водолазный камень, корзинку и веревки на песок. Потом свернул вдвое
одеяло и бросил его на нос лодки.
Хуана опустила Койотито на одеяло и прикрыла шалью, чтобы уберечь
от палящего солнца. Койотито молчал, не плакал, но отек поднимался у
него с плеча на шею и за ухо, лицо было опухшее, щеки горели. Хуана
сошла в воду. Она собрала со дна бурых водорослей, сделала из них
плоскую лепешку и приложила ее к отечному плечу мальчика, и это средство
было ничем не хуже, а то и лучше тех, которые мог посоветовать доктор.
Средству этому не хватало только одного - докторского авторитета, потому
что оно было совсем бесхитростное и ничего не стоило. Желудочные колики
не появились у Койотито. Вероятно, Хуана успела вовремя высосать яд из
ранки, но высосать вместе с ядом собственную тревогу за их первенца ей
не удалось. В ее молитвах не было прямой просьбы о выздоровлении ребенка
- она молила о том, чтобы Кино нашел жемчужину, которой они могли бы
расплатиться с доктором за лечение Койотито, ибо ход мыслей у людей,
живущих около Залива, так же зыбок, как мираж, что встает над ним.
Кино и Хуана протащили лодку по песку к Заливу, и, когда она
всплыла, Хуана села в нее, а Кино пошел рядом, подталкивая корму до тех
пор, пока лодка не скользнула по воде всем корпусом, чуть подрагивая на
прибрежной волне. Тогда они дружно опустили двусторонние весла, и лодка
с шипением рванулась вперед, покрывая морщинками морскую гладь. Другие
ловцы жемчуга уже давно вышли в море. Через несколько минут Кино увидел
их сквозь дымку, стоявшую над тем местом, где была жемчужная банка.
Солнечный свет проникал сквозь воду до самой банки, и там, на
каменистом дне, усеянном разломанными открытыми раковинами, лежали
фестончатые жемчужницы. Это была та самая банка, которая в прошлые века
вознесла короля Испании на первое место в Европе, банка, которая давала
ему деньги на ведение войн и одела богатыми ризами не одну церковь за
упокой его души. Серые жемчужницы с похожими на юбку фестончиками по
краям, облепленные рачками и маленькими крабами, оплетенные нитями
водорослей жемчужницы. Случайности подстерегают жемчужницу ежеминутно -
крохотная песчинка может попасть в складки мантии и вызвать там
раздражение, и тогда мякоть, защищаясь от песчинки, будет обволакивать
ее ровным слоем перламутрового вещества. И, раз начав, мякоть не
перестанет обволакивать инородное тело до тех пор, пока его не выбросит
оттуда волной или пока не погибнет сама жемчужница. Из века в век люди
ныряли под воду и собирали жемчужницы с банок и вскрывали их створки в
поисках песчинок, одетых слоем перламутрового вещества. Рыбы косяками
держались поблизости от этих мест, поблизости от раковин, брошенных
ловцами жемчуга, и выедали мякоть, заключенную под блестящей гладью их
створок. Но зарождение жемчуга - дело случая, такая находка - редкое
счастье, легкое похлопывание по плечу, которым удостаивает человека бог,
или боги, или все они вместе.
У Кино было две веревки: одна - привязанная к камню, другая - к
корзинке. Он сиял с себя рубашку и брюки и положил шляпу на дно лодки.
Вода была гладкая, словно подернутая маслом. В одну руку он взял камень,
в другую - корзинку и скользнул через борт ногами вперед, и камень увлек
его на дно. Пузырьки воздуха вскипели над ним и рассеялись, и толща воды
прояснилась. Наверху, сквозь ее волнистую зеркальную чистоту, он увидел
днища лодок, скользивших по ней.
Кино двигался осторожно, чтобы не замутить воду илом и песком. Он
продел правую ступню под веревку, которой был обвязан камень, и его руки
заработали быстро, срывая жемчужницы с их ложа то по одной, то сразу по
нескольку штук. Он клал их в корзинку. В некоторых местах раковины
сидели так тесно одна к другой, что отставали сразу целыми сростками.
