Раньше всех весть дошла до нищих на церковной паперти, и, услышав
ее, нищие удовлетворенно захихикали, ибо они знали, что нет даятеля
более щедрого, чем бедняк, которому привалило нежданное счастье.
Кино выловил Жемчужину - самую большую в мире. В городе по
маленьким конторам сидели агенты, скупщики жемчуга. Скупщики сидели
каждый в своей конторе и ждали, когда им принесут жемчужины, и лишь
только продавцы появлялись, они начинали тараторить, торговаться,
кричать и грозить, и это продолжалось до тех пор, пока цена не падала до
такого уровня, ниже которого ловец жемчуга уже не мог пойти. И для
низкой цены был свой предел, и преступать его скупщики не смели, ибо
бывали случаи, что, отчаявшись, человек уходил и жертвовал свои
жемчужины церкви. А когда сделка совершалась, скупщики оставались в
конторе одни, и пальцы их нервно поигрывали жемчужинами, и они жалели,
что эти драгоценности принадлежат не им. Ибо на самом-то деле скупщиков
было немного - скупщик был только один, и он, этот один человек,
рассадил своих агентов по разным конторам, чтобы создать видимость
конкуренции. Поразительная весть проникла и в скупочные конторы, и глаза
у скупщиков сузились, в кончиках пальцев появился легкий зуд, и каждый
скупщик подумал, что не вечно же будет жить их хозяин, придется
кому-нибудь со временем занять его место. И каждый из них представлял
себе, как при наличии некоторого капитала он начнет свое собственное
дело.
Многие вдруг воспылали интересом к Кино - им заинтересовались люди,
занимающиеся торговлей, и люди, чающие подачек и помощи. Кино выловил
Жемчужину - самую большую в мире. Сущность жемчужины смешалась с людской
сущностью, и эта смесь выделила странный, мутный осадок. От каждого
человека вдруг потянулись какие-то нити к жемчужине Кино, и жемчужина
Кино проникла в чужие сны, желания, вожделения, расчеты, планы, замыслы,
мечты о будущем, нужды, страсти, и лишь один человек стоял на пути к их
утолению, и этот человек был Кино. И, как ни странно, все вдруг
почувствовали в нем врага. Поразительная весть подняла со дна города
нечто бесконечно злое и темное; темная муть была как скорпион или как
чувство голода, когда голодного дразнит запах пищи, или как чувство
одиночества у влюбленного, когда его любовь безответна. Ядоносные железы
города начали выделять яд, и город вспухал и тяжело отдувался под его
напором.
Но Кино и Хуана ничего этого не знали. Им, таким счастливым и
взволнованным, казалось, что все радуются их радостью. Хуан Томас и
Аполония радовались, а ведь они оба тоже были частью того мира. Вечером,
когда солнце спряталось за горами Полуострова и опустилось в открытое
море. Кино присел на корточки у себя в хижине рядом с Хуаной. И в
тростниковую хижину набились соседи. Кино держал в руке свою огромную
жемчужину, и она лежала, теплая и живая, у него на ладони. И мелодия
жемчужины, сливалась с Песнью семьи, и обе они звучали еще сладостнее от
этого. Соседи разглядывали жемчужин; лежащую на ладони у Кино, и
дивились - бывают же такие счастливцы на свете!
И Хуан Томас, который сидел на корточках по правую руку от Кино,
ибо он приходился ему братом, сказал:
- Ты богач! Что же ты теперь будешь делать?
Кино ушел взглядом в свою жемчужину, а Хуана опустила ресницы и
прикрыла лицо шалью, чтобы никто не заметил, как она волнуется. И в
мерцающей жемчужине проступило все то, о чем Кино мечтал раньше и от
чего отказался, ибо все это было несбыточно. Он увидел в жемчужине, как
Хуана с Койотито на руках и сам он, Кино, стоят, преклонив колени, у
высокого алтаря и священник венчает их, потому что теперь они смогут
заплатить ему. Он тихо проговорил:
- Мы обвенчаемся... в церкви.
