Бартчи, бывший директор Института происхождения христианства в Тюбингене
(Германия) отмечает, что гораздо более опасным казалось то, что Иисус
Христос и его последователи ставили под вопрос существующие семейные
традиции. Они считали женщин полноправными личностями. Ранние христиане,
заключает Бартчи, высказывали "неуважение" к устоям римской и еврейской
семьи, отводившим женщине подчиненное положение.
Если рассматривать семью, как микромодель большого мира, то
"неуважение" к господству мужчины в семье, когда слово отца - закон, можно
понять, как угрозу системе неравноправия, основанной на силе. Вот почему те,
кто мечтают о "старых добрых временах", когда женщины и "худшие мужчины"
знали свое место, прежде всего стремятся вернуть "традиционную" семью. Это
также позволяет увидеть в новой свете ту борьбу, что раздирала мир две
тысячи лет назад, когда Иисус проповедовал сострадание, ненасилие и любовь.
Можно провести немало интересных параллелей между нашим временем и теми
бурными годами, когда начала распадаться могущественная Римская империя. И
то, и другое - периоды, которые сторонники "теории хаоса" называют
состоянием растущей неустойчивости системы, периоды, когда могут произойти
любые невиданные и непредсказуемые изменения системы. Если взглянуть на годы
непосредственно до и после смерти Христа с точки зрения конфликта между
андрократией и гиланией, то окажется, что, как и наши дни, это был период
мощного гиланического возрождения. Здесь нет ничего удивительного, вспомним
слова лауреата Нобелевской премии ученого-термодинамика Ильи Пригожина о
том, что в периоды больших социальных распадов изначально малые "колебания"
могут привести к трансформации всей системы.
Примем возникновение христианства за изначально малые колебания,
появившиеся сначала на окраинах Римской империи (к маленькой провинции
Иудее); тогда его влияние на культурное развитие обретает новое значение, а
поражение вызывает еще большую горечь. Более того, если взглянуть на раннее
христианство с точки зрения взаимодействия систем, мы увидим и иные
проявления возрождающейся гилании, даже в самом Риме.
Например, образование там иногда предполагало одинаковую программу
обучения для девочек и мальчиков. Как пишет теолог-историк Конетанс Парви,
"в I веке н. э. в Римской империя было много высокообразованных женщин,
некоторые были достаточно влиятельны и независимы в общественной жизни".
Существовали официальные ограничения. У римских женщин должны были быть
мужчины-опекуны, и они не имели права голоса. Но они, особенно аристократки,
все больше участвовали в общественной жизни. Одни занимались искусствами,
другие медициной. Третьи участвовали в деловой жизни, в заседаниях,
занимались спортом, посещали театры, стадионы и путешествовали, без
сопровождения мужчин. Другими словами, как отмечают и Парви, и Пейджелс,
тогда существовало движение за эмансипацию женщин.
Вызов андрократической системе бросали не только женщины, происходили
восстания рабов и волнения в дальних провинциях империи. К примеру,
восстание под предводительством Бар-Кохбы (132-135 гг.) ознаменовало собой
конец Иудеи. Однако в ответ на эти вызовы, в ответ на призывы христиан к
непротивлению, состраданию и миру, римская андрократия становилась все более
жестокой и деспотичной.
Как предельно наглядно демонстрируют отвратительные излишества римских
императоров (включая христианина Константина), и знаменитые бои гладиаторов,
и прочие подобные забавы, попытка гиланического преобразования потерпела
здесь поражение. Не удалась она даже внутри самого христианского движения.
Маятник возвращается
"Несмотря на предшествующую общественную деятельность женщин, - пишет
Пейджелс, - большинство христианских общин к 200 году признало письмо
Лже-Павла, принадлежащее Тимофею, в котором подчеркивается (и
преувеличивается) антифеминистская тенденция во взглядах Павла: "Пусть
женщина учится молча с должным смирением. Я запрещаю женщине обучать или
осуществлять власть над мужчинам: она должна молчать". К концу II века н. э.
участие женщин в религиозных обрядах было однозначно отвергнуто, группы, в
которых женщины оставались главами, были признаны еретическими".
Далее Пейджелс сообщает: "Исследователи ранней истории христианства
(области "патристики", изучающей труды "отцов церкви") должны быть готовы к
пассажам, подобным тому, что заключает Евангелие от Фомы: "Симон Петр сказал
им [ученикам]:
"Пусть Мария покинет нас, ибо женщины недостойны Жизни". Иисус сказал:
"Я сам буду вести ее, чтобы сделать ее мужчиной, чтобы она тоже смогла стать
духом живущим, подобно вам, мужчинам. Ибо каждая женщина, сделавшая себя
мужчиной, войдет в Царство Небесное".
Такое откровенное исключение половины человечества из числа достойных
жизни - да еще именно той половины, в чьем чреве жизнь зарождается - имеет
смысл лишь в контексте андрократического регресса. Подтверждается то, что в
глубине души подозревали многие из нас: с христианским евангелием любви
что-то случилось. Иначе как объяснить, что им оправдывали все истязания,
завоевания и кровопролития, совершаемые преданными христианами против других
и друг против друга, из которых, собственно, и состоит почти целиком вся
западная история?
Ибо в конце концов здесь произошло непредсказуемое глубокое
преобразование системы. Из руин классического Рима сложилось новое здание.
То, что начиналось как тайный культ, выросло в новую "мировую" религию. Но
вместо того чтобы осуществить свою задачу, преобразовав общество, этот
"периферийный захватчик" преобразился сам. Христианство стало
андрократической религией. На смену Римской империи пришла Священная Римская
империя.
