеславовна. - Так что
не тебе судить: хорошенькая я или нет.
- Успокойся. И для мента и не для мента ты - хорошенькая.
- Зачем укусил тогда?
- Для порядка. Чтобы не заносило тебя, - он разлил по рюмкам,
поставил бутылку на стол, весело заглянул ей в глаза: - Для чего ко мне
пожаловала, завоевательница?
- Отдохнуть, - высокомерно призналась она.
- Аристократка, которой надоели приемы, рауты, презентации, премьеры
и вернисажи, в пресыщении спустилась на дно. Фильм "Сладкая жизнь". Лимита
ты, лимита!
- Сам-то ты кто такой, мент недоделанный?! - взъярилась она.
- Да, и я - лимита, - миролюбиво признал их равенство Сырцов, поэтому
тебя и распознал. Так что не особо старайся павлиний хвост распускать.
- Сам-то откуда? - спокойно - собрала в палочку павлиний хвост -
поинтересовалась она.
- Мы-то? Мы-то брянские, - ответил он и взял рюмку. - Выпьем?
- Ты же за рулем, - издевательски повторила она его слова.
- Я всегда за рулем. И никогда не нарушаю правил. Поэтому меня и не
задерживают.
- Так и не нарушая правил до Москвы доехал, - догадалась Татьяна
Вячеславовна. - Тихо-тихо, потихоньку, кривыми дорожками.
- Прямыми, дурында! ВДВ, Афган, школа милиции и МУР по распределению,
- зачем-то поведал о себе Сырцов. А вот зачем: - Хочешь, про твою дорожку
расскажу? Три года подряд в театральный институт поступала - не поступила.
В конце-концов седой гражданин, который утешил тебя после второго провала
и утешал в течение двух лет, воткнул тебя на какой-то конкурс - красоты
ли, на лучшую фотомодель, манекенщиц - не знаю. Первого места ты, конечно,
не заняла, но тебя заметил второй седой гражданин и (ты уже пообтерлась,
движением позанималась), тоже утешая, пристроил в ресторанный кордебалет.
Ну, а там поклонники от рэкетира до банкира. И спокойная гавань, наконец -
Сергей Сергеевич. Судя по говору, с юга. Ростовская что ли?
- Где ты все про меня разнюхал, мент?
- Да не разнюхивал я, Танюша, - после первого проигранного сета на
ярмарке Сырцов удачно набирал очки. - Просто профессия у меня такая -
угадывать, - он снова поднял рюмку. - За Москву!
- Пропади она пропадом, - добавила Татьяна и по-мужски махнула
рюмашечку.
Выпил и Сырцов, вертя рюмку в пальцах и глядя на нее же, спросил:
- Как ты узнала про меня?
- Заметила. Ты же за мной, как хвост. Вот я и заметила.
- Врешь ты. Ты не могла заметить меня, я бы почувствовал это. Я -
хороший сыщик, Танюша. Сергей Сергеевич сказал?
- Да иди ты! - послала куда надо Татьяна и быстренько разлила по
второй. - Давай за наш фарт, чтобы не кончался!
- Будем считать, что и у меня фарт, - не особо согласился Сырцов, но
выпил.
Она скривилась от лимона, зажмурилась, помотала головой и вдруг
встала. И его попросила:
- Встань.
Он, не торопясь, поднялся, встал напротив и попросил тоже. Попросил
ответить:
- Зачем я тебе понадобился?
Правая ее рука коснулась его здоровенной шеи, проникла под рубашку,
погладила по плечу, дошла до мощной мышцы и вновь вернулась к шее,
соединясь с левой. Она обняла его и призналась:
- Вот за этим, - и умело поцеловала. Поцелуй длился долго. Потом она,
оторвавшись, поинтересовалась: - У тебя чистые простыни есть?
- Есть, - ответил он и вышел в прихожую, искать в стенном шкафу
чистые простыни.
Она деловито отодвинула журнальный столик, и диван превратился в
кровать.
12
Его рабочий день начался с визита к кинозвезде. Ровно в уговоренные
двенадцать часов Роман Казарян позвонил в квартиру на Котельнической, и
дверь тотчас распахнулась. Открыла сама кинозвезда.