Он увидел в жемчужине, как они будут одеты: на Хуане - шаль, совсем
новая, так что складки у нее еще коробятся, и новая юбка, и Кино
приметил, что из-под длинной юбки Хуаны выглядывают туфли. Все видно в
тепло мерцающей жемчужине) Сам он в новом белом костюме, и шляпа у него
новая - не соломенная, а тонкого черного войлока, и ноги тоже обуты - и
на нем не сандалии, а башмаки со шнуровкой. Но Койотито - вот кто
красавец! Койотито в синем матросском костюмчике из американского
магазина, и на голове у него маленькая капитанская каскетка - Кино
запомнилась такая, когда к ним в город зашел пароход с туристами. Кино
разглядел все это в излучающей свет жемчужине, и он сказал:
- Мы купим новую одежду.
И мелодия жемчужины трубным гласом запела у него в ушах.
А потом на ее нежно-серой поверхности проступили и другие вещи,
которые Кино так хотелось иметь: гарпун взамен того, что он упустил в
море год назад,- новый железный гарпун с кольцом на древке, и (его
мыслям нелегко было совершить такой скачок)... и карабин! А что же? Ведь
он теперь богатый! И Кино увидел Кино в жемчужине - Кино, который держал
в руках винчестер. Мечты, безудержные мечты! Но как приятно так
помечтать! Его губы нерешительно выговорили это слово.
- Карабин,- сказал он.- Может быть, я куплю карабин.
И карабин опрокинул все барьеры. Казалось бы, это немыслимо, но
стоило ему подумать о покупке карабина, как горизонт распахнулся перед
ним, и он устремился дальше. Ибо сказано, что человек никогда не
удовлетворяется достигнутым: дайте ему желаемое, и он попросит
что-нибудь еще. Да! Сказано - в умаление человеку, тогда как это один из
самых замечательных его талантов, это талант, который возносит человека
над животными, довольствующимися тем, что у них есть.
Соседи, толпившиеся в хижине, молча закивали в ответ на эти
безудержные мечты. Но сзади кто-то прошептал: "Карабин. Он купит
карабин".
Мелодия жемчужины торжествующим звоном стояла в ушах Кино. Хуана
подняла голову и широко открытыми глазами посмотрела на Кино, дивясь его
отваге, дивясь силе его мечты. А он, раздвинувший перед собой горизонты,
был теперь словно провод под током. В жемчужине ему виделся Койотито,
сидевший за маленькой партой, точь-в-точь такой, какую он увидел
однажды, заглянув в открытую дверь школы. Койотито был в курточке, а
сверху на курточку был выпущен белый воротничок, подвязанный широким
шелковым галстуком. Мало того! Койотито писал на большом листе бумаги.
Кино свирепо посмотрел на своих соседей.
- Мой сын пойдет в школу,- сказал он, и соседи притихли.
Хуана громко передохнула. Глаза Хуаны, не отрывавшиеся от лица
Кино, заблестели, и потом, словно проверяя, возможно ли такое чудо, она
быстро перевела взгляд на Койотито, который лежал у нее на руках.
Лицо у Кино пророчески светилось.
- Мой сын будет листать и читать книги, и мой сын научится писать и
понимать по писаному. И мой сын выучит цифры, и тогда мы станем
свободными людьми, потому что он будет все знать, а от него и мы все
узнаем.
И Кино увидел в жемчужине, как он сам и Хуана сидят на корточках
перед маленьким костром в тростниковой хижине, а Койотито читает им по
большой книге.
- Вот что нам даст эта жемчужина,- сказал Кино.
Он ни разу в жизни не произносил столько слов подряд, и ему стало
страшно своей многоречивости. Его пальцы сомкнулись над жемчужиной и
погасили ее. Кино стало страшно, как бывает страшно человеку, когда он
скажет; "Так будет",-не зная, что его ждет впереди.
И соседи поняли, что у них на глазах свершилось великое чудо. Они
поняли, что тот день, когда Кино нашел жемчужину, положит для них начало
новому летосчисленпю и что толки об этом дне не затихнут долгие годы.
Если все, о чем говорил Кино, исполнится, они станут рассказывать, какой
он тогда был, и что он сказал, и как блестели у него глаза, и в конце
своего рассказа добавят: "Кино словно преобразился. Великая сила вошла в
него, и с этого все и началось. Видите, чем он стал теперь! И все это
произошло у меня на глазах!"