Уже к 200 году - вот она, духовность вверх ногами - христианство полным
ходом становилось той самой иерархической, основанной на силе системой,
против которой восставал Христос. А после обращения в христианство
императора Константина оно превратилось в официальное орудие, а вернее,
слугу государства. Как пишет Пейджелс, когда "христианство получало
официальное признание, христианские епископы, ранее преследовавшиеся
властями, теперь сами оказались в верхушке государственного аппарата".
Христианские историки сообщают, что в 312 году накануне битвы, в
которой потерпел поражение и был убит соперник Константина Максенций, а
Константин был провозглашен императором, ему привиделся в лучах заходящего
солнца крест с надписью "сим победишь". Правда, они обычно забывают
упомянуть, что Фауста, жена первого христианского императора, была сварена
заживо, а сын Крипс убит по его же приказу. Однако кровавое насилие, которым
сопровождалось насаждение христианства в Европе, не ограничивается частными
распоряжениями Константина. Ни даже его и его преемников публичными
рескриптами, такими, например, как указы, объявлявшие ереси актом
предательства, караемым пытками и смертью.
Теперь высшее священство само имело право наказывать тех, кто не хотел
принять "новый порядок". Методично запрещалась вся "еретическая" информация,
которая могла бы угрожать новой системе андрократической иерархии.
Бог - чистый дух, Бог - мать и отец в одном лице превратился в бога -
просто мужчину. Как вынужден был признать почти две тысячи лет спустя, уже в
1977 году, Папа Павел VI, женщинам не позволялось вступать в духовный сан,
"потому что наш Господь был мужчина". Одновременно гностические Евангелия и
прочие подобные тексты, до сих пор имевшие свободное хождение в
раннехристианских общинах, объявлялись ересью и уничтожались теми, кто
объявил себя "православной", а, стало быть, единственно законной церковью.
Все эти источники, - пишет Пейджелс, - "тайные Евангелия, откровения,
мистические учения - не были включены в тот избранный список, который
составил Новый Завет... К тому времени когда закончился отбор, видимо, не
раньше 200 года, практически вся женская божественная образность исчезла из
ортодоксальной традиции".
Одни христиане клеймили как еретиков других христиан, веривших в
равенство, - и это после того, как в раннехристианских общинах мужчины и
женщины жили и работали по Христовой заповеди, люби друг друга как братья и
сестры. А многие из них приняли смерть христианских мучеников. Но мужчинам,
которые теперь использовали христианство, чтобы установить свое господство,
нужно было втиснуть христианскую жизнь и христианскую идеологию в рамки
андрократии.
С годами христианизация европейских окраин стала очередным оправданием
постулата господства о том, что сильный всегда прав. Это предполагало не
только насильственное обращение в веру тех, кто не придерживался
официального христианства, но и разрушение "языческих" храмов, святилищ и
идолов, закрытие древнегреческих академий, рассадников "ереси". Церковь
столь успешно доказывала "нравственность" права сильного, что вплоть до
эпохи Возрождения в Европе практически не .существовало ни одного
художественного произведения, ни одного научного изыскания, не "освященного"
Церковью. Существующие знания уничтожались так тщательно (включая массовое
сожжение книг), что этот процесс распространился и за пределы Европы, куда
только достигали влияние и власть христианства.
Так, в 391 году по указу Феодосия I теперь уже полностью
андрократизированные христиане сожгли знаменитую александрийскую библиотеку,
одно из последних вместилищ древней мудрости и знаний. При содействии
позднее канонизированного Кирилла (патриарха Александрии) христианские
монахи растерзали Гипатию - замечательного математика, астронома и философа
александрийской школы неоплатоников. Ибо эта женщина, признанная теперь
одним из величайших ученых, была для Кирилла лишь недостойной, которая
осмелилась преподавать мужчинам.
В официальные священные писания включены догмы павлинизма или, как
сейчас выясняется, псевдопавлинизма, трактующие женщин и все, что связано с
ними, как нечто низшее, но столь опасное, что требует постоянного надзора.
Были, однако, и немногие исключения: Климент Александрийский все еще
характеризует Бога как соединение мужского и женского начал и пишет, что имя
"человечество" - общее для мужчин и женщин. Однако в основном предложенная
Иисусом модель человеческих отношений, в которой мужчина и женщина, богатый
и бедный, иноверец и иудей суть одно и то же, была искоренена из идеологии и
практики ортодоксальной христианской Церкви.
Мужчины, стоявшие у власти новой ортодоксальной Церкви, могли во время
обрядов поднимать древнюю Чашу, ставшую теперь чашей Святого Причастия с
символической кровью Христа. Однако фактически снова господствовал Клинок.
От огня и меча Церкви в союзе с правящим классом пали не только "язычники" -
митраисты, иудеи или посвященные в древние таинства Элевсина и Дельф, но и
все христиане, не желавшие принимать их правила. Они все еще заявляли, что
их цель - распространение учения Иисуса о любви. Однако их крестовые походы,
их охота за ведьмами, инквизиция, костры для книг и костры для людей несли
не любовь, но старые андрократические репрессии, разрушения и смерть.
Итак, по иронии истории, революция ненасилия, начатая Иисусом, за
которую Он умер на кресте, закончилась установлением порядка, опирающегося
на силу и страх. Как отмечали историки Уилл и Ариэль Дюраны, исказив и
извратив учение Христа, средневековое христианство оказалось моральным