- Натали, радость моя, подружка... - Роман припал губами к звездному
запястью, потом перевернул ручонку, поцеловал в ладонь. Глядя с грустным
умилением на седую с малой проплешиной голову Казаряна сверху, сексуальная
мечта юнцов семидесятых годов погладила левой рукой (правую он по-прежнему
не хотел отдавать) его по волосам и, в джокондовской полуулыбке,
откликнулась в унисон:
- Любимый разбойник мой Ромочка, здравствуй!
После долгой разлуки встретились добрые, милые, чуткие люди.
Подружка-приживалочка Милочка, находясь в малом отдалении, с душевным
трепетом наблюдала за встречей не старых, нет - давних и верных друзей.
Роман отпустил, наконец, ее руку, и она, сделав ею плавный жест,
пригласила:
- Пойдем ко мне. Поговорим - наговоримся.
Проходя мимо Милочки, Роман без слов - не подыскать нужных слов -
сжал ее предплечье и мягко-мягко покивал головой с прикрытыми глазами.
Сердечно поприветствовал, значит. Хорошо знал правила игры.
В кабинете-будуаре он, усевшись в светлое веселенькое кресло, оглядел
внимательно стены и заметил, что:
- Имеются новые приобретения.
Натали вольно раскинулась на причудливом диванчике, закинула ногу на
ногу, и закинутая длинная безукоризненная нога явилась на свет в полной
своей красе. Покачав золотую домашнюю туфельку, висевшую на пальчиках этой
ноги, Наталья заинтересованно (знала: Казарян - спец в этих делах)
спросила:
- Ну и как они тебе?
- Судейкин он и есть Судейкин. Тышлер - просто прелесть. А вот
Бируля. Сомнителен Бируля. Он лет тридцать, тридцать пять тому назад в
моде был, особенно зимне-весенние эти серые пейзажи, и поэтому умельцы
подделок весьма лихих налепили довольно много.
- Подделка, так подделка. Если подделка, то замечательная, она мне
нравится. Пусть висит, - сыграла полное безразличие Натали. И, чтобы не
думать о фальшивом Бируле, чтобы не огорчать себя этими думами, перевела
разговор: - Вчерашним звонком ты меня прямо-таки заинтриговал. Я вся -
внимание, Рома.
Заговорить Казарян не успел: Милочка вкатила в кабинет двухэтажный
стеклянный столик на колесиках, на котором в идеальном порядке
располагались стеклянный пышащий паром кофейник, стеклянные чашечки,
стеклянные тарелочки с разнообразной закусью и стеклянная, естественно,
бутылка с лимонным финским ликером. Поставив столик между кинозвездой и
кинорежиссером, Милочка холодно сообщила:
- Так я пойду, Ната? У меня в городе дел в непроворот.
- Иди, иди, - согласилась Наталья. - Когда придешь?
- Да вечерком, наверное, загляну. Всего хорошего, Роман Суренович.
Роман проводил ее взглядом, поинтересовался:
- Обиделась что ли?
- Угу. Что беседы беседуем без нее. Ну, да ладно. Говори давай.
Сниматься Наталья стала в конце шестидесятых. Поначалу в амплуа
простушек: кругленькая была, пышная, бойкая. Одним из первых снял ее
Казарян в роли ядреной дикой таежной девы. Потом похудела, подсобралась,
поднахваталась и стала героиней - хороша была, хороша. В моду вошла,
снимали ее азартно, много. Затем незаметно перекатило за тридцать, и
режиссеры, которые совсем недавно рвали ее на куски, перестали приглашать.
В отличие от многих, оказавшихся в подобной ситуации неуравновешенных
товарок, она не возненавидела весь мир, не спилась, не сдвинулась по фазе.
Она завела себе мецената. Из ЦК. И как по мановению волшебной
палочки, те режиссеры, что в последнее время проходили мимо нее, стараясь
не заметить, вдруг прониклись к ней небывалым дружеским расположением.
Опять стали снимать. Лет пять тому назад меценат из начальника отдела был
выдвинут в секретари, и она стала истинной кинозвездой. Обложки журналов с
ее портретами, статьи о ее творчестве, регулярные и частые поездки по
многочисленным кинофестивалям во все концы света... Сегодня уже, конечно,
не то, но все же... Кинозвезда, она и есть кинозвезда.