Народ Кино пел обо всем, что с ним случалось, обо всем, что
существовало в мире. Он сложил песни рыбам, разгневанному морю и тихому
морю, свету и тьме, луне и солнцу, и песни эти таились в глубине
сознания Кино и его народа все до единой, даже забытые. И сейчас, когда
Кино наполнял свою корзинку раковинами, в нем зазвучала песнь, и ритмом
этой песни было его гулко стучащее сердце, которому подавало кислород
дыхание, задержанное в груди, а мелодией песни были стайки рыб - они то
соберутся облачком, то снова исчезнут,- и серо-зеленая вода, и кишащая в
ней мелкая живность. Но в глубине этой песни, в самой ее сердцевине,
подголоском звучала другая, еле слышная и все же неугасимая, тайная,
нежная, настойчивая и временами прячущаяся за основной голос. Это была
Песнь в честь Жемчужины, в честь Той, что вдруг найдется, ибо жемчужину
могла подарить любая раковина, брошенная в корзинку. Удача и
неудача-дело случая, и удача-это когда боги на твоей стороне. И Кино
знал, что в лодке, там, наверху, его жена Хуана творит чудо молитвы, и
лицо у нее застывшее, мускулы напряжены - она готова взять удачу силой,
вырвать ее из рук у богов, ибо удача нужна ей, чтобы отек на плече у
Койотито опал и не распространялся дальше. И так как нужда в удаче была
велика и жажда удачи была велика, тоненькая тайная мелодия жемчужины -
Той, что вдруг найдется,- звучала громче в это утро. Она ясно и нежно,
целыми фразами вплеталась в Песнь подводного мира.
Гордость, молодость и сила позволяли Кино без всякого напряжения
оставаться под водой больше двух минут, и он работал не спеша, выбирая
самые крупные раковины. Потревоженные моллюски лежали с плотно
сомкнутыми створками. Чуть правее от Кино громоздились камни, сплошь
покрытые жемчужницами, но молодыми, еще негодными. Кино поплыл к камням,
и там, под небольшим выступом, он увидел очень большую раковину, которая
лежала одна, без своих сородичей. Створки у этой древней жемчужницы были
приоткрыты, потому что ее охранял каменный выступ. И между похожими на
губы кожными складками что-то блеснуло призрачным блеском - блеснуло и
тут же исчезло, потому что створки раковины захлопнулись. Сердце у Кино
забилось тугими толчками, и в ушах у него пронзительно запела мелодия
Той, что вдруг найдется. Медленным движением он оторвал раковину от ее
ложа и крепко прижал к груди. Он высвободил ногу из веревки,
опоясывающей камень, и его тело поднялось на поверхность, черные волосы
сверкнули на солнце. Он протянул руку через борт и положил раковину на
дно лодки.
Хуана откинулась к правому борту, выравнивая лодку, пока он влезал
в нее. Глаза у него горели, но, подчиняясь требованиям приличий, он
вытянул из воды сначала камень, потом корзинку с раковинами. Хуана
почувствовала его волнение и отвела взгляд в сторону. Не годится слишком
сильно желать чего-нибудь. Иной раз это гонит удачу прочь. Желай, но не
очень настойчиво, и будь деликатен по отношению к богу или богам. Хуана
перестала дышать. Не спеша Кино открыл свой короткий острый нож. Он в
раздумье посмотрел на корзинку. Может быть, лучше вскрыть ту раковину
последней? Он вынул из корзинки маленькую жемчужницу, перерезал ей
замыкательный мускул, ощупал пальцем складки мантии и бросил жемчужницу
за борт. И тут он словно впервые увидел большую раковину. Он опустился
на корточки, взял ее в руки и осмотрел со всех сторон. Бороздки раковины
поблескивали на свету, переходя из черного цвета в коричневый, и на ней
сидели только два-три маленьких рачка. Кино не решался открыть се. То,
что он видел, могло быть просто отсветом, случайно приставшим
перламутровым осколком, а то и чистой игрой воображения. В этом Заливе с
его неверным светом иллюзий больше, чем реальностей.
Но взгляд Хуаны не отрывался от Кино. Хуана не могла больше ждать.
Она коснулась ладонью головы Койотито, прикрытой шалью.