А если замыслы Кино пойдут прахом, те же самые соседи будут
рассказывать так: "С этого все и началось. Безумие охватило его, и он
говорил безумные слова. Да хранит нас господь от такой беды! Господь
покарал Кино, ибо он взбунтовался против нашей жизни. Видите, что с ним
стало! И я сам был при том, как разум покинул его".
Кино взглянул на свою сжатую в кулак руку и увидел запекшуюся кровь
и кожу, стянувшуюся на суставах, разбитых о докторскую калитку.
Сумерки сгущались. Хуана перехватила шаль пониже, пристроила туда
ребенка, так чтобы он лежал у ее бедра, подошла к ямке для костра и
откопала уголек в золе и стала раздувать его, подкладывая сверху
сломанные сухие ветки. Отсветы огненных язычков заплясали по лицам
соседей. Соседи знали, что давно пора ужинать, но им не хотелось
уходить.
Стало совсем темно, и отблески костра дотянулись до тростниковых
стен, когда у входа в хижину возник шепот, и слова, сказанные там,
шепотом же передавались из уст в уста.
- Отец идет... идет священник.
Мужчины обнажили головы и попятились от двери, а женщины покрыли
шалями лица и опустили глаза. Кино и его брат Хуан Томас встали. В
хижину вошел священник - седой, стареющий человек со старчески дряблым
лицом и по-молодому острым взглядом. "Дети" - называл он этих людей и,
как с детьми, обращался с ними.
- Кино,- мягко начал он,- ты получил имя в честь великого мужа -
великого отца церкви.- Это прозвучало как благословение.- Твой
покровитель покорил пустыню и смягчил сердца твоих соплеменников.
Известно ли тебе это? Так написано в книгах.
Кино быстро взглянул на головку Койотито, прижавшуюся к бедру
Хуаны. Настанет день, подумал он. когда этот мальчик будет знать, что
написано в книгах и чего там нет. Мелодия жемчужины умолкла, а вместо
нее Кино услышал ту, другую - утреннюю. Медленной, тонкой струйкой
зазвенел напев зла, вражеский напев, но он был еще слабый, еще
отдаленный. И Кино оглядел своих соседей, стараясь угадать, с кем из них
проникла сюда эта песнь.
Священник заговорил снова:
- Мне сказали, что ты нашел сокровище- огромную жемчужину.
Кино разжал руку и протянул ее на свет, и священник чуть слышно
ахнул, пораженный величиной и прелестью жемчужины. И он сказал:
- Я надеюсь, сын мой, что ты не забудешь возблагодарить Того, кто
даровал тебе такое счастье, и испросишь его водительства на будущее.
Кино молча кивнул, и вместо него тихо ответила Хуана:
- Мы не забудем, отец. И теперь мы обвенчаемся. Так сказал Кино.
Она обвела соседей взглядом, ища подтверждения своим словам, и они
торжественно склонили головы.
Священник сказал:
- Приятно знать, что ваши первые мысли - мысли благочестивые. Да
хранит вас господь, дети мои.- Он повернулся и не спеша пошел к выходу,
и люди расступились перед ним.
Но пальцы Кино снова сомкнулись вокруг жемчужины, и он
подозрительно посмотрел по сторонам, потому что недобрая песнь снова
зазвучала у него в ушах, зазвучала пронзительно, приглушая мелодию
жемчужины.
Соседи один за другим разошлись по своим хижинам, и Хуана присела у
костра и поставила на маленький огонь глиняный горшок с фасолью. Кино
подошел к двери и выглянул наружу. Как и всегда, до него донесся запах
дыма от костров, и он увидел затуманенные звезды и, почувствовав
вечернюю сырость, прикрыл ноздри краем одеяла. Тощая собака опять
подбежала к нему и приветственно затрепыхалась всем телом, точно флаг на
ветру, но Кино обратил к ней взгляд и не увидел ее. Он прорвался сквозь
кольцо горизонта в холодную пустоту. Он чувствовал себя одиноким,
