- А что тут думать, думать-то что? - лихорадочно бормотал Смирнов. Он
извлек из кармана связку отмычек и подбирал подходящую, пробуя их по
очереди в замочной скважине. Щелкнул, наконец, замком два раза. Колдуя
теперь над английским, заклинал: - Только бы не на задвижку!
Дверь подалась, но не на много: держала внутренняя цепочка. Роман не
выдержал, заорал в щель:
- Ленчик!
В квартире по-прежнему было тихо, как в раю.
- Хана Ленчику, - понял Смирнов и, передав Роману ключи от машины,
приказал. - Там за задним сиденьем ящик с инструментом. Хватай кусачки и
сюда как можно быстрее...
Качественный иностранный инструмент проделал свою работу без
напряжения: цепочка жалобно крякнула и развалилась. Они вошли в квартиру.
Ноздри Смирнова дернулись, учуяв тревожаще знакомый запах. Смирнов знал,
как пахнул пороховой дым и застывшая кровь.
Их нашли в столовой. Видимо, перед тем как умереть, Ходжаев и
Арсенчик, по-кавказски сидя на богатом ковре, играли в нарды. Арсенчика
пристрелили прямо за игрой: его простреленная точно посреди лба голова
покоилась на забрызганной кровью доске драгоценного дерева. А Ходжаев
пытался бессмысленно бежать: ему выстрелили в затылок, когда он распахнул
дверь в студию. Так и лежал теперь - ноги на ковре, а туловище и голова на
сером бобрике.
Смирнов стоял и молча смотрел, оценивая. Оценил, вздохнул и решил:
- Убийца под альпиниста косил. Штифт надо искать. Судя по всему,
уходя он не гасил свет. Поищи, Рома.
Роман вернулся почти тотчас.
- В кабинете окно - настежь. Ты как всегда прав, Саня. Там потрошили
письменный стол и секретер. - Роман, наконец, и здесь огляделся. Раньше он
все на трупы смотрел: - Гляди ты! А здесь все серебро столовое из горок
взяли, богатое тут серебро было: графины, вазы, сахарницы, молочники и
простая хренотень. А, может, просто скокари, Саня? В этой квартире есть
чем поживиться.
- Какой скокарь, если он не идиот или истеричный мальчишка, возьмет
на себя два трупа?
- Мы сегодняшних совсем не знаем, Саня.
- Оба застрелены профессионалом, Рома. И осведомленным
профессионалом. Первым - телохранителя, потенциальную опасность для него,
вторым - собственно объект. Лоб и затылок. Щегольство наемного убийцы.
Спиридонов молчал, потому что его мутило.
- Что делать будем, Саня? - спросил Казарян.
- Сейчас Махову позвоню. Его отдел убийствами занимается, - пообещал
Смирнов, но с места не тронулся, стоял, смотрел на трупы.
- А как мы объясним милиции, что мы здесь? - поинтересовался Казарян.
...Махов прислал Демидова с парою молодых и экспертами, и работа
закипела. Молодые были заняты протоколом осмотра, эксперты елозили по
перспективным местам, а Демидов, демонстративно не заметив перекушенной
цепочки, провел предварительный опрос Смирнова, Спиридонова и Казаряна и
отпустил их с богом.
Хорошо было на улице, даже в сером колодце двора этого дома было
хорошо после Ходжаевской квартиры. Они постояли, покурили: Смирнов глянул
на часы. Было четверть двенадцатого.
- Поехали ко мне, - приказал Смирнов. - Топтуны уже ждут, а в
двенадцать Сырцов прибудет.
- Не к тебе, а ко мне, - поправил его наконец-то заговоривший
Спиридонов.
Уже в машине Смирнов, вдруг, ударил кулаком по баранке и заорал:
- Язык, язык мой поганый!
- Теперь они, надо полагать, за Сырцова возьмутся, - невозмутимо
предположил Казарян. Такое ужасное предположение успокоило Смирнова, -
думать стал, рассуждать.
- Не посмеют, - уверенно отверг такую возможность он. - Сырцов -
мент, хотя и бывший, но мент до конца жизни. И дружки его милицейские,
если такое случится, независимо ни от чего, будут копать до дна. А кроме
того, у Жоры нет доказательств. Одни слова.