- Мне твой папашка нужен, Ната.
Партийный борец за народное счастье в кинематографических кругах
ходил под кличкой "папашка". Наталья среагировала мгновенно:
- Он теперь никому не нужен, Рома, даже мне.
- Вот и обрадуй забытого всеми страдальца. Позови его сюда.
- Я же сказала: он мне не нужен. Он нужен тебе, - она сделала паузу,
чтобы разлить кофе по чашкам, а ликер - по тонюсеньким рюмкам. Кончив
дело, гуляла смело: - На кой ляд мне его вызывать?
- Ну, коли уж по-простому, так давай совсем по-простому. Ты хочешь
знать, что ты с этого будешь иметь? Отвечаю: ничего, кроме моего
дружеского расположения.
- Немного, Рома.
- Не скажи, не скажи. Ты же знаешь наших радетелей за правду и
демократию: вчера они тебя по определенной причине в ягодицы целовали, а
сегодня, по этой же причине, за вышеупомянутые ягодицы кусать будут с
яростью. А я, если ты поможешь мне, скажу, что это делать стыдно. Стыдно
им, может и не станет. Но неудобно - да.
- Мой любимый ликер, - сказала она, пригубив рюмочку. - Попробуй,
Рома.
Рома с отвращением попробовал, быстро запил кофеем и стал мелко
жевать ломтик сыра. Игра "кто кого перемолчит" шла довольно долго. Сдалась
Наталья:
- Что ты с ним собираешься делать?
- Бить я его не буду, не беспокойся.
- А я не беспокоюсь. Я бы даже некоторое удовольствие получила, если
бы кто-нибудь начистил эту самодовольную рожу.
- Мать моя, что ж ты так о любимом человеке?
- Да иди ты... - разозлилась она и снова наполнила рюмки. Взяла свою,
полюбовалась чистой желтизной напитка. - Только учти, его за жабры
ухватить - дело непростое. Скользкий, верткий, как угорь.
- Да ты только вызови его сюда, и я с ним разберусь!
- Связью со мной его доставать будешь?
- Ну, это так, для затравки. А для настоящего разговора у меня
серьезные аргументы есть.
- Ну, да хрен с тобой. Даже забавно, - она подмигнула Казаряну. Будет
забавно?
- Что, что, а это я тебе обещаю.
- Кретин этот дома боится жить. На конспиративной квартире
обосновался, - она со столика перетащила, не поднимаясь, телефон на диван.
- Ты погуляй по квартире, в гостиной тоже кое-что новое имеется, посмотри,
а я с ним один на один поговорю, без стеснения.
Казарян пошел смотреть живопись.
...Юрий Егорыч явился минут через сорок. Наталья приняла у него плащ
и шляпу, повесила в стенной шкаф. Он в ответ поцеловал ее в щечку,
протянул пяток тюльпанов и спросил, приглаживая у зеркала редкие волосы:
- Что там за секреты у тебя, зайчонок?
- Я так и выложила тебе все у дверей. Пойдем ко мне.
Они входили в кабинет-будуар, когда в дверях гостиной возник Казарян.
- Провокация! - диким голосом закричал Юрий Егорович. - Провокация!
И рванул назад к выходу. Казарян перехватил его на бегу, дружески
полуобнял и сказал в ближайшее ухо:
- Успокойтесь, Юрий Егорович. Здесь только ваши доброжелатели.
А кинозвезда поставленным голосом кинула реплику "а парт":
- Разорался, кретин.
- Позвольте, - Юрий Егорович освободился от казаряновских объятий,
снова поправил волосы и спросил с презрением: - Я - пленник?
- Пленник, - подтвердил Казарян. - Пленник своей страсти, не правда
ли?
- Что вы хотите от меня? - не принял игривого тона секретарь.
- Поговорить с вами. Только и всего.
Не хотелось казаться трусливым дураком. Юрий Егорович дернул
плечиком, поднял бровь, мол, ну если вам так хочется, что же, - и
решительно направился в кабинет. Не спросясь, бухнулся в кресло, в котором
сидел Казарян, мельком увидел столик, брезгливо поморщился и, глядя на
Казаряна, пристроившегося на низком пуфике, твердыми начальническими