- Открой,- чуть слышно проговорила она.
Кино ловким движением всунул нож между створок раковины. Он
почувствовал, как напрягся у моллюска мускул. Он повел черенок ножа
книзу, действуя им, как рычагом; замыкательный мускул, стягивающий обе
створки, лопнул, и верхняя створка отскочила прочь. Похожий на губы
моллюск съежился и тут же обмяк. Кино приподнял кожную складку, и там
лежала она - огромная жемчужина, не уступающая в совершенстве самой
луне. Она вбирала в себя свет и словно очищала его и отдавала обратно
серебристым излучением. Она была большая - с яйцо морской чайки. Она
была самая большая в мире.
У Хуаны перехватило дыхание, и она чуть застонала. А в ушах у Кино
звенела тайная музыка Той, что вдруг найдется, звенела чистая,
прекрасная, теплая и сладостная, сияющая и полная торжества. И в глубине
огромной жемчужины проступали его мечты, его сновидения. Он отделил ее
от умирающего моллюска, и положил на ладонь, и покатал на ладони, и
увидел, что она совершенна по форме. Хуана подвинулась к нему, не сводя
глаз с жемчужины, лежащей в его руке. Это была та самая рука, которую он
разбил о калитку в ограде докторского дома, и рассеченная кожа на се
суставах посерела от соленой морской воды.
И Хуана бессознательно потянулась к Койотито, спавшему на отцовском
одеяле. Она сняла примочку из водорослей и посмотрела на его плечо.
- Кино! - пронзительно крикнула Хуана.
Он отвел глаза от своей жемчужины и увидел, что отек у сына
спадает, что его тельце побороло яд. И тогда пальцы Кино сомкнулись над
жемчужиной, и он не совладал с собой. Он запрокинул голову и протяжно
взвыл. Глаза у него закатились под лоб, из горла вырвался крик, тело по-
вело судорогой.
Люди на других лодках испуганно оглянулись и тут же ударили веслами
и наперегонки понеслись к лодке Хуаны и Кино.
-==Ill==-
Каждый город схож с живым организмом. У каждого города есть нервная
система, голова, плечи, ноги. Города разнятся один от другого, двух
одинаковых не бывает. И эмоциональная жизнь их идет полным ходом. Каким
образом вести распространяются по городу - это загадка, разрешить
которую нелегко. Вести летят быстрее, чем мальчишки могут сорваться с
места и побежать раззванивать их; быстрее, чем женщины могут обменяться
ими, переговариваясь через ограду.
Не успели Кино с Хуаной и с другими ловцами жемчуга подойти к
тростниковым хижинам, как нервы города напряглись и завибрировали,
принимая поразительную весть: Кино выловил Жемчужину - самую большую в
мире. Не успели мальчишки, еле переводя дух, выговорить эти слова, как
их матери уже все узнали. Поразительная весть пролетела мимо
тростниковых хижин и пенящейся волной обрушилась на город с каменными
кирпичными домами. Она докатилась до священника, гуляющего по своему
саду, поселила задумчивость в его очах и напомнила ему, что церковь
нуждается в ремонте. Священник прикинул, сколько может стоить такая
жемчужина, и стал припоминать - крестил ли он младенца Кино, венчал ли
Кино с женой? Весть пришла к хозяевам магазинов, и они поглядывали на
залежавшуюся на полках мужскую одежду.
Весть пришла и к доктору, в то время как на приеме у него сидела
женщина, которую мучили не болезни, а старость, хотя ни она сама, ни
доктор не хотели признать это. И когда выяснилось, кто такой Кино,
доктор принял вид строгий, но доступный.
- Его ребенок - мой пациент,- сказал доктор. Я лечу его от укуса
скорпиона.
И он закатил заплывшие жиром глаза и вспомнил Париж. Комната,
которую он снимал в Париже, представилась ему роскошной, его скуластая
сожительница - прелестной, доброй девушкой, хотя про нее нельзя было
сказать ни того, ни другого, ни третьего. Доктор устремил взгляд куда-то
в пространство, мимо своей пожилой пациентки, и увидел себя в парижском
ресторане, и гарсон откупоривал ему бутылку вина.