- Слова, которые для них нестерпимо страшны, - поправил Казарян.
- Да ничего они не боятся, Рома! - вдруг яростно возразил Спиридонов.
- Они твердо уверены, что все образуется так, как надо им!
Прокричав это, Спиридонов резко замолк, сжав губы в куриную гузку.
Смирнов оглянулся на него и приткнул "Мицубиси" к тротуару. Они уже
миновали большой Каменный, были напротив христоспасительного бассейна, у
кустов.
- Проблюйся, - приказал Смирнов Алику. Тот мелко-мелко закивал и
быстренько секанул из красивого автомобиля, чтобы случаем эту красоту не
повредить. Казарян посмотрел на слегка прикрытую жухлой листвой
полусогнутую ритмично склонившуюся спиридоновскую спину и сказал:
- Я тут, Санек, подумал сейчас и вот что мне мнится: из всего того,
что наговорил тогда партийный вождь на конкретику выходил лишь зав
административным отделом, который якобы тоже был в бегах. Я думаю, следует
труп искать зава этого.
- Что нам этот труп даст?
- Шухер в прессе.
- А нужен он нам, шухер этот?
- Нужен, шухер всегда нужен: привлекает внимание людей, люди начинают
интересоваться, а работнички, естественно, остерегаются.
- Выгодно ли нам, чтобы они остерегались?
- Выгодно, Саня. Не подумав, палить в нас не будут.
- Тоже верно, - согласился Смирнов и предупредительно открыл дверцу
подошедшему Алику. - Порядок?
- Порядок, - подтвердил тот, утирая носовым платком заплаканные
глаза.
В родном переулке были в одиннадцать тридцать. Закрыв автомобиль на
ключ, Смирнов огляделся. Пятеро бывших ментов расположились на трех
скамейках. Двоих из этой пятерки Смирнов помнил с давних пор.
- Вы домой идите, а я здесь малость подзадержусь, - сказал он
Спиридонову и Казаряну, а сам направился к занятым скамейкам.
- Здорово, служба! - полушепотом прокричал Смирнов и тут же укорил: -
Служба-то, служба, а расселись как на смотринах.
- Не приступили еще к служебным обязанностям, Александр Иванович! -
откликнулся один из давних знакомцев, вставая и протягивая руку.
- А уже давно пора, - сделал строгий выговор Смирнов, но руку пожал.
Знал как быть справедливым и любимым начальником.
...Вернувшись из ванной, сполоснувшийся Спиридонов грустно посмотрел
на Казаряна, который от нечего делать подкидывал щелчком спичечный
коробок, пытаясь поставить его на торец или хотя бы на ребро, и впервые
вслух посомневался.
- Втянул я вас в дельце, Рома...
- Втянул, - согласился Казарян, не переставая подкидывать коробок,
который с раздражающим, неединовременным шмяком, через равномерные
промежутки падал на зеленую поверхность письменного стола.
- Хоть прощенья у вас проси...
- Меня прощенье не устраивает, - поймав коробок на лету и спрятав его
в карман пиджака, ответствовал Казарян. - Тем более твое. Мне хочется
знать, где деньги, украденные у тебя, у меня, у каждого, кто честно
работал. И найти их, и вложить их в нужное для народа, для страны
конкретное дело.
- Их опять разворуют, Рома, пока вкладывать в дело будут.
- Чего-нибудь да останется. - Роман, наконец, нашел применение
спичкам, достал сигарету, прикурил.
Пришел Смирнов. Увидев его, опорожненный Спиридонов захотел есть:
- Пожрем, ребята, ведь и не завтракали по-настоящему!
- Георгия Сырцова дождемся. - Смирнов глянул на часы. - Он - паренек
аккуратный, минут через пять будет.
Ровно через пять минут прозвенел антикварный звонок.
Смирнов ввел Сырцова в кабинет и сразу же сказал:
- Сегодня ночью твоего клиента с набережной кончили профессионалы.
Подумай, Жора, хорошенько и скажи: ты будешь работать с нами?
- Здравствуйте, - Сырцов для начала решил поздороваться со
Спиридоновым и Казаряном. А, пожав им руки, ответил Смирнову: - Я
использовался втемную. Если все так и останется, то нет. Если же вы,
Александр Иванович, открываете все карты, то да.
- Не знаешь - свидетель, знаешь - соучастник, - к месту вспомнил
воровскую присказку Смирнов.
- Я хочу в соучастники, - твердо решил Сырцов.
- И еще один к нашему теремку прибился, - просто так, для счета,
констатировал Казарян, а Смирнов, как оглашенный начал считать:
- Я - мышка-норушка, я - лягушка-скакушка, я - зайчик... - и в
недоуменьи перебил себя: - А где зайчик? Я же ему велел к двенадцати
быть?!
29
Конференция кинотеоретиков, посвященная проникновению андерграунда в
современный русский кинематограф, вот-вот должна была начаться. Зайчик
Витька Кузьминский ждал теоретика Митьку Федорова, который должен бы уже
давно здесь быть - член оргкомитета, - но по неизвестной причине
отсутствовал. Непорядок и беспокойство.
...Столь долгое отсутствие знатока искусства Федорова было теперь
объяснимо, прощаемо и поощряемо: теоретик Митька, осторожно держа под
руку, вел по проходу к столику президиума знаменитого
литератора-эмигранта, который последние два года жил неизвестно где - то
ли в Париже, то ли в Москве и все знал про нашу жизнь, почему и позволял
себе постоянно - ежемесячно и еженедельно - просвещать и учить по радио,
по телевидению, с кафедр высоких собраний и в дружеских беседах только что
вылезших из пещер диких аборигенов, как им, диким аборигенам, не следует
жить. Его еще продолжали раболепно любить, но не столь страстно как по
началу: сомневающиеся вопросы стали задавать, а некоторые даже спорить, но
парижский миссионер старался не замечать шероховатостей, относил их к
плохой воспитанности аудитории, и продолжал заливаться курским соловьем на
предмет того, какие они, жители России, говно и неумехи. Согласно почти
официальному ныне российскому мазохизму слушатели пока еще терпели.
Сидевший прямо у прохода Кузьминский дернул за шлицу пиджака
шествовавшего мимо Федорова и бесцеремонно приказал:
- Усадишь фрайера и сразу же ко мне!
Митька оглянулся, глаза его округлились от ужаса, и от ужаса же он
ускорился, уже не ведя, а волоча гостя из дальнего зарубежья. Гость же,
наоборот, тормозился, стараясь гневным оком осмотреть того, кто обозвал
его фрайером. Но гремели аплодисменты, но улыбались ученые девицы, среди
которых изредка попадались и хорошенькие, но уже раскрывал объятия,
вставший из-за столика, жирный и бородатый ведущий критик...
Забыв про оскорбительного фрайера, парижский житель устроился между
ведущим бородатым критиком, и ведущим бородатым специалистом, за которым
сидел лысый продюсер. И оказалось, что мест за маленьким столиком больше
нет. Митька Федоров сделал вид, что все так и задумано: заговорщицки
подмигнул аудитории, сделал ей двумя ручками и - ничего не оставалось -
направился в обратный путь.
Кузьминский облапил его и грубо усадил рядом с собой. На протестующий
федоровский писк сурово заметил:
- Помолчи. Мешаешь проводить мероприятие.
Федоров послушно умолк. Перехватив инициативу у бородатого ведущего
критика, вещал бородатый ведущий сценарист:
- Сейчас сделает доклад (я бы назвал его скорее сообщением) по
объявленной теме кандидат искусствоведения... - сценарист затузил,
заглянул в бумажку и продолжил: - Мигунько Всеволод Святославович.
Надеюсь, он уложится в полчаса. А потом мы с удовольствием послушаем
нашего доброго парижского друга.
Сказав, сценарист захлопал в ладоши. Захлопал и натренированный
дисциплинированный зал. Воспользовавшись этим мелким шухером, Виктор
подхватил Федорова под руку и без особого труда выволок из зала, доволок
до одного из буфетов и усадил за столик. Полюбовавшись на добычу, спросил:
- Пить будешь, Митька? Угощаю.
- Это сладкое слово халява, - вспомнил Федоров. - Буду. Коньяк.
